Победоносная Ливонская война 1+2 (сборник)

Форум » Таймлайны - База Данных » Победоносная Ливонская война 1+2 (сборник) » Ответить

Победоносная Ливонская война 1+2 (сборник)

Леший: » Победоносная Ливонская война 1+2 (сборник)

Ответов - 167, стр: 1 2 3 4 5 All

Леший: На старом форуме была как-то подобная тема. Вот, решил воскресить. Предисловие В мае 1558 года Россия в отместку за обстрел ливонцами во время перемирия Ивангорода возобновила боевые действия против Ливонии. Наступление русских воск проходило весьма успешно. За весну-лето 1558 года без серьезного сопротивления были захвачены Ругодив (Нарва), Юрьев (Дерпт) и еще около 20 городов северо-восточной Ливонии, в результате чего Орден находился на грани краха. Ливонское рыцарство уже давно утратило боевой дух, предпочитая мирские удовольствия тяготам военного дела. Состоящие из наемников гарнизоны крепостей тоже не проявляли стойкости и часто бросали вверенные им укрепления при появлении только слухов о приближении “московита”. Казалось победа так близка. Татарский набег в январе 1558 года был успешно отражен. Священная Римская империя германской нации, “имперским леном” которой официально числилась Ливония, хотя и кипела страстями, но дальше разговоров и, в лучшем случае, субсидий дело не заходило. Швеция, после нанесенного ей русскими поражения в войне 1554-1557 годов, вступать в новый конфликт с Москвой не стремилась, и даже помогала бороться с ревельскими каперами. Даже польский король Сигизмунд II Август, менее всего заинтересованный в захвате русскими Прибалтики, на тот момент не горел желанием заступаться за Ливонию и тем более воевать из-за нее с Россией. Русским войскам оставалось сделать последний натиск, который окончательно сокрушил бы Орден, и отдал бы во власть Москвы крупный кусок побережья Балтийского моря. Но в самый разгар успехов русское наступление было резко остановлено (не был даже занят брошенный орденским гарнизоном Белокаменск-Вайсенштейн). И дальнейшие действия русской армии в 1558 году ограничивались простыми набегами вглубь ливонской территории. В результате, воспользовавшись представленной передышкой, ливонцы набрали новую армию и перешли в контрнаступление. И хотя оно закончилось для них крайне неудачно, но они выиграли главное – время. В результате этого России, впоследствии, пришлось сражаться не только против Ливонии, но и Польско-Литовского государства, Швеции, Крыма, Турции и даже Трансильвании, что привело к затягиванию войны на четверть века и потери русскими Прибалтики, вопрос о принадлежности которой удалось решить в благожелательном для России ключе только спустя столетие. Причины этого “стоп-приказа” - группе сторонников переориентации русской экспансии на юг (А. Адашев, Сильвестр, Д. Курлятеев) удалось уговорить царя “еже бы не ходить бранию” и вновь повернуть против Крыма. Для чего и понадобилось останавливать русские войска в Ливонии. Как писал Б. Флоря: “Однако с января 1558 года наступление на Крым с нескольких направлений возобновилось с еще большим размахом... . Этими соображениями определялся избранный русским правительством метод действий: с одной стороны, следовало предпринимать военные походы в Ливонию, чтобы заставить магистра явиться в Москву, с другой стороны, следовало все время демонстрировать свою готовность к мирным переговорам, чтобы ливонские власти искали решения своих проблем именно в Москве. Поэтому военные действия в Ливонии, возобновившиеся весной 1558 г., неоднократно прерывались, а воеводы русских полков направляли ливонским властям грамоты с предложением прислать в Москву послов для заключения мира”. Результаты подобной политики А. Адашева оказались крайне печальны – и Крым не удалось завоевать и в Ливонии упустили благоприятный момент. А ведь не пойди Иван IV на поводу своих советников, отложи идею удара по Крыму хотя бы до завершения Ливонской компании, русская история могла бы коренным образом изменить свой ход. Продолжи в 1558 году русские войска свое наступление, Орден был бы гарантировано сокрушен, что: Во-первых, завершало бы конфликт еще до того, как соседние государства “раскачаются” для вмешательства, что позволит России избежать долгой войны, имевшей для страны столь катастрофические последствия. Что, в свою очередь, даст возможность лучше организовать оборону южных рубежей, тем самым снизив колличество татарских набегов и получив возможность более интенсивно осваивать южные земли. Во-вторых, отдавало в русские руки порты на Балтике, что позволяло вести прямую, без посредников, торговлю с европейскими странами, приводя к тому, что, торговая прибыль оседала бы в кошельках русских, а не шведских, ливонских или польских купцов, а торговые пошлины шли бы в русскую, а не шведскую или польскую казну. И уже в XVI в. Россия вновь имела бы свои торговый и военный флоты, что в перспективе открывает совершенно новые возможности для русской торговли и экспансии. В-третьих, наличие возможности “прямого торга” с европейскими странами делает русское правительство менее заинтересованным в английской торговле, что со временем гарантировано приведет к отмене привилегий английских купцов, что, в свою очередь, с одной стороны значительно пополнит русскую казну – по данным Н. Карамзина, на сумму около 30 тыс. фунтов стерлингов в год (для сравнения - в середине XVII в. англичанин имевший состояние в 40 (сорок!) фунтов фунтов стерлингов считался уже богачом и удостаивался рыцарского звания), а с другой стороны это может привести к сокращению вывоза в Англию русских товаров, что не самым благоприятным образом отразится на английском флоте, в следствии чего итоги его столкновения с испанским флотом могут быть иными. В-четвертых, в сложившейся ситуации совершенно иную судьбу может иметь сватовство Ивана IV к сестре польского короля. В реальной истории, после кончины летом 1560 г. своей жены Анастасии, царь просил руки Екатерины Ягеллон. Сам Сигизмунд II был не против этого брака, но, к сожалению, стороны не сошлись в цене (в основном из-за Ливонии) и планируемый брачный союз не состоялся. Но тут, скорее всего, будет иначе и Екатерина станет женой Ивана IV. Соответственно, это сильно повысит шансы русского царя на выборах короля Речи Посполитой после смерти Сигизмунда II в 1572 г., что делает вполне реальной популярную в те времена идею объединения России, Польши и Литвы в единое славянское государство... Итак, как это было бы: Часть I Дан приказ ему - на запад В начале марта 1558 г. состоялось экстренное заседание ливонского ландага в Кеси (Вендене), на котором после долгих и яростных споров, под угрозой нового русского вторжения, было принято решение собрать требуемые русским царем 60 тыс. марок “юрьевской дани”. Но в том же месяце произошло событие в корне изменившее ход дальнейших событий. Нарвский фогт Эрнст фон Шленненберг приказал обстрелять русскую крепость Ивангород. Взбешенный этим вероломством Иван IV принял решение о возобновлении войны с Ливонией, добавив к своим условиям еще и требование уступки Ругодива (Нарвы). В апреле 1558 г. стоявший в Изборске отряд князя Темкина вторгся в окрестности города Валка, где разбив ливонский отряд захватил четыре пушки, сжег имения и села вокруг города, а затем вернулся в Изборск. Примерно в это же время ивангородцы подвергли Ругодив массированному артиллерийскому огню, из-за которого 11 мая 1558 г. в городе вспыхнул сильный пожар. Воспользовавшись оказией русские пошли на штурм и после короткого боя овладели городом, гарнизон которого запершись в цитадели сдался на следующий день выговорив себе право свободного выхода. После чего 1,5-тысячный русский отряд во главе с Алексеем Басмановым, выступив из захваченного Ругодива, 25 мая осадил Сыренск (Нейшлот), который сдался 6 июня. Комендант крепости был отпущен “с немногими людьми”, без оружия. Жители города и уезда признали себя подданными русского русского царя. Видя судьбу Сыренска, соседний город Ракобор (Везенберг) сдался добровольно, присягнув Ивану IV. Тем временем, в конце мая 1558 г. закончилось сосредоточение в Пскове 40-тысячной русской армии во главе с князем Петром Шуйским, которая 6 июня 1558 г. осадила Новгородок (Нейгаузен), защищаемый гарнизоном из двухсот человек под командованием Укскиля фон Паденорма. Несмотря на малочисленность, защитники Новгородка стойко сопротивлялись почти месяц, пока 30 июня 1558 г. не были вынуждены сдаться. В это же время, 8-тысячный отряд магистра ордена Вильгельма Фюрстенберга и Германа Вейланда, епископа дерптского, стояли возле города Киремпе, в 30 верстах от Новгородка, однако так и не пришли на помощь, не решаясь напасть на русское войско. Узнав о падении крепости, они подожгли свой лагерь и поспешили отступить: магистр к Валке, епископ в Юрьев (Дерпт). Но организованная Шуйским погоня настигла магистра у Валки, где был уничтожен арьергард орденской армии, захвачен обоз и взят в плен динабургский комтур Готхард Кетлер (в реальной истории в битве при Валке под ним убило лошадь и он сам чудом избежал пленения). Доставленный к царю, на допросе он сообщил важную новость о том, что Орден отнюдь не собирается сдаваться Москве, а вместо этого начаты переговоры с Литвой о переходе Ливонии под протекторат Великого княжества. Полученная информация заставила русское командование пересмотреть свои дальнейшие планы, поскольку из полученной информации стало ясно что одной демонстрацией силы, как до этого рассчитывали, не обойтись. Развертывание войск против Крыма было приостановлено, и в Ливонию были посланы подкрепления с наказом усилить натиск на Орден, в котором в это время произошли важные изменения. После поражения под Валкой капитул Ордена пришел к выводу о неспособности магистра Фюрстенберга к дальнейшему руководству и принял решение назначить ему коадъютора (заместителя), на должность которого был выбран ландмаршал Филипп Белль, что, в свою очередь, привело к срыву переговоров между Ливонией и Литвой, поскольку Белль был яростным противником подобного соглашения. 11 июля 1558 г. русские войска, заняв Костер и Курславль, окружили Юрьев. Поначалу жители отбили первый штурм, но вскоре среди них начались раздоры (включая межрелигиозные) и в этих условиях, не видя смысла в дальнейшем сопротивлении, 18 июля 1558 г. город капитулировал, что вызвало панику по всей Ливонии. Многие гарнизоны покинули свои замки без боя, только при появлении слухов о приближении русских. Используя сложившуюся ситуацию П. Шуйский разделил свое войско на три отряда. Северный отряд (3 тыс. чел.) во главе с Василием Серебрянным двинулся на север, где заняв брошенный ливонским гарнизоном Белокаменск (Вайсенштейн) и оставив в нем русский гарнизон, повернул на юг, имея задачей отрезать Вильян от приморской крепости Гапсаль. Основной отряд (25 тыс. чел.) во главе с самим Шуйским двинулся напрямую к Вильяну. А южный отряд (12 тыс. чел.) возглавляемый Андреем Курбским направился к Тарвасу (Тарваст), на пути к которому 2 августа 1558 года его, расположившуюся на отдых неподалеку от Эрмеса, рать внезапно атаковал 2-тысячный ливонский отряд во главе с ландмаршалом Гаспаром фон Мюнстером. Но эффект внезапности не смог компенсировать превалирующую численность русских, в результате ливонцы были разгромлены, а сам Мюнстер попал в плен. Одновременно с этим, пришли известия, что прикрывавший южный фланг русской армии изборский отряд захватил Алист (Мариенбург) и устремился на юг, в сторону Западной Двины. Узнав о разгроме под Эрмесом и падении Алиста находившийся в Тарвасе, где он набирал новую армию, магистр Фюрстенберг приказал собранным отрядам, под командованием коадъютора Филиппа Белля, срочно отступать к Владимирцу (Вольмару), а сам отправился в Вильян, откуда планировал эвакуировать орденскую казну и артиллерию в Гапсаль. Но из этих планов ничего не вышло. Князь Серебрянный успел таки отрезать город от побережья, в результате Фюрстенберг оказался заперт с небольшим (300 чел.) отрядом в Вильяне, осадив который, армия Шуйского подвергла его трехнедельному непрерывному орудийному обстрелу, в следствии чего 30 августа 1558 г. оборонявшие город наемные солдаты, не смотря на уговоры Фюрстенберга, сдали город русским. Падение Вильяна и пленение магистра Фюрстенберга фактически уничтожило единое Ливонское государство, которое стало разваливаться прямо на глазах. Почин положил эзель-викский епископ, который после падения Вильяна вступил в переговоры с Данией о продаже ей земель своего епископства. Отпала и Колывань (Ревель), чьи городские окрестности уже разоряли русские отряды Алексея Басманова, и магистрат которой обратился с просьбой о помощи к Швеции. На юге положение Ливонии было не лучше. 11 августа 1558 г. Русские войска захватили Невгин (Динабург). Рижский архиепископ Вильгельм после пленения Фюрстенберга фактически отложился от Ордена, отказавшись признать избрание новым магистром Филиппа Белля, который пытался собрать воедино силы Ордена, но был разбит под Владимирцем Андреем Курбским, который после занятия Тарваса, преследовал отходящие на юг орденские силы. Но от окончательного разгрома Орден спасло дальнейшее поведение Курбского - разбив ливонцев он однако не стал продолжать преследование и захватывать готовую было сдаться Кесь, а заняв Владимирец, остановил войска. И это была не единственная возникшая странность в поведении русских войск. Так, воевавший в Эстляндии Басманов, не смотря на свои многочисленные просьбы, так и не получил подкрепления своему отряду, с получением которого он мог бы в это время легко захватить Колывань (на тот момент не имевшую серьезных укреплений). В результате чего ему пришлось, укрепившись в Ракоборе, перейти к обороне ограничив свою деятельность набегами на незанятую русскими территорию. Впрочем, с наступлением осени русское наступление стало выдыхаться, поскольку русским командованием были получены сведения о готовящемся крымском походе на русские окраины, из-за чего подготовленный военный резерв был направлен на южную границу, перекрыть путь татарам. Поэтому, после захвата Вильяна Шуйский прекратил активные боевые действия и только отряд князя Серебрянного, заняв Пернов, направился на север, с намерением овладеть Гапсалью. Но встретившись с превосходящими силами эзельского епископа был вынужден повернуть назад. Но ожидаемое нападение татар не состоялось, и осенью 1558 г. Иван IV стал готовить новый, зимний поход на Ливонию. Сложившаяся обстановка явно указывала как первоочередную задачу захват южной части Ливонии, поскольку в Эстляндии, после того, как шведский и датский короли отказали Колывани и епископству Эзель-Вик в помощи против русских, предоставленные сами себе земли могли и подождать. Зато, несколько больше проблем доставляло Польско-Литовское государство. Многие поляки кипели возмущением и требовали немедленно начать войну против “московитов”. Но наталкивались на жесткое сопротивление как внутри Польши (где было немало немало противников войны с Россией), так и в Великом княжестве Литовском, где местная знать хорошо знала, что поляки будут воевать с Россией “до последнего литвинского солдата”, и потому не горела желанием ссорится с русскими, в чем их поддерживал и король Сигизмунд II, тоже не желавший развязывать конфликт. Но, с другой стороны, тех же литовских землевладельцев привлекала возможность установления своего контроля над Ригой – портом, через который шел основной товарооборот Великого княжества Литовского с европейскими странами. И это тоже надо было учитывать. Поэтому в начале декабря 1558 г., захватив Влех (Мариенгаузен), 60-тысячное русское войско тремя колонами устремилась в сторону Западной Двины. Первая колонна (25 тыс. чел.), на которую возлагалась задача главного удара, под командованием А. Курбского выступила из Владимирца, имея целью захват Кеси и продвижение к устью Западной Двины. Средняя колонна (19 тыс. чел.), под командованием Василия Серебрянного, двигалась по направлению к Риге. И разгромив 17 декабря 1558 г. в районе города Тирзен войско рижского архиепископа, Серебрянный беспрепятственно дошел до самой Риги, где простояв три дня и спалив в устье реки рижский флот, но не имея тяжелой артиллерии и не дождавшись подхода войска Андрея Курбского, застрявшего под Кесью, повернул назад. Третья колонна (15 тыс. чел.), под командованием Ивана Шереметьева, в начале направилась на юг заняв Лужу (Лудзен) и Режицу, соединилась в Невгине с изборским отрядом, после чего захватив Герсик (Крейцбург), вынуждено изменила свой маршрут, и вместо запланированного движения на Ригу, повернула в сторону Кеси, на помощь осаждавшему орденскую столицу Курбскому. Поторапливаемые приказами из Москвы русские войска спешили, и к этому были вполне объективные причины. Еще в феврале 1558 г. для возобновления переговоров в Литву был послан Роман Олферьев, который должен был поднять вопрос о заключении “вечного мира” между Россией и Великим княжеством, на условиях “как меж государей ныне пописаны перемирные”, означавшие, что русское правительство в обмен на мир готово на неопределенно долгий срок отказаться от претензий на “государевы отчины” - земли Малой, Белой и Червонной Руси. Русская инициатива встретила в Литве, которая только что пострадала от крымского набега, самый благоприятный отклик. Предложения Москвы горячо поддержали такие влиятельные магнаты как Константин Острожский и Стефан Збаражский, предложившие не только заключить мир, но и расширить его до военного союза, с целью поддержки русским планам покорения Крыма. Но спустя год ситуация, в связи с состоявшимся литовско-турецким мирным соглашением, резко изменилась и прибывшее в марте 1559 года в Москву посольство Великого княжества Литовского неожиданно жестко отклонили не только русские условия “вечного мира”, но и русский проект антитурецкого союза. Вместо этого, во время начавшихся переговоров, послы не особенно стесняясь намекнули русским, что было бы неплохо, ради установления добрососедских отношений, поступиться в пользу Вильно частью Ливонии. Понятное дело, что подобный поворот не очень устраивал русское правительство, но и ссорится в Великим княжеством Литовским никто не хотел, поэтому послам не стали давать отказ в их притязаниях, но предложили провести раздел земель по принципу: кто чем владеет. Проще говоря, русские предложили литвинам самим захватить интересующие их земли у Ордена. Нельзя сказать, что подобный поворот дела очень уж устроил литвинов. Их претензии, традиционно, распространялись не только на Ливонию, но и на Смоленск и Северские земли. На что русские в ответ, также традиционно, требовали Полоцк, Витебск, Гомель и Киев. В конце концов в Великом княжестве Литовском были вынуждены согласиться с русскими предложениями и весной 1559 г. великий гетман Великого княжества Литовского Николай Радзивилл “Рыжий” и польный гетман Григорий Ходкевич, собрав 2,5 тыс. солдат, двинулись к Риге, занимая ливонские замки по левобережью Западной Двины, но были вынуждены задержаться под Куконосом (Кокенгузен), гарнизон которого во главе с коадъютором рижского архиепископа Кристофом Мекленбургским оказал им серьезное сопротивление, остановив дальнейшее движение литвинов. Поняв, что столь малыми силами с Ливонией не справиться Сигизмунд II Август объявил сбор войска, но тут проявились недостатки в военной организации Великого княжества Литовского. Как и в России, в Литве главной военной силой было шляхетское ополчение. Существовали государственные акты, подобные соответствующим русским законам, которые устанавливали, сколько воинов следует выставит с определенного количества хозяйств “дымов” и какие наказания ожидают тех, кто не явится на службу. Однако с расширением прав и привилегий знати, изменением его образа жизни все эти установления перестали строго соблюдаться. Превратившись, подобно ленникам Ливонского ордена, в сельских хозяев, которым вывоз хлеба в страны Западной Европы обеспечивал сравнительно высокий уровень жизни, литовские шляхтичи вовсю старались уклониться от тяжелой и опасной военной службы, а выборные представители дворянства, в руки которых постепенно переходила власть на местах, не желали налагать наказания на своих собратьев и старались скрывать их провинности перед государством. В результате чего, с трудом доведя свое войско до 4 тыс. человек, Г. Ходкевич снял осаду с Куконоса и направился в Курземье, невольно оказав этим услугу Курбскому. Взяв, после долгой осады, в марте 1559 г. Кесь, Андрей Курбский стал продвигаться к Риге. Магистр Белль (собравший к этому времени 10-тысячную армию) попытался остановить русских и внезапно, “изгоном”, напал на русское войско, но будучи отбит ушел за Двину, где столкнулся уже с Ходкевичем, результатом чего стало сражение, позже названное “Курземской битвой”. Имея 6800 пехотинцев и 450 кавалеристов ливонцы 27 марта 1559 г. атаковал литвинов, у которых было 3300 чел. конницы и около 1000 чел. пехоты. Несмотря на почти трехтысячное превосходство, ливонцы были полностью разбиты, потеряв убитыми и пленными около 6 тыс. человек. Магистр Белль едва не попал в плен, вместе с ним удалось бежать лишь одной тысяче, с которой Белль пришел к Риге. Но архиепископ Вильгельм, который и до этого был с Беллем в натянутых отношениях, отказался пустить людей магистра в город, в результате чего обозленный Белль двинувшись вверх по Западной Двине подошел к Куконосу, гарнизон которого ничего не подозревая впустил остатки рыцарского войска в крепость, что и решило ее судьбу. Едва оказавшись внутри укрепления люди магистра разоружили гарнизон и объявили Куконас собственностью Ордена. Эта “измена” привела рижан в ярость (“забывшим”, что сами отказали Беллю в помощи), но принять меры они не смогли – войско архиепископа отслеживало движение литовской рати, а 23 апреля 1559 г. к самому городу с севера подошла 15-тысячная армия Курбского. На призыв сдаться горожане дали отрицательный ответ, и Курбский начал осаду и обстрел города. Но бомбардировка не принесла успеха. Горожане проявили большую стойкость, а численность русских войск была недостаточна для осады крупного города с мощными фортификационными сооружениями. В результате, после 30-дневной осады, Курбский приказал отступить на север, но тем не менее, его “рижский поход” оказался успешным благодаря... магистру Филиппу Беллю. Укрепившись в Куконосе, но не имея в достатке даже провианта для прокорма своих людей, Белль пришел к окончательному выводу, что дальнейшая борьба абсолютно бесперспективна: большая часть земель Ордена захвачена “московитом” и литвинами (оккупировавшими Семигалию и Курземье), остающиеся еще “свободными” Колывань, Эзель, Рига, отказывались признавать его власть (и тем более давать деньги и рекрутов для войны), Священная Римская империя германского народа, на помощь которой Орден так расчитывал, отделывалась лишь словами и, лишь иногда давала редкие субсидии на найм войска. Оставалось лишь одно – выбрать того, кому сдаться и выговорить более менее приемлимые условия капитуляции. И Белль выбрал... Когда русская армия под Ригой уже сворачивала свой лагерь, к Курбскому прибыли посланцы Белля и предложили сдачу Куконоса. Курбский жадно ухватился за этот шанс, который позволял ему закончить “рижский поход” хоть с каким нибудь серьезным успехом, и русская армия вместо отхода к Кеси двинулась на восток, где и приняла капитуляцию остатков орденского войска. Сам Филипп Белль и его ближайшее окружение были отправлены в Москву, где были приняты царем. Будучи, вследствии победы, в весьма благожелательном расположении духа Иван IV принял Белля на русскую службу, дав ему княжеский титул (приравняв его звание магистра к княжескому достоинству) и выделив крупные поместья под Смоленском, где Белль и поселился, основав род Белевичей. Тем временем, в Ливонии уже литовское войско осадило Ригу, но как и русское потерпело неудачу и было вынуждено отступить, что сделало литовских послов более уступчивыми в переговорах с русскими и в августе 1559 г. в Москве наконец-то был заключен “вечный мир” между Россией и Великим княжеством Литовским. По нему Литва отказывалась от претензий на Смоленск и Северские земли, а Россия, в свою очередь, отказывалась от своих требований возвратить ей Полоцк, Витебск, Гомель, Киев и пр. Ливония разделялась между двумя государствами по Западной Двине. Все что севернее реки отходило к России, а южнее – к Великому княжеству Литовскому. Самым трудным оказался вопрос о принадлежности Риги, которая по прежнему сохраняла невольно обретенный статус “вольного города” - ни одна из сторон не горела желанием передавать сопернику этот богатый торговый город. Поэтому в августовском соглашении этот вопрос был опущен, договорившись, однако, о том, что ни одна из сторон не будет захватывать Ригу, без согласия другой стороны. Уладив дела с Литвой русские войска наконец-то обратили свои силы на север Ливонии, стремясь покончить с последними остатками Ливонского государства. Выступив в конце июня 1559 г. из Ругодива во главе с самим царем 25-тысячное русское войско вторглось в Северную Эстляндию и 23 августа 1559 г. вышло к Колывани, приступив к ее осаде. На требование сдать город магистрат ответил отказом и русская армия приступила к бомбардировке, приведшей к страшным пожарам, от которых выгорела значительная часть города. А 5 сентября 1559 г. начался генеральный штурм. Горожане ожесточенно защищались, но русская рать упорно выбивала их с занимаемых позиций, вынуждая отходить к Цитадели. Наконец, не выдержав натиска и понимая, что помощи ждать неоткуда, Колывань 10 сентября 1559 г. сдалась на милость победителя, и, по приказу царя, большая часть жителей города была “выведена” в Россию, и на их место поселены выходцы из центральных русских областей. Одновременно с этим, вышедший из Белокаменска 16-тысячный отряд русских войск во главе с Никитой Захарьиным, после упорного штурма взял крепость Гапсаль, защищаемую небольшим гарнизоном под командованием Гаспара фон Ольденбокена, после чего все северо-западное побережье Ливонии наконец-то оказалось в русских руках. Затем отряд Захарьина, переправившись через пролив высадились на о. Эзель и взяли штурмом Аренбург, где скрывался епископ Менингаузен, из-за чего последние, еще не занятые русскими, части эзель-викского епископства предпочли добровольно капитулировать, признав над собой власть русского царя, после чего боевые действия в Прибалтике прекратились. Впрочем, завершение войны в Ливонии еще не означало для России окончание войны в целом. При дворе по прежнему были сильны настроения в пользу продолжения борьбы с Крымом и рассматривавших войну в Ливонии лишь как досадную малозначительную помеху на пути завоевания Причерноморья. Уже в феврале 1560 г. князь Дмитрий Вишневецкий выехал в Пятигорск в сопровождении черкесских князей, принявших крещение в Москве, для образования под эгидой России вассального Черкесского княжества, и возглавив западночеркесские племена для борьбы с татарами и турками, захватить Таманский п-ов, после чего быть готовым нанести удар по Крыму. Другое русские войско, во главе с Игнатием Вешняковым, было послано на Северский Донец, имея задание поставить там крепость – опорный пункт для похода на Крым, и построив суда, “приходить на крымские улусы... от Азова под Керчь”. Одновременно с этим, 8-тысячный русский отряд во главе с Даниилом Адашевым спустился по Днепру на Черное море, прошел за Перекоп и разгромил несколько прибрежных сел, имея целью выманить орду из Крыма и разгромить ее в решающем сражении. Для чего уже 11 марта 1560 г. был принят приговор о сборе войска против Крыма, которое вместо обычного “стояния” на Оке начало выдвигаться на юг, в степь, концентрируясь в верховьях Дона. Но грандиозные военные замыслы не осуществились. Прежде всего подвел Вишневецкий. Вместо того, что бы наносить удары по Крыму, он, вопреки царскому наказу, целиком и полностью занялся организацией своего собственного удельного княжества, игнорируя волю Москвы. Из-за чего, основав на Северском Донце крепость Изюм, И. Вешняков не решился в одиночку на захват Азова. А ворвавшиеся в Крым восемь тысяч стрельцов и казаков были сравнительно небольшими силами, чье нападение не принесло серьезных результатов. Совершенно зря простояло и основное русское войско – вопреки расчетам крымская орда не пошла на Русь. Все это обозначило полное крушение разработанных кружком Алексея Адашева планов, что окончательно вызвало охлаждение царя к их замыслам. Чем воспользовались противники войны с Крымом, убедив царя заключить с татарами мир. Поскольку к этой “партии” принадлежала и царица Анастасия, то многие приписали падение авторитета Адашева ее влиянию на царя. Обстановка при Государевом Дворе становилась весьма напряженной. Ни сам Адашев, ни стоящие за его спиной круги не собирались просто так сдавать свои позиции. И 7 августа 1560 г. произошло событие, оказавшее колоссальное влияние на Ивана IV – внезапно, после резкого разговора с А. Адашевым и Сильвестром, во время которого те не постеснялись открыто говорит царице “злые словеса” скончалась Анастасия. Смерть молодой и здоровой женщины, естественно, вызвало подозрение в отравлении. Подозрение пало на А. Адашева и на княгиню Ефросинью Старицкую. Но поскольку прямых доказательств не было, то Иван IV предпринял другой шаг. По его приказу в сентябре-октябре 1560 г. вотчины Алексея Адашева в Костромском и Переяславском уездах были отобраны в казну, а вместо них ему были выделены земли в Бежецкой пятине Новгородской земли, что по тогдашним нормам означало ограничение служебной деятельности А. Адашева границами русского северо-западного края и сопредельных ливонских земель, и невозможность ему занимать военно-административные должности в Москве. На пытавшегося возражать против этого шага Сильвестра была наложена царская опала, и тот посчитал за лучшее покинуть столицу и осесть простым монахом в Кирилловом монастыре. А недовольный смещением с Черкесского княжения Дмитрий Вишневецкий отъехал назад в Литву. В сентябре 1560 г. были окончательно прекращены все наступательные боевые действия против татар, а в Крым поехал царский посланник Афанасий Нагой для заключения мирного договора. Ситуация этому благоприятствовала. Поскольку Ливония была разгромлена, а с Польско-Литовским государством был заключен “вечный мир”, Девлет-Гирей не видел возможности для успешных боевых действий против северного соседа, ...

Леший: ... и согласился на заключение русско-крымского мирного договора, заключенного в марте 1561 г. на весьма выгодных для Москвы условиях - Крым соглашался быть в “дружбе и любви” с русским государем, отказывался от требования подарков (“поминок”) и признавал за Иваном IV царский титул. Что, в последствии, послужило важной причиной успешной карьеры А. Нагого при Государевом Дворе

ВЛАДИМИР: Мегапостинг! Я сам много думал над этой альтернативой. Это действительно резко меняет будущее России. В известном смысле Петровская эпоха приходит на 150 лет раньше. Разумеется, она отличается от РИ Петровской настолько, насколько Грозный отличался от Петра. Россия не "теряет" XVII век. Ведь она его, действительно, потеряла.

georg: Весь сабж основан на мегауспешной кампании 1558 года. Подобный ее ход (взятие Феллина и Пернова уже в этом году) возможны только при крайнем везении. Впрочем в реале Феллин, будучи мощнейшей крепостью Эстонии, сдался почти без боя - не получавшие жалования наемники просто продали русским крепость и самого Фюрстенберга. Если это событие произойдет уже в 1558 - реально. Но неужели в первый год войны Орден не наскребет денег на оплату солдат?

Леший: georg пишет: Но неужели в первый год войны Орден не наскребет денег на оплату солдат? А он и наскреб как и в РИ - 10 тыс. чел. к зиме-весне 1558-59 гг. И как и в РИ эти войска будут разбиты. "Взяв, после долгой осады, в марте 1559 г. Кесь, Андрей Курбский стал продвигаться к Риге. Магистр Белль (собравший к этому времени 10-тысячную армию) попытался остановить русских и внезапно, “изгоном”, напал на русское войско, но будучи отбит ушел за Двину" Что же касается сдачи Феллина, тот тут как и в РИ сыграла роль не невыплата жалования (Фюрстенберг из своего собственного камана выплатил наемникам намного превышающую долг Ордена сумму, а деморализация гарнизона, который посчитал дальнейшее сопротивление бесполезным и предпочел сдаться, надеясь сохранить награбленные им в городе богатства).

Леший: Как писал в "Ливонской летописи" Франц Ниенштедт: "В неуплате жалованья негодяи НАШЛИ ПРИЧИНУ ропота, хотя добрый старый магистр предлагал им в залог золотые и серебряные цепи, клейноды и драгоценности стоимостью вдвое против следуемого им жалованья, пока он будет в состоянии начеканить монету для уплаты им. Но эти канальи и изменники не согласились на предложение Фюрстенберга, и заявили, что сдадут крепость московиту. Это они и сделали, поставив условием свободный выход себе. Они разграбили сокровища магистра, взломали и разграбили сундуки и ящики (снесенные в замок для хранения) многих знатных дворян, сановников ордена и бюргеров, и забрали себе столько, сколько мог каждый, а забранное составило бы жалованье не только за один год, но и за пять или десять лет, и они могли бы защищать очень долго крепость, потому что в снарядах и съестных припасах недостатка не было. Но не таково было желание этих негодяев: они предали московиту своего доброго господина со всеми его верными слугами и сдали крепкий замок Феллин с его укреплениями".

Динлин: georg пишет: Но неужели в первый год войны Орден не наскребет денег на оплату солдат? Развилка - Коба Джугашвили делает "экс" аля Батумский банк и лишает орден денюжков

georg: Не, в общем и целом, если будет поставлена конкретная цель завоевания Ливонии и на это брошены все силы в отличии от РИ - блицкриг в принципе реален. Но грызут меня сомнения, что архиепископ Вильгельм при таком раскладе уже в конце 1558 попросится под протекторат Литвы со всеми своими владениями. В этом случае Сигизмунд может и решится ввоевать, и прилижит все усилия чтобы и хана подвигнуть к активным действиям.

Радуга: georg пишет: Но грызут меня сомнения, что архиепископ Вильгельм при таком раскладе уже в конце 1558 попросится под протекторат Литвы со всеми своими владениями. В этом случае Сигизмунд может и решится ввоевать, и прилижит все усилия чтобы и хана подвигнуть к активным действиям. По-моему это будет четко соответствовать договору (что взял - то и мое). Смысла в войне с Россией нет - возможно решить проблему путем переговоров.

Леший: georg пишет: Но грызут меня сомнения, что архиепископ Вильгельм при таком раскладе уже в конце 1558 попросится под протекторат Литвы со всеми своими владениями. В РИ Рига до последнего сопротивлялась вхождению в состав Литвы. Даже когда в ноябре 1561 г. Ливония официально вошла в состав Великого княжества, Рига отказывалась это делать. Только в марте 1562 г. удалось привести рижан к присяге Сигизмунду II Августу.

RAZNIJ: Леший пишет: В РИ Рига до последнего сопротивлялась вхождению в состав Литвы. Рига и епископ эт разные епархии - горажане с кем только не грызлись и с епископом и с орденом пока он был.

georg: Карта к теме

Леший: RAZNIJ пишет: Рига и епископ эт разные епархии - горажане с кем только не грызлись и с епископом и с орденом пока он был. Ну и что? Даже если архиепископ сам перейдет под протекторат Литвы, то это: Во-первых, распространяется только на Ригу и ее окрестности, но не на всю Ливонию (даже на Латгалию и Курземье не распространяется) Во-вторых, даже если литовская армия двинется занимать Ригу, то застрянет под неподчинившимся городом.

georg: Леший пишет: Во-первых, распространяется только на Ригу и ее окрестности, но не на всю Ливонию (даже на Латгалию Посмотрите на вышеприведенной мной карте территорию Рижского княжества-епископства.

Леший: georg пишет: Посмотрите на вышеприведенной мной карте территорию Рижского княжества-епископства. К сожалению карта по вашей сылке у меня не открывается, но судя по карте из "Всемирной истории", не такая уж большая территория. К тому же, ИМХО, архиепископ вряд ли пойдет сам, без согласования с Орденом на такой шаг (в РИ не пошел).

georg: Леший пишет: К сожалению карта по вашей сылке у меня не открывается Попробуйте войти на сайт http://www.vostlit.info в раздел "Карты".

Радуга: georg пишет: судя по карте из "Всемирной истории", не такая уж большая территория. Состоит из двух частей, крупные города: Коккенгаузен, Ронненбург, Лемзаль и Рооп. Фактически владения епископа режут владения Ордена пополам: по линии Остров - Валмиера - река Салица. Все что южнее - отрезано и с Русью просто не граничит. На самом деле есть узкий коридор с городами Венден и Валмиера (выходящий к Балтике севернее Риги), но он очевидно тоже достанется Литве.

Леший: Радуга пишет: но он очевидно тоже достанется Литве. Не достанется. О чем я талдычу. Согласно "История Литвы" Эдвардаса Гудавичюса, даже когда рижский архиепископ пошел на соглашение с Литвой (уже после капитуляции Ордена! - до этого Вильгельм и не думал переходить под власть Вильно), то его не поддержали даже в архиепископстве, не говоря уже о магистрате Риги.

georg: Леший пишет: то его не поддержали даже в архиепископстве, не говоря уже о магистрате Риги. Вы хотите сказать что при таком решении архиепископа его вассалы откажут ему в повиновении? Да они черту готовы сдаться, лишь бы не московиту. А в архиепископстве против был коадьютор Криштоф Мекленбургский - убежденный патриот СРИ.

georg: Леший пишет: до этого Вильгельм и не думал переходить под власть Вильно), Думал. Но на условиях передачи Рижского княжества-епископства, а желательно и всей Ливонии своему брату - герцогу Альберту Гогенцолерну Прусскому под сюзеренитетом Польши. О таковых планах Вильгельма есть упоминание в "Ливонской хронике" Бальтазара Рюссова.

Леший: georg пишет: Вы хотите сказать что при таком решении архиепископа его вассалы откажут ему в повиновении? Я лишь указывал на то, что написано в "История Литвы". Но давайте продумаем вариант, если вдруг архиепископ решит таки, наплевав на Орден, пойти на соглашение с Литвой. Итак, раньше сентября 1558 г. -падения Феллина (то есть, когда выяснится, что Ордену приходит писец), архиепископ переговоры начинать не будет. Значит, где-то в середине сентября (как минимум) он отправляет послов в Вильно договариваться (но король может быть и в Кракове, значит послам может быть придется переться туда). Это время. Потом, долгий процесс согласования и утрясания деталей (и это при том, если во главе посольства сам архиепископ. А если он остался в Риге? Значит надо гонцам носится туда сюда - а это опять таки время. Затем договор подписан и его надо доставить в Ригу, где утрясти все дела с магистратом и чинами архиепископства (а они, судя по РИ, не спешат под литовское крыло). При этом коадъютор архиепископа радикально против этого соглашения. Сколько времени это займет? При этом нельзя скидывать со счетов Орден, новый магистр которого Белль тоже радикально против подчинения Литве и который будет протестовать против подобного шага архиепископа (и его мнение весьма важно для СРИ). А это в свою очередь повлияет на Сигизмунда II Августа (опираюсь на "История Литвы"), для которого было очень важно получение согласия СРИ на присоединение Ливонии к Литве. То есть, в самом лучшем случае, раньше зимы-весны 1559 г. соглашение подписано не будет. А к тому времени большая часть центральной и южной Ливонии уже в руках русских.

georg: Пожалуй так. В крайнем случае придется оставить Литве часть Латгаллии с Кокенгаузеном. К тому же Белль, узнав о переговорах, сам начнет захватывать епископские замки, чтобы Литве не досталось.

Леший: Пишу продолжение ПЛВ. Но возник вопрос, о котором хотелось бы услышать мнение коллег. Вот отрывок из таймлайна: Кстати о водке. Поскольку из-за окончания войны в государстве не наблюдалось финансового дефицита, и не было необходимости изыскивать чрезвычайные средства для наполнения казны, все запретительные меры на производство, торговлю и потребления алкоголя с стране остались неизменными, благодаря чему уровень потребления алкоголя внутри страны продолжал быть (по удивленным отзывам иностранцев) весьма низким. Что, впрочем, не мешало развитию винокуренного производства (которое было государственной монополией), поскольку огромное количество произведенного алкоголя шло на экспорт (в Швецию, Данию, Литву и Польшу). Сразу поясню - лежащие в основании факты взяты из РИ. Но хотелось бы услышать мнение о том, могло ли сохрание запрета (и на сколько) привести к улучшению в будущем обстановки с пьянством на Руси.

Радуга: Леший пишет: могло ли сохрание запрета (и на сколько) привести к улучшению в будущем обстановки с пьянством на Руси Естественно могло. ЕСЛи оно сохранится. ЕМНИП тут ключевым моментом стала первая поовина 19 века (возможно - вторая половина века 18). До того о значительно пьянстве упоминаний не было...

georg: Радуга пишет: возможно - вторая половина века 18 Именно Екатерининская эпоха, когда дворянство помимо прочих "вольностей" получило право свободного винокурения на продажу. Винокурение было частью барщинного хозяйства, и барщинный бум сопровождался винокуренным бумом. «Бесчисленное множество корыстолюбивых дворян… – писал А. Т. Болотов, – давно уже грызли губы и зубы от зависти, видя многих других от вина получающих страшные прибыли... Повсюду началось копание и запруживание прудов... и воздвигание огромных винных заводов…». До наступления эпохи порнократии государство резко ограничивало производство и продажу спиртного.

Леший: Часть II От войны до войны Смерть жены в августе 1560 г. натолкнула Ивана IV на мысль о возможности окончательного решения литовского вопроса мирным путем. Король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август был бездетен и с его смертью должна была прерваться правящая Литвой и Польшей династия Ягеллонов. Из ближайших родственников у короля были лишь две сестры – Анна и Екатерина, брак с одной из которых делал русского царя законным наследником Сигизмунда II, тем самым кладя конец долгому русско-литовскому конфликту. И в сентябре 1560 г. в Краков отправился казначей Федор Сукин, имевший целью сосватать царя за одну из королевских сестер (какую – на выбор посла). Разведав обстановку и остановив свой выбор на младшей из сестер – Екатерине, Федор Сукин официально довел предложение своего государя Сигизмунду II. Сватовство имело успех. Сам король не прочь был выдать за царя свою сестру и дал предварительное согласие. Но вмешался Сенат, который выдвинул ряд условий, настаивая, чтобы русский государь лишил прав на престол детей от первого брака и уступил Польско-Литовскому государству Ригу. Ответ из Москвы не заставил себя долго ждать. В своем письме Иван IV укорял сенаторов за “непригожие слова”, сравнивая их предложение с известным из Священного писания случаем уступки права первородства, но в конце письма... соглашался с их требованиями, с условием ответной уступки – признание возможного ребенка Ивана IV и Екатерины Ягеллон законным наследником Сигизмунда II Августа на престол Великого княжества Литовского, тем самым как бы предлагая панам сенаторам самим поставить точку в вековой мечте инкорпорировать Литву в состав Польши. После чего сенаторы тут же отыграли назад и сняли это свое требование. Однако продолжая твердо стоять на уступке Риги, на что в Москве, в принципе, были согласны. Но тут всплыл вопрос вероисповедания невесты. Будучи католичкой она не могла стать женой православного государя. Дело опять застопорилось, но доброхоты русского царя в Литве (которых оказалось немало) посоветовали отправить посольство в Рим, где добиться от понтифика разрешение на переход Екатерины в православие, подкупив его обещаниями того, что этот брак пойдет на пользу католической церкви, поскольку это поможет подвигнуть русских на заключение унии и антитурецкого союза. Расчет оказался верен. В “Вечном городе” жадно ухватились за эту возможность и понтифик разрешил брак, заодно отправив в марте 1561 г. Захария Дальвино, епископа Фаросского, с приглашение Ивану IV принять участие в Соборе, назначенном в Триденте. В результате чего все эти хлопоты закончились приездом Екатерины Ягеллон в июне 1561 г. Москву, где 21 августа она была обвенчана с Иваном IV. Одновременно с этим, 23 августа 1561 г. к Риге с 3-тысячным войском подошел Николай Радзивилл-Черный и указывая на русско-литовский договор потребовал от рижан капитуляции и признания власти Великого князя Литовского. Нельзя сказать, что рижский магистрат с восторгом встретил это предложение. Рига уже успела вкусить все преимущества нахождения в статусе “вольного города”, при котором вся торговая прибыль остается в у них и нет необходимости платить налоги “на сторону”. Но... даже самому упертому стороннику городской “вольности” было ясно, что самостоятельно Риге не выстоять против сильного соседа. Попытки Кристофа Мекленбургского организовать сопротивления литвинам не встретили отклика, после чего коадъютор рижского архиепископа покинул Ригу и уехал в Европу, где еще некоторое время безрезультатно пытался поднять Священную Римскую империю на борьбу. Рижский же магистрат вступил в переговоры, соглашаясь на подчинение, но пытаясь выбить для города как можно более выгодные условия. В результате чего, после двухнедельных переговоров, 8 сентября Николай Радзивилл-Черный издал акт о предоставлении рижанам политических и конфессиональных гарантий и признание внутригородских свобод судопроизводства и торговли. И получив 20 сентября требуемый гарантийный акт от Сигизмунда II Августа, Рига наконец присягнула ему на верность. А в Москве, тем временем, шли переговоры с Дальвино, который познакомил русское правительство с предложениями Рима. Правда, с самого начала возникла заминка – русских возмутило то, что в папской грамоте Иван IV назван “Его Высочеством”, а не “Его Величеством”. Епископ Фаросский согласился со справедливостью этого требования и отправил в Рим человека с просьбой прислать новую верительную грамоту, что затянуло переговоры на год, пока 29 сентября 1562 г. в Москву не прибыла грамота, где признавался царский титул Ивана IV. Что позволило официально утвердить результаты переговоров, по которым были достигнуты следующие соглашения: Во-первых, Россия отправляло новых послов в Рим для продолжения переговоров по устройству унии и набору “мастеровых людей” для работы в России (что оговаривалось соглашением). Во-вторых, живущим в России католикам разрешалось свободно справлять свои обряды и строить костелы, но сохранялся запрет на миссионерскую деятельность католических священнослужителей. В-третьих, по просьбе Дальвино царь согласился набрать молодых людей для посылки их в Рим, где им дано будет даровое обучение и откуда обеспечено возвращение в Россию. Отдельной строкой шли такие вопросы, как предложение Рима организовать на Руси собственное, независимое от Константинополя, патриаршество, и присоединение России к Священной лиге для борьбы с турками. В принципе Иван IV не возражал против этих предложений, но в свою очередь увязывал их с решением ряда вопросов, а именно, временно опуская вопрос о создании собственного русского патриаршего престола, Иван IV соглашался на вхождение в антитурецкий союз, но при условии вхождения туда и Польско-Литовского государства, что фактически ставило на Священной лиге крест. Хотя папские дипломаты всячески побуждали Сигизмунда II Августа начать вместе с Россией войну против турок, обещая отдать Польше Трансильванию, Молдавию и Валахию (а может даже и Болгарию), шляхта и магнаты Польши и Литвы не смотря на весь соблазн этих предложений, не желая начинать войну со всеми ее тяготами и вотировать на нее налоги. Тем более было опасение появления в руках короля мощной боеспособной армии, которую после войны он мог бы использовать в борьбе против разгулявшейся внутри страны знати. Внутри России окончание войны привело к целому ряду важных изменений. Прежде всего шло обустройство на новых, захваченных в Прибалтике землях. Владения Ордена, церкви и ленников, отказавшихся поступить на царскую службу, перешли в царскую казну и пополнили фонд государственной земельной собственности, из которой стали наделяться “дачами” переселяемые туда русские помещики. На присягнувших царю ленных рыцарей распространялись права и обязанности поместной военно-служилой системы. Часть ливонского рыцарства была переселена в центральные русские уезды, где наделенные поместьями они вошли в личное войско царя. Кроме того, появление большого количества безземельного рыцарства на русской службе, которых не могли сразу наделить “дачами” привело к появлению нового рода войск – рейтаров. В отличие от поместной конницы, рейтары служили на постоянной основе, за денежное жалование. И лишь спустя 10-15 лет “беспорочной службы” могли получить “дачу” и перейти в разряд помещиков. В захваченных портовых городах активно развивалась торговля, которая, после присоединения этих городов к России переживала буквально взрывной рост. Так, к середине 60-х гг. только английских кораблей ежегодно приходит более семидесяти. Возможность прямого, без посредников, торга привлекло внимание как и русских, так и европейских купцов. В отличие от торга в Холмогорах, где торговля была в основном сосредоточена в руках имевших привилегии англичан, в Ругодиве и Колывани все иноземные купцы были поставлены в равные условия. Попытки англичан добиться распространения своих привелегий и на балтийские порты не имела успеха. Результатом стал массовый наплыв как английских, так и французских, нидерландских и германских купцов, кипение деловой жизни и масштабное строительство в городах. Зато сильно пострадали шведы, у которых рухнула приносящая им до этого немалые прибыли “выборгская торговля” - теперь как и русские, так и иноземные (включая собственно шведских) купцы предпочитали торговать в Ругодиве и Колывани. Особенно пострадала Финляндия, правитель которой, принц Юхан Ваза просто взбеленился от ярости и для борьбы с “колываньско-ругодивским торгом” стал организовывать каперские экспедиции. Что, в свою очередь, вызвало недовольство в России и Дании, которая немало выиграла от оживления балтийской торговли, благодаря которой возросли сборы т.н. “Зундской пошлины” - платы взимаемой с каждого входящего в Балтийское море и выходящего оттуда корабля датским королем. В Москве даже стали подумывать о войне с Финляндией, но неожиданно шведский король Эрик заподозрив Юхана в измене, арестовал брата. А спустя некоторое время началась датско-шведская война, и шведское каперство временно утихло. Рост внешней торговли сказался и на хозяйстве внутри страны. И до присоединения Прибалтики, русская знать, в отличие от европейской, не считала для себя зазорным заниматься торговлей. А уж после получения возможности вывозить продукцию своих имений “за море”, их интерес в увеличению экспорта резко возрос. Но, поскольку, в отличие от той же европейской и польской аристократии, они не могли произвольно повышать четко зафиксированные в грамотах повинности крестьян, то главным полем деятельности дворян в целью повышения собственных доходов становится расширение собственной запашки, заведение в своих усадьбах различных “художеств” (ремесленных мастерских и мануфактур – особенно кожевенных и текстильных) и участие в торговых компаниях (куда дворяне как правило вносили свой капитал, но сами, будучи занятые на “государевой службе”, не участвовали). Русское правительство очень быстро оценило всю важность этого, тем более, что рост экспорта (особенно хлеба) увеличивал доходы казны. С целью стимулирования расширения дворянской запашки Иван IV даже пошел на ее частичное “обеление” - так, личная запашка дворян (но не земля находящаяся в обработке зависимых от них крестьян) на время прохождения ими “государевой службы” освобождалась от налогов, что приводило к расширению дворянского приусадебного хозяйства и превращение его в русский вариант фольварков. Благодаря чему к концу 16 века, помимо хлеба и мехов главными предметами русского экспорта в Европу стали кожевенные изделия (в первую очередь юфть), и льняные ткани, а так же... варежки (которые охотно покупали в Швеции и Дании) и алкогольная продукция, в первую очередь водка. Кстати о водке. Поскольку из-за окончания войны в государстве не наблюдалось финансового дефицита, и не было необходимости изыскивать чрезвычайные средства для наполнения казны, все запретительные меры на производство, торговлю и потребления алкоголя с стране остались неизменными, благодаря чему уровень потребления алкоголя внутри страны продолжал быть (по удивленным отзывам иностранцев) весьма низким. Что, впрочем, не мешало развитию винокуренного производства (которое было государственной монополией), поскольку огромное количество произведенного алкоголя шло на экспорт (в Швецию, Данию, Литву и Польшу). Впрочем, рост экспорта, особенно хлеба, имел и отрицательную сторону – рост цен на продовольственные товары внутри страны, что, естественно, не могло не встревожить правительство, которое стало изыскивать способы повысить количество находящегося внутри страны товарного хлеба. Особое внимание привлекли крупные вотчинные хозяйства. Как показала практика, большую часть товарного хлеба производили общины черносошных крестьян и мелкие дворянские поместья. В то же время, крупные вотчины, будучи самодостаточными хозяйствами, не поставляли на рынок большого количества хлеба, тем самым тормозя дальнейшее развитие товарооборота в стране. Следствием чего стала разработка правительством ряда мер, направленных на сокращения крупного вотчинного хозяйства. Одним из первых и важнейших шагов в этом направлении стало новое уложение о княжеских вотчинах принятое 15 января 1562 года, запрещавшее землевладельцам продавать или дарить свои “старинные” родовые вотчины. Сделки подобного рода объявлялись незаконными. И главное – подвергались конфискации вымороченные вотчины. “Великие” вотчины, завещанные князем-вотчинником жене или отданное за дочерями и сестрами в приданое, отчуждались с известным вознаграждением, земельным и денежным. Даже ближайшие родственники по мужской линии (братья и племянники, исключая сыновей) могли наследовать старинные княжеские вотчины лишь по царскому указу. В результате, все княжеские вотчины, приобретенные “иногородцами” путем покупки или с приданным “после” великого князя Василия III в период боярского правления 1533-1547 гг., отчуждались в казну без всякой компенсации. Вотчины приобретенные с 1548 по 1556 г., отчуждались за известную компенсацию по усмотрению правительства. Пересмотру не подлежали лишь сделки на княжеские и прочие вотчины, заключенные в 1557-1562 гг. Причиной исключения были земельные мероприятия, проведенные правительством в 1556 г. в связи упорядочением военно-служилой системы землевладения и проверкой владельческих прав на земли. Результаты “землемерия” 1556 г. не подвергались пересмотру: закон о конфискации не распространялся на 1557-1562 гг., и вся практика этого периода признавалась законной. Кроме того, хотя формально Уложение 1562 г. не содержало специального пункта о церковном землевладении, но по существу оно ограничивало возможности дальнейшего роста земельных богатств монастырей, поскольку запрещалось отписывать вотчины монастырям. Принятие Уложения вызвало массовое недовольство в среде родовой аристократии. Первыми запротестовали владельцы удельных княжеств, располагавшие внушительными силами и достаточно независимыми в своих поступках. Что вынудило царя пойти на крутые меры, с целью недопущения вооруженного выступления оппозиции. Еще в июле 1561 г. был “поиман” князь Василий Глинский, признавшийся на следствии в своем намерении “отъехать” в Литву. Впрочем, с ним обошлись довольно мягко. После “покаяния” он был отпущен и вернулся на службу. Куда более жестко обошлись с Иваном Бельским. В начале 1562 г. он был взят под стражу, как раз в тот момент, когда Дума обсуждала Уложение о вотчинах, имевшее целью ограничить княжеское землевладение. В течении трех месяцев Бельского содержали под на Угрешском дворе в Москве. Все его имущество и двор были опечатаны, удельное княжество отобрано в казну. В ходе следствия Бельский был изобличен в заговоре и как повинный в государственной измене должен был предстать перед судом. Но Дума, церковное руководство и вся “земля” выступили против суда, выдвинув “поручителей” за его верность, вынудив царя 29 марта 1562 г. освободить Бельского из под стражи. Летом 1562 г. был получен донос от дьяка старицкого князя Савлука Ивана, “что княгиня Евросинья и сын ее князь Владимир многие неправды царю и великому князю чинят (т.е. подбивают недовольную знать на выступление против царя) и того для содержат его скована в тюрме”. Царь приказал доставить к себе Савлука, и “по его слову” были проведены “многие сыски”, которые подтвердили справедливость обвинений. Владимир Старицкий и его мать Ефросинья Старицкая предстали перед судом и были признаны виновными. Старицкий удел был конфискован в казну (позднее, часть его вернули Владимиру), княгиня Ефросинья была пострижена в монахини (впрочем, ее содержание в монастыре было весьма обеспеченным – последовавшие за ней слуги получили несколько тысяч четвертей земли в окрестностях монастыря, а сама княгиня организовала в Воскресенской обители мастерскую по вышивке). Пострадали даже люди лично преданные царю. Так, после конфискации выморочной трети Новосильско-Одоевского удельного княжества “погрубил” царю один из наследников удела – Михаил Воротынский, за что на него и его брата Александра была наложена царская опала, а “вотчину их Новосиль и Одоев и Перемышль и в Воротынку их доли велел взять на себя”. Впрочем, спустя год, в марте 1563 г. опала с братьев Воротынских была снята, но их вотчина в полном объеме возвращена не была. Другим важным следствием войны в Ливонии стала военная реформа. Война выявила целый ряд недостатков русской армии, исправление которых стало немаловажной задачей правительства. В первую очередь, главным бичем оставалось местничество. Не смотря на официальный запрет на местнические счета во время боевых действий, воеводы им всячески пренебрегали и вовсю спорили меж собой из-за “мест”. Попытки силой заставить их отказаться от этого не имели большого успеха. И тогда возобладала идея создания особого (опричного) войска, которое стояло бы вне исконной иерархии русской знати, и где царь мог бы по своему усмотрению назначать и смещать военачальников. Первым шагом на пути к такому войску стала организацию двух рейтарских полков из ливонских “немцев”, которые подчинялись непосредственно царю (минуя Думу). Опыт оказался удачным – постоянные рейтарские полки имели большую боеспособность чем поместная конница. Результатом стало решение расширить эту практику. Весной 1563 г. “по городам и весям” были посланы грамоты о наборе на службу беспоместных детей боярских, которым предписывалось быть на “ратной службе” в Москве на постоянном государевом жаловании. При этом запрещалось “писать в службу” тех из них, “за которыми поместья есть”. Как и рейтары они должны были служить только за казенное денежное жалование, и только спустя десять лет службы получали от казны собственное поместье. Но попытка сформировать опричное войско только из “детей боярских” успеха не имела – количество пришедших записываться явно не хватало для комплектования штата. Тогда правительство смягчило условия найма, разрешив запись в войско “вольных охочих людей”, что уже в первый год дало более тысячи новобранцев. Всего, к концу 60-х гг. опричное, или как его иногда называли, дворовое (т.е. входящее в состав Государева Двора) войско состояло из 2-х рейтарских, 1-го гусарского (сформированного в основном из прибывших с Екатериной Ягеллон поляков и литвинов), 3-х драгунских (укомплектованных в основном из беспоместных сынов боярских и “вольных охочих людей”) и Стремянного (полк комплектовался на основании поместной системы, но составлял личную гвардию царя) полков, общей численностью около 12 тыс. чел. Одновременно с этим было увеличена численность с 7 до 10 тыс. чел. стрелецкого войска, показавшего себя во время последних войн самой боеспособной частью русской армии.

georg: Только вопрос - а обеленную барскую запашку пахать кто будет? Нормы барщины ведь тоже были в те времена зафиксированы "послушными грамотами" без права для помещиков их увеличения (а в вотчинах как раз таких ограничений небыло). Два дня в неделю в то время - максимум возможных барщинных работ (и то редко). Этого хватит? Конечно же ливонская война дала некоторое количество пленных, которых можно обратить в "страдных холопов", но не так уж и много. Во вторых - до этого крестьяне в поместьях сидели в основном на оброке. Перевод на барщину заставит помещиков вплотную заняться хозяйством. А это постепенно превратит их в сельских хозяев и снизит желание воевать.

Леший: georg пишет: Только вопрос - а обеленную барскую запашку пахать кто будет? georg пишет: Перевод на барщину заставит помещиков вплотную заняться хозяйством. Перевода на барщину не будет. Как и в РИ барскую запашку будут распахивать в основном батраки. Помимо крестьян сидящих на земле было немало "гулящего люда", который подрабатывал тем, что во времена сева и уборки работал на полях. Кроме того, привлекались (на добровольной основе, но как правило мало кто отказывался - было выгодно) те же крестьяне, которым в качестве оплаты отдавалась часть урожая (обычно - четвертая часть). И в отличие от РИ, где массовая убыль населения из-за голода, неурожаев и татарских набегов приведшее к концу 16 века к острой нехватке рабочих рук вынудило правительство издать два судьбоносных акта, а именно о прикреплении крестьян к земле и записи в холопство всех, до этого лично свободных батраков (которые приписывались к тем поместьям, где работали накануне указа). В этой АИ ситуация иная. Убыли населения нет. Наоборот, наблюдается рост численности населения. Следовательно появляется масса "свободных рук", часть из которых уйдет в Сибирь и на южные земли, а часть пополнит ряды батраков. Нужды закреплять людей за поместьями, как и перевода крестьян на барщину нет (хотя в РИ в разных регионах было по разному). georg пишет: заставит помещиков вплотную заняться хозяйством. А это постепенно превратит их в сельских хозяев и снизит желание воевать. Правительство, как и в РИ, поступило весьма хитро. Барская запашка освобождалась от налогов только на время несения дворянином "государевой службы" (ежегодные смотры к ней не относились - только участие в реальной службе, например патрулирование рубежей). Впрочем, в этой реальности, поместная служба, ИМХО, действительно отомрет раньше РИ.

georg: Леший пишет: Помимо крестьян сидящих на земле было немало "гулящего люда", который подрабатывал тем, что во времена сева и уборки работал на полях. Кроме того, привлекались (на добровольной основе, но как правило мало кто отказывался - было выгодно) те же крестьяне, которым в качестве оплаты отдавалась часть урожая (обычно - четвертая часть). Блин, забыл что у нас на тот момент аграрное перенаселение, а Дикое Поле еще во власти татар. Вы абсолютно правы, наемной рабочей силы хватит. Леший пишет: Барская запашка освобождалась от налогов только на время несения дворянином "государевой службы" (ежегодные смотры к ней не относились - только участие в реальной службе, например патрулирование рубежей). Понял. Значит реально вести хозяйство будет "сударыня-барыня"?

Леший: georg пишет: Значит реально вести хозяйство будет "сударыня-барыня"? Примерно так. Но надо помнить, что помещики в отстутвии войны, как правило сидели в своих поместьях, лишь раз в год уходя на смотры. Так что и "крепкая мужская рука" никуда не денется.

cocoo: Леший пишет: Барская запашка освобождалась от налогов только на время несения дворянином "государевой службы" Что в свою очередь вызовет заинтересованность служилых в частых войнах.

Леший: Выход к Балтийскому морю (получение хороших гаваней) так же подвиг царя на восстановление русского военного флота. Первоначально, в основу русского флота легли захваченные купеческие корабли, которые переоборудовали в военные, а также два корабля были куплены в Любеке. Благодаря чему к концу 60-х гг. Россия имела флот из 12 кораблей. Что было явно недостаточно. Требовалось создание собственной базы для кораблестроительной промышленности, но вопрос упирался в недостаток требуемых мастеров. Попытки нанять корабельщиков в Англии не увенчались успехом – Елизавета, королева Английская отказалась предоставить России требуемых специалистов (хотя русскому посольству, буквально тайком, удалось завербовать и вывезти 16 “мастеровых людей” - в большинстве своем подмастерьев, которые решили попытать счастье в далекой России). Эта проблема так занимала Ивана IV, что когда в Италию отправились русские послы, одним из первых пунктов данного им наказа был поиск и вербовка “корабельных дел мастеров”, с целью строительства в России собственного флота. Середина 60-х гг. ознаменовалась в стране массовым городовым строительством. Рост доходов и отсутствие войны привело к строительному буму, как государственному, так и частной застройки. Так, в 19 верстах ниже по течению от Невгина, на месте впадения речки Шуницы в Западную Двину, по приказу царя была заложена новая крепость, которая должна была прикрывать западные рубежи Русского государства, а также дороги, ведущие на Полоцк и Псков. Она представляла собой совершенно новое в фортификационном отношении укрепление и была рассчитана на ведение оборонительных боев в условиях широкого применения артиллерии. Со стороны набережной Зап. Двины крепость ограждалась земляным валом длиной 170 метров, а с других сторон — примерно 100 метров. С трех сторон укрепления дополнительно были усилены шестью небольшими земляными бастионами. Впоследствии возле этих укреплений вырос город Двинск. Были начато строительство новых укреплений в Пскове, Велиже, Смоленске, которые должны были прикрыть западные границы государства в случае возможной войны с Литвой. Масштаб строительства был таков, что потребовалось создание особой структуры занимавшейся конкретно этой деятельностью. В результате в 1563 г. был образован Приказ каменных дел, занимавшийся как заготовкой строительного камня (включая кирпич) и строительством каменных сооружений. Одновременно с этим правительство, пользуясь установившимся миром с Крымом, форсировало завершение грандиозных оборонительных работ по всей пограничной линии, начатых еще в начале 20-х гг. XVI в. Ежегодно там трудились тысячи посошных людей, собранных из различных уездов, возводя засеки от северских городов до мещерских лесов, стараясь управиться до той поры, “когда лес листом оденется”. После этого работы прекращались, чтобы возобновится весной следующего года. Возводились новые укрепления и регулярно возобновлялись старые фортификационные сооружения по «берегу» - второго рубежа русской обороны. Для охраны возводимых укреплений был принят “Приговор о станичной и сторожевой службе”, который регламентировал пограничную охрану, устанавливая “разряды” порубежной службы. В мае 1563 г. у Ивана IV, от Екатерины Ягеллон родился сын, названный Дмитрием. На Руси на это тогда мало обратили внимания, поскольку у царя был уже наследник, царевич Иван. Но вот в Великом княжестве Литовском рождению Дмитрия придали просто огромное значение. Ведь, фактически, это означало появление у Сигизмунда II Августа законного наследника, что давало противникам унии с Польшей дополнительные козыри. А отсутствие военной “русской угрозы” окончательно укрепляла решимость чинов Великого княжества Литовского сопротивляться претензиям Короны Польской, тем более, что не было необходимости сбора “сребренщины” (в РИ сыгравшей огромную роль в росте пропольских настроений среди литвинской шляхты) и получения помощи от Короны (получение которой в РИ оговаривалось уступками в вопросе унии). 31 декабря 1563 г. скончался митрополит Макарий, смерть которого привела к крупным изменениям во внутренней политике. Макарий был весьма авторитетной личностью в обществе и пользовался огромным уважением царя, который постоянно прислушивался к его советам. Долгое время Макарий, будучи сторонником компромиссной политики, сдерживал Ивана IV в его попытках жесткими мерами обуздать знать и добиться от нее полного повиновения. Но с его уходом положение резко поменялась. Ставший 24 февраля 1564 г. по предложения царя новым митрополитом Афанасий не обладал тем влиянием (хотя и был до этого личным духовником царя) и не мог столь решительно противостоять намерениям царя по укреплению самодержавной власти. Впрочем, стремления Ивана IV к установлению своей единоличной власти не были прихотью одного человека. Перед страной стоял ряд проблем для решения которых требовались радикальные меры. Прежде всего это касалось влияния крупной знати на дела государства. Одной из мер, благодаря которой знать влияла на царя, было т.н. “поручительство”. Когда кто-то из вельмож совершал преступление и навлекал на себя этим царскую опалу, то тут же группа знатных лиц вступалась за него перед царем, поручаясь на него крупной суммой денег, которую они обязывались выплатить в случае совершения им повторного преступления. Будучи внешне верноподданнической акцией “поручительство” (или “печалование”) фактически превратилось в открытый шантаж власти со стороны власть имущих, в результате чего царь часто не мог покарать даже лиц совершивших государственную измену. Не говоря уже про то, что сталкиваясь с коллективным сопротивлением знати Государь часто не мог провести в жизнь необходимые, но невыгодные для “сильных мира сего” решения, будь-то ликвидация “белых слобод” в городах (постоянное требование посада) или ревизия церковного землевладения. Дело доходило до того, что царь не мог укомплектовать правительство – Думу (часто еще называемую Государевым Советом) компетентными сотрудниками, поскольку знать упорно требовала комплектования правительства “по породе”, что не самым лучшим образом сказывалось на качестве работы правительства. В июне 1564 г. Иван IV неожиданно для всех объявил о созыве Земского собора, на который были приглашены, помимо членов Думы и высшего духовенства, представители дворянства, приказные люди и богатейшее купечество. И по сборе которых, от имени царя им была зачитана речь царя в которой он жаловался на “теснины и неправды великие” которые он претерпевает от знати, и от которых “большие убытки государству”, после чего Иван IV поставил вопрос о кардинальной государственной реформе. Прежде всего было истребовано право царя казнить “изменников” в обход Думы, волей самого Государя и был вновь поднят вопрос о церковном землевладении, большую часть огромных владений которой царь предлагал отписать в Казну. Эти предложение имели поддержку среди купечества и дворянства (давно вожделенно поглядывавших на церковные вотчинные земли), но встретили яростное сопротивление среди высшей знати и духовенства, которые в отстаивании своих интересов на Соборе даже перешли “на крик великий”. Дело доходило до прямых потасовок. И тогда Иван IV пошел на крайние меры, объявив, что в случае непринятия своих предложений он официально отречется от власти, оставив престол своим сыновьям. Подобное решение вопроса вполне возможно полностью удовлетворило оппозицию, но тут в дело вмешалась “третья сила”, а именно “черный люд”. Слух о возможном отречении царя мгновенно распространился по всей Москве. Вскоре площадь перед дворцом запрудила громадная толпа ремесленников, кабального люда, просто крестьян из ближайших деревень бывших в столице по делам, и т.д. Ситуация накалилась до предела, поставив народ на грань бунта. Огромная толпа вооруженных горожан окружила место заседания заседания Собора и ее представители допущенные в покои, предъявили заседающим ультиматум: полностью согласиться на все требования царя, или... . Что означало это “или” объяснять никому не пришлось. Достаточно было выглянуть в окно и узреть массу весьма недружелюбно настроенного народа. После чего у бояр и духовенства желание возражать царским предложением как-то сразу пропало. Тем более, что дворяне и купцы так же были горой на стороне царя и не поддержкой им быть не желали. В этих условиях представители Думы и духовенство моментально утихнув бесприкословно согласились на все требования царя и утвердили соответствующий земский приговор. Вдохновленный этим успехом Иван IV перешел в наступление на церковь, добившись окончательной отмены на все иммунитеты (налоговые и судебные льготы) и проведения проверки всех владельческих грамот на церковное имущество, что, по сути, означало конфискацию больше части церковных земель из-за отсутствия необходимых документов, подтверждающих право владения.

georg: Леший пишет: добившись окончательной отмены на все иммунитеты (налоговые и судебные льготы) и проведения проверки всех владельческих грамот на церковное имущество, что, по сути, означало конфискацию больше части церковных земель из-за отсутствия необходимых документов, подтверждающих право владения. ЕМНИП эти меры уже проведены на Стоглавом Соборе 1551. Леший пишет: В-третьих, по просьбе Дальвино царь согласился набрать молодых людей для посылки их в Рим, где им дано будет даровое обучение и откуда обеспечено возвращение в Россию. Ох не нравится мне это. Запрут их в коллегиум святого Афанасия в Риме (созданный специально для греков-униатов), а там патеры так промоют мозги неискушенным московитам, что те вернутся на Русь католическими "агентами влияния". И даже при обучении чисто техническим специальностям будут иметь место попытки совращения в католичество. Нужно приставить к молодым людям весьма грамотного духовника, или куратора. Хм. А не заслать ли в Италию в качестве полпреда Андрея Михалыча Курбского? Человек он в плане богословской и философской эрудиции весьма ученый (ЕМНИП учился у Максима Грека), с итальянскими учеными будет на равных, и "студиозам" мозги вправит, а его княжеский гонор для царского посла будет в самый раз. А заодно убережем "ценного сотрудника" от соблазнов политической борьбы в Москве. Но это так, вариант. А грамотный куратор молодым людям по любому нужен.

Леший: georg пишет: Ох не нравится мне это. Запрут их в коллегиум святого Афанасия в Риме (созданный специально для греков-униатов), а там патеры так промоют мозги неискушенным московитам, что те вернутся на Русь католическими "агентами влияния". Может да, а может и нет. Не стоит преувеличивать возможности католическрй пропаганды. В конце концов Хмельницкой тоже в иезуитском колледже учился. И католиком не стал. Скорее наоборот. georg пишет: ЕМНИП эти меры уже проведены на Стоглавом Соборе 1551. Не совсем. Были отменены тарханы. Но не удалось добиться проверки владельческих грамот. А тут главное именно изьятие в Казну большей части церковных земель. georg пишет: Хм. А не заслать ли в Италию в качестве полпреда Андрея Михалыча Курбского? Да. Это было бы великолепно , но ИМХО, не реально. Курбский не дипломат, а военачальник, пока еще верный царю (его поведение в Ливонии еще ничего не доказывает), и отсылать его в Рим скорее всего не будут.

georg: Леший пишет: В конце концов Хмельницкой тоже в иезуитском колледже учился. После православной братской школы, где прививался хоть какой-то иммунитет. И в родной стране. А тут неискушенные юноши засылаются в Италию Ренессанса, от чудес цивилизации глаза разбегаются, а услужливый гид начинает ненавязчиво капать на мозги, посвящая в тонкости науки, постепенно переходит к делу, упирая на несущественность различия между католицизмом и православием, но в римской церкви ученых людей и мудрости побольше и т.д . Так на Западе и совращали многих православных в реале, и именнно так стали католиками многие западнорусские дворяне, предпринявшие поездку в Италию, в т. ч. Ярема Вишневецкий. Леший пишет: Курбский не дипломат, а военачальник а) В то время небыло четкого разграничения этих служб. Править посольство могли послать любого боярина. б) Великое посольство в Рим будет восприниматься не как опала, а как честь, а засылают его года на 2,не более. в) Всем понятно, что для того, чтобы похитить западную науку без "плевел мудрований католицких" лучшего человека не найти. ИМХО понимает это и он сам. Леший пишет: Но не удалось добиться проверки владельческих грамот. А тут главное именно изьятие в Казну большей части церковных земель. ИМХО ссорится с Церковью и знатью одновременно слишком опасно. Надо бы по очереди.

Леший: georg пишет: В то время небыло четкого разграничения этих служб. Править посольство могли послать любого боярина. А не получится ли так, что попывав "за бугром" Курбский еще более нахватается вредных идей о "разделении властей" и контроле аристократии над монархом и вернется на Русь еще более убежденным диссидентом?

georg: Леший пишет: А не получится ли так, что попывав "за бугром" Курбский еще более нахватается вредных идей о "разделении властей" и контроле аристократии над монархом и вернется на Русь еще более убежденным диссидентом? Где в Италии знать контролирует монарха? Режимы итальянских князей позднего Возрождения вполне себе абсолютистские в духе Макиавелли, а об испанских владениях и говорить нечего. Исключение - Венеция, но там монарх отсутствует вообще.

Леший: georg пишет: ссорится с Церковью и знатью одновременно слишком опасно. Надо бы по очереди. Просто момент очень удачный. Войны нет. Оппозиция (во многом из-за этого) менее активна - нет поддержки из-за рубежа. Дворянство, купечество и "посад" горой за царя. Тем более, что конфискация церковных земель была одним из требований не только дворян, но и родовитой знати. Где в Италии знать контролирует монарха? Но ведь Курбский будет не только в Италии. Ему придется проехать через Польшу и Германию, где эти идеи цветут вовсю (и главное отвечают его настрою). Там и нахватается. Поэтому, ИМХО, треба иной человек. Тоже грамотный и "просвещенный", но при этом, в отличие от Курбского "морально устройчивый". Приходит на ум Афанасий Нагой, но он нужен в Москве.

georg: Леший пишет: Тем более, что конфискация церковных земель была одним из требований не только дворян, но и родовитой знати. Я не совсем понял суть реформы. Дело в том, что основную часть земель монастыри получали в виде вкладов "по душе", и грамоты на это у иноков имеются, не подкопаешся. На Стоглаве были не только отменены иммунитеты (тарханы), но и запрещено принимать эти вклады, причем закон поимел 20-летнюю давность, то есть земли, перешедшие монастырям со времен ВасилияIII, были отобраны в казну. ЕМНИП этого достаточно. Монастыри так же были обложены повышенными по сравнению со служилыми землями налогами. К тому же в реале монастыри вели в то время самое продвинутое хозяйство, и в начале правления Грозного были основными поставщиками товарного хлеба на городские рынки. На будущее - если нужно внедрить продвинутую агрокультуру, удобнее всего через Церковь. Кстати в реале Грозный в годы опричнины восстановил налоговые привиллегии монастырей, нуждаясь в подержке церкви. И снова отменил их в 1580.

Леший: georg пишет: Дело в том, что основную часть земель монастыри получали в виде вкладов "по душе", Не только. Огромное кол-во монастырских земель - это захваченные ими "черносошные" земли (во многом благодаря ростовщичеству). На них никаких грамот у церкви нет. Более того, захват этих земель, даже за долги церковью был незаконен ("черносошная" земля официально принадлежала не крестьянам, а государству). Впрочем, вы во многом правы. Скорее всего восстановления тарханов, в отличие от РИ, не будет, поэтому на Соборе о них речь не пойдет. Будет лишь проверка владельческих грамот с целью изьятия "прихватизированных" церковью черносошных земель. (К сожалению исправить в посте уже не могу - "Правка" исчезла).

georg: Леший пишет: в отличие от Курбского "морально устройчивый" ИМХО в Москве как раз в эти годы "моральная устойчивость" Курбского подвергается наибольшим испытаниям (почему я и предложил его великим послом). А порядки соседней Польши знали в Москве отлично, ибо общались регулярно. И чего он мог "нахвататься" от литвы и ляхов - уже нахватано, хуже не будет. А тут еще с Екатериной прилично литвинской шляхты понаехало.

Леший: georg пишет: А тут еще с Екатериной прилично литвинской шляхты понаехало. Ладно, отправим его в Италию. Пусть дискутирует там с понтификом.

georg: Леший пишет: Пусть дискутирует там с понтификом Ну, етто дело ему по душе. См. его литературно-просветительную деятельность в РП.

Леший: Исправленный и дополненный последний пост с таймлайном: Выход к Балтийскому морю (получение хороших гаваней) так же подвиг царя на восстановление русского военного флота. Первоначально, в основу русского флота легли захваченные купеческие корабли, которые переоборудовали в военные, а также два корабля были куплены в Любеке. Благодаря чему к концу 60-х гг. Россия имела флот из 12 кораблей. Что было явно недостаточно. Требовалось создание собственной базы для кораблестроительной промышленности, но вопрос упирался в недостаток требуемых мастеров. Попытки нанять корабельщиков в Англии не увенчались успехом – Елизавета, королева Английская отказалась предоставить России требуемых специалистов (хотя русскому посольству, буквально тайком, удалось завербовать и вывезти 16 “мастеровых людей” - в большинстве своем подмастерьев, которые решили попытать счастье в далекой России). Эта проблема так занимала Ивана IV, что когда в Италию отправилось русское посольство возглавляемое, отличившимся во время Ливонской войны князем Андреем Курбским, одним из первых пунктов данного им наказа был поиск и вербовка “корабельных дел мастеров”, с целью строительства в России собственного флота. Середина 60-х гг. ознаменовалась в стране массовым городовым строительством. Рост доходов и отсутствие войны привело к строительному буму, как государственному, так и частной застройки. Так, в 19 км ниже по течению от Невгина, на месте впадения речки Шуницы в Западную Двину, по приказу царя была заложена новая крепость, которая должна была прикрывать западные рубежи Русского государства, а также дороги, ведущие на Полоцк и Псков. Она представляла собой совершенно новое в фортификационном отношении укрепление и была рассчитана на ведение оборонительных боев в условиях широкого применения артиллерии. Со стороны набережной Западной Двины крепость ограждалась земляным валом длиной 170 метров, а с других сторон — примерно 100 метров. С трех сторон укрепления дополнительно были усилены шестью небольшими земляными бастионами. Впоследствии возле этих укреплений вырос город Двинск. Были начато строительство новых укреплений в Пскове, Велиже, Смоленске, которые должны были прикрыть западные границы государства в случае возможной войны с Литвой. Масштаб строительства был таков, что потребовалось создание особой структуры занимавшейся конкретно этой деятельностью. В результате в 1563 г. был образован Приказ каменных дел, занимавшийся как заготовкой строительного камня (включая кирпич) и строительством каменных сооружений. Одновременно с этим правительство, пользуясь установившимся миром с Крымом, форсировало завершение грандиозных оборонительных работ по всей пограничной линии, начатых еще в начале 20-х гг. XVI в. Ежегодно там трудились тысячи посошных людей, собранных из различных уездов, возводя засеки от северских городов до мещерских лесов, стараясь управиться до той поры, “когда лес листом оденется”. После этого работы прекращались, чтобы возобновится весной следующего года. Возводились новые укрепления и регулярно возобновлялись старые фортификационные сооружения по «берегу» - второго рубежа русской обороны. Для охраны возводимых укреплений был принят “Приговор о станичной и сторожевой службе”, который регламентировал пограничную охрану, устанавливая “разряды” порубежной службы. В мае 1563 г. у Ивана IV, от Екатерины Ягеллон родился сын, названный Дмитрием. На Руси на это тогда мало обратили внимания, поскольку у царя был уже наследник, царевич Иван. Но вот в Великом княжестве Литовском рождению Дмитрия придали просто огромное значение. Ведь, фактически, это означало появление у Сигизмунда II Августа законного наследника, что давало противникам унии с Польшей дополнительные козыри. А отсутствие военной “русской угрозы” окончательно укрепляла решимость чинов Великого княжества Литовского сопротивляться претензиям Короны Польской, тем более, что не было необходимости сбора “сребренщины” (в РИ сыгравшей огромную роль в росте пропольских настроений среди литвинской шляхты) и получения помощи от Короны (получение которой в РИ оговаривалось уступками в вопросе унии). 31 декабря 1563 г. скончался митрополит Макарий, смерть которого привела к крупным изменениям во внутренней политике. Макарий был весьма авторитетной личностью в обществе и пользовался огромным уважением царя, который постоянно прислушивался к его советам. Долгое время Макарий, будучи сторонником компромиссной политики, сдерживал Ивана IV в его попытках жесткими мерами обуздать знать и добиться от нее полного повиновения. Но с его уходом положение резко поменялась. Ставший 24 февраля 1564 г. по предложения царя новым митрополитом Афанасий не обладал тем влиянием (хотя и был до этого личным духовником царя) и не мог столь решительно противостоять намерениям царя по укреплению самодержавной власти. Впрочем, стремления Ивана IV к установлению своей единоличной власти не были прихотью одного человека. Перед страной стоял ряд проблем для решения которых требовались радикальные меры. Прежде всего это касалось влияния крупной знати на дела государства. Одной из мер, благодаря которой знать влияла на царя, было т.н. “поручительство” (или “печалование”). Когда кто-то из вельмож совершал преступление и навлекал на себя этим царскую опалу, то тут же группа знатных лиц вступалась за него перед царем, поручаясь на него крупной суммой денег, которую они обязывались выплатить в случае совершения им повторного преступления. Будучи внешне верноподданнической акцией “печалование” фактически превратилось в открытый шантаж власти со стороны власть имущих, в результате чего царь часто не мог покарать даже лиц совершивших государственную измену. Дело доходило до того, что царь не мог укомплектовать правительство – Думу (часто еще называемую Государевым Советом) компетентными сотрудниками, поскольку знать упорно требовала комплектования правительства “по породе”, что не самым лучшим образом сказывалось на качестве работы правительства. В июне 1564 г. Иван IV неожиданно для всех объявил о созыве Земского собора, на который были приглашены, помимо членов Думы и высшего духовенства, представители дворянства, приказные люди и богатейшее купечество. И по сборе которых, от имени царя им была зачитана речь царя в которой он жаловался на “теснины и неправды великие” которые он претерпевает от знати, и от которых “большие убытки государству”, после чего Иван IV поставил вопрос кардинальной государственной реформе. Но царские предложения встретили яростное сопротивление среди высшей знати и духовенства, которые в отстаивании своих интересов на Соборе даже перешли “на крик великий”. Дело доходило до прямых потасовок. И тогда Иван IV пошел на крайние меры, объявив, что в случае непринятия своих предложений он официально отречется от власти, оставив престол своим сыновьям. Подобное решение вопроса вполне возможно полностью удовлетворило бы оппозицию, но тут в дело вмешалась “третья сила”, а именно “черный люд”. Слух о возможном отречении царя мгновенно распространился по всей Москве. Вскоре площадь перед дворцом запрудила громадная толпа вооруженных горожан, окруживших место заседания заседания Собора и ее представители допущенные в покои, предъявили заседающим свое требование полностью согласиться с царскими предложениями, а то иначе “они сами тех потребят”. После чего у бояр и духовенства желание перечить царю как-то сразу пропало. Тем более, что дворяне и купцы так же были на стороне царя и опереться на них для оппозиции не было никакой возможности. В этих условиях представители Думы и духовенство моментально утихнув бесприкословно согласились на все требования царя и утвердили земский приговор, отменявший право “печалования” и разрешавший Государю предавать казни “изменников” в обход Думы, по его царской воле. Вдохновленный этим успехом Иван IV, решил воспользоваться благоприятным моментом и вновь перейти в наступление на церковь с целью сокращения ее землевладения. Еще Собор 1551 г. отменил иммунные привилегии (налоговые льготы) церковных земель, запретил отдавать в монастыри земли “на помин души” и повелел заменять их денежным эквивалентом, отдавая сами имения дальним родственникам или государю. Также монастырям и епископату было запрещено покупать вотчины, брать имения под залог и вообще увеличивать церковные земли. В случае необходимости иметь земли для пропитания братии (например, при основании нового монастыря), велено было обращаться к царю – «бить челом государю». Такие образом, собор 1551 года существенно ограничил экономическую независимость Церкви. Соборное решение стало поворотным моментом в истории монастырского землевладения, что было связано, с одной стороны, с возраставшими притязаниями государства, с другой, – с имевшими место злоупотреблениями, которые в это время все чаще стали встречаться в монастырской жизни. Тем самым был сделан крупный шаг в направлении еще большего подчинения Церкви государству. Но не смотря на это в руках Церкви все еще оставались огромные богатства (по некоторым данным до 1/5 всех обрабатываемых земель в стране). И весьма значительную часть этих обширных владений составляли земли, которые Иван IV твердо решил вернуть государству, причем на совершенно законных основаниях. Религиозные каноны, подтвержденные постановлением Собора 1551 г. запрещали монахам заниматься ростовщичеством. Но не смотря на это, “святые отцы” вовсю продолжали давать деньги в рост под большие проценты, а в случае неуплаты долга (как правило после неурожая) отбирали у должника имущество, включая его землю. Но, согласно тогдашним правовым нормам, земля находившаяся в руках дворян и черносошных крестьян не была их собственностью, а принадлежала государству. То есть, прибирая эту землю, Церковь грубо дважды нарушала закон (на что государство долгое время было вынуждено закрывать глаза). И вот эти земли, “прихватизированные” духовенством царь решил вернуть в казну. Для чего вынес и “пробил” на Соборе постановление о проверке всех владельческих грамот находящихся на руках у монастырей и епископов. Отдельной строкой шли митрополичьи земли. Не желая дискредитировать митрополита (у которого тоже были “левые” владения), Иван IV договорился “по хорошему”. Афанасий соглашался на негласную проверку своих земель, с правом изъятия тех из них, на которых не будет подтверждающих право владения документов.

Радуга: Леший пишет: подвиг царя на восстановление русского военного флота. Карстен Роде будет??

Леший: Радуга пишет: Карстен Роде будет?? А куда он денется ? После захвата власти Юхана шведское пиратство, как и РИ, возродится. Надо же как-то с ним бороться.

georg: Инкорпорация ливонских немцев - весьма плодотворная идея. А в плане пиратства - закорешится с Данией. Она контролирует половину пути (до Готланда, которые еще принадлежит ей), а обеспечить безопасность остального - дело царя. Деловые люди Ревеля, имеющие давние связи с Новгородом, сами с удовольствием поучаствуют в "кумпанствах" русскими купцами (тем паче что в налговом плане они иноземцами не считаются).

Леший: georg пишет: Деловые люди Ревеля, имеющие давние связи с Новгородом Увы, если вы имеете ввиду ревельских немцев, то большая их часть выведена в Россию (как неблагонадежные), и на их место поселены русские (что, впрочем, не отменяет их участие в корсарских рейдах). Другое дело нарвские немцы. Они-то остались на своем месте. Так что, скорее всего они.

georg: Леший пишет: Увы, если вы имеете ввиду ревельских немцев, то большая их часть выведена в Россию (как неблагонадежные), и на их место поселены русские (что, впрочем, не отменяет их участие в корсарских рейдах). Другое дело нарвские немцы. Они-то остались на своем месте. Так что, скорее всего они. ИМХО среди этих русских немало холмогорцев, печенгцев, онежцев и пр.

Леший: Такой вопрос, может кто подскажет? В 1562 г. в Сибири начинается заварушка. Бежавшие туда казанские татары возглавляемые неуим царевичем Едигеем убивают вассала русского царя князя всея Сибири Едигея (тезка). Но из-за Ливонской войны карательные войска против мятежников не были направлены (РИ). Но тут войны уже нет. Войска (предп. численность около 4 тыс. чел.) готовятся к маршу "за Камень", но вот кого назначить воеводой? Кто сыграет в этой АИ роль Ермака Тимофеевича?

georg: Леший пишет: В 1562 г. в Сибири начинается заварушка. Бежавшие туда казанские татары возглавляемые неуим царевичем Едигеем убивают вассала русского царя князя всея Сибири Едигея (тезка). Казанцам не светит, сил не хватит. В реале Кучум имел поддержку узбеков (как сын Бухарского хана), и казахов. А так же законные права на трон Сибири как Шейбанид. Леший пишет: но вот кого назначить воеводой? Кто сыграет в этой АИ роль Ермака Тимофеевича? ИМХО пошлют кого-нибудь попроще, не из знати. Астрахань брали Черемисинов и Писемский - не великих родов воеводы. Может Мансуров (в реале охранявший тогда переволоку между Волгой и Доном). Или.... Даниле Адашеву голову еще не сняли часом? Нет войны с Литвой, значит нет "стародубского изменного дела" и казни Адашева. Но царь смотрит на него косо, того и гляди опалу наложит или сошлет. Вот пускай и отправляется за Камень. И остается там наместником ( в виде почетной ссылки).

Леший: georg пишет: Казанцам не светит, сил не хватит. Дело не в казанцах. История их мятежа (и убийства князя Сибирского Едигера) это РИ (А. Хорошкевич "Россия в системе международных отношений середины 16 века"). Нужен военачальник для "сибирского похода". Думаю Д. Адашев подойдет.

Леший: Однако этим дело не ограничилось. По успешному завершению Собора царь в своем указе заявил о своем желании “учинити ему на своем государстве себе опричнину” - особый государев удел, которым он мог бы править в обход Думы и существовавших местнических порядков. В опричнину переходила старая структура “Государева двора”. И если вне ее оставались общегосударственные чины, то чины двора - оружничий, кравчий, конюший и т.д переходили в опричнину. Традиционная иерарахия знатности сохранялось, однако местничество между собой строго воспрещается - служат "где государь укажет", и опричные службы не могут являться местническим прецедентом для потомков опричника. Традиционная практика предоставления думных чинов и высоких военных и административных должностей в строгом соответствии со знатностью происхождения ("породой") делало высшие государственные должности монополией группы наиболее знатных родов потомков Рюрика и Гедимина. Это закрывало для отпрысков младших ветвей знатных родов и для представителей менее знатных старомосковских боярских фамилий (потомков старинных бояр московских князей, отодвинутых на задний план княжескими родами) путь к успешной карьере. Создание особого опричного двора открывало для них такие возможности. В состав опричной Думы вошли члены старомосковских боярских родов -- Плещеевы, Колычевы, Бутурлины, Годуновы, Захарьины. Впрочем и некоторые княжата, решившие пойти за царем, отличились на опричной службе – так “всем родом” в опричнине служат Шуйские, и даже удельные князья Северщины - Трубецкой и Одоевский. В составе опричнины оказывается вся структура царского двора со всем дворцовым хозяйством (и все придворные должности - оружничий, кравчий и т.д. становятся опричными), отдельная царская казна. Туда же царь забирает промысловые районы севера и все пункты соледобычи, а так же черноземные районы юга, колонизируемые по мере строительства “Засечной черты”, и объявленные собственностью “Государева двора”, под управлением которого оказываются не только дворцовые земли, но и часть черносошных, взятых царем "на свой обиход" и ряд государственных предприятий. Опричному командованию был подчинены как личное войско (рейтары, гусары, драгуны, Стремянной полк) царя, так и московский стрелецкий корпус – всего более 20 тыс. чел, ставшие в своем роде царской гвардией, предназначенной не только для подавления оппозиции, но и для проведения его политики. Все государственные дела идут обычным путем через Думу (во главе которой однако царь ставит двух преданных ему родственников - князей Бельского и Мстиславского), однако любое дело может быть изъято царем из Думы и решено независимо от нее с помощью чиновников двора. Широко распространяется практика ввода представителей опричнины в состав местного “земского” руководства с целью более эффективного влияния на ход дела и повышения их личной ответственности. Другим ударом по верхушке знати стала ликвидация т.н. “белых слобод” – городских земель принадлежащих духовным лицам и светским феодалам и освобожденных от налогов, благодаря чему туда из Посада переходило множество ремесленников уходя тем самым от “государева тягла” и составляя серьезную конкуренцию мастеровым оставшимся под “тяглом”. Осенью 1564 г. царским указом было введено новое положение о городах, важнейшими постановлениями которого, в практическом его применении были следующие: 1. Все городские слободы светских и духовных землевладельцев с их населением безвозмездно передавались в посады в тягло. 2. Подгородние слободы и дворы землевладельцев “по посадской близости” также включались в посад с вознаграждением владельцев. Слободы и дворы, расположенные на бывшей посадской земле, “по посадской старине” отдавались в посад “без лет и бесповоротно за то: не строй на государевой земле слобод и не покупай посадской земли”. Их население, если оно состояло из торговых, промышленных и ремесленных людей, “по торгу и промыслу” включалось в посадское тягло, а если из пашенных людей, то могло быть выведено владельцами слобод. 2. Подгородние земли в Москве на 4 версты от Земляного вала, а в остальных городах “по посадской старине” или “по посадской близости” конфисковывались и безвозмездно передавались посадским людям. 4. Все посадские люди закладчики, за кем бы они ни жили, возвращались в тягло “по посадской старине”; “по посадскому родству” возвращались также ушедшие с посада сыновья от отцов, племянники от дядьев и т.п., если даже они успели превратиться в кабальных людей. 5. Все торгово-промышленные люди города, члены церковного клира, служилые приборные люди, владельческие крестьяне и бобыли, кроме кабальных людей, отдавались в посад в тягло “по торгу и промыслу”. 6. Остальные должны были в трехмесячный срок продать посадским людям свои лавки, амбары, кузницы и другие торгово-промышленные заведения; после указанного срока эти заведения отбирались безденежно и передавались посадским людям. Люди, не входившие в состав посадской общины, - гости, гостинной и суконной сотен торговые люди, стрельцы и т.д., могли сохранить за собой эти промысловые угодья на посадах, только если они соглашались платить посадское тягло. 7. Заниматься в городе торговлей, промыслами, ремеслами, откупами и т. п. Могли только черные посадские тяглые люди, а не духовенство, не владельческие крестьяне и бобыли и не служилые приборные люди. Этот указ буквально привел в ярость представителей крупного светского землевладения и высшего духовенства, для которых “белые слободы” были крупнейшими источниками дохода. Многие члены Думы, такие как Александр Горбатый-Шуйский, М. Репнин, И. П. Федоров-Челяднин, даже отказались подписать документ. А архиепископ Новгородский Пимен не выдержав, открыто назвал этот указ “бесовским, составленным по совету антихриста”. Стало ясно, что миром дело решить не удасться. Первым делом опричнины стал разгром верхушки Думы - Ростовских, Ярославских и Суздальских княжат, занимавших почти все боярские места. Землевладение бояр московских великих князей (как, вероятно, и бояр других княжений, на которые делилась средневековая Русь в эпоху феодальной раздробленности) сформировалось сравнительно поздно - уже в XIV-XV веках, главным образом за счет княжеских пожалований. Владения не только членов виднейших боярских родов, но и князей Гедиминовичей, выехавших на русскую службу и породнившихся с великокняжеской семьей, были разбросаны по многим уездам, не образуя никакого компактного единства. Так, земли, отобранные у Федора Свибла, боярина Дмитрия Донского, состояли из 15 владений, расположенных в семи уездах. Владения князя Ивана Юрьевича Патрикеева, потомка Гедимина и двоюродного брата Ивана III, складывались из 50 владений, расположенных в 14 уездах. При этом владения членов одних и тех же родов могли располагаться в совершенно разных уездах. Совсем иной характер имело родовое землевладение княжат. Это были земли, унаследованные ими от предков - бывших удельных государей. Поэтому, в отличие от владений московского боярства, родовые вотчины князей располагались компактно на территории того княжества, которым некогда владел их предок. Нормы права, установившиеся, по-видимому, еще в правление Ивана III, способствовали сохранению этих вотчин в руках княжат, запрещая продавать их родовые земли "мимо вотчич" (то есть за пределы круга родственников). Наличие в руках княжеских родов компактно расположенного значительного родового землевладения делало их влиятельной силой на территориях их бывших княжеств, центром притяжения для местных землевладельцев. Сверх того по неписанной традиции, шедшей со времен присоединения этих земель к Москве, наместники например Ярославля назначались только из ярославских княжат. Содержа многочисленные свиты боевых холопов, и даже жалуя земли в поместья своим вассалам, они представляли внушительную силу, и именно они составляли основу оппозиции царю. В среде князей - потомков Рюрика, хорошо знавших, что они принадлежат к тому же роду, что и правитель, власть и личность монарха не были окружены таким ореолом, как в глазах других слоев дворянства. В борьбе с ними царь действует формально по закону, в рамках правового поля. Прецедент был найден в деятельности Ивана III. Некогда он, желая отобрать у московских бояр пожалованные им после завоевания Новгорода вотчины на Новгородчине и раздать их в поместья, передал Новгород в удел своему сыну Василию. Московские бояре, служившие князю московскому, а не новгородскому, вынуждены были оставить свои новгородские вотчины. Царь разыгрывает ту же комбинацию. Объявив старшего сына Ивана соправителем, царь жалует удел младшему малолетнему сыну Федору - Суздаль, Ростов и Ярославль. Землевладельцы этих уездов должны были либо перейти из Москвы служить удельному князю, либо расстаться с вотчинами. Но "князь Федор Иванович вотчинников местных на службу к себе принять не изволил". На момент объявления указа о создании удела все княжата, имевшие боярский чин, были в Москве, откуда их уже не выпустили. После того, как вся верхушка Думы "едиными усты" выразила возмущение, на нее обрушились заготовленные царем репрессии. Все бояре-княжата, участвовавшие "в акции протеста" были арестованы опричниками. Признанный лидер Думы, князь Александр Горбатый-Суздальский, а так же князья Кашин и Шевырев были обезглавлены, а на прочих участников "опалу свою клал и животы их имал за себя: а иных сослал в вотчину свою в Казань на житье з женами и з детми". "Тово же году послал государь в своей государской опале князей Ярославских и Ростовских и иных многих князей и детей боярских в Казань и в Свияжской город на житье и в Чебоксарской город". В то же время опричные отряды вступают в Ростов и Ярославль. Управление этими землями получает один из ближних советников царя Василий Михайлович Захарьин с чином Ростовского дворецкого (для управления уделом Федора составляется особое ведомство - Ростовский Дворец, подведомственный лично царю). Княжеские вотчины описываются и идут в поместную раздачу дворянам, боевые холопы опальных княжат распускаются на волю, многие из них принимаются на государеву ратную службу и верстаются поместьями из вотчин из бывших хозяев. Движимое имущество и казна опальных отписывается на государя. Большая часть опальных была в следующем году помилована, движимость и казна возвращены, но вместо конфискованных вотчин им были пожалованы поместья, разбросанные в разных уездах России. Что обернулось для них изменением статуса. Царь велел по служилой принадлежности написать их дворянами по колонизируемым окраинным уездам. В состав “Государева двора", в котором ростовские, стародубские и ярославские князья до опричнины занимали видное и почетное место, не входили представители дворянства окраин - Поволжья (начиная с Нижнего Новгорода), Смоленщины, Северской земли. Поэтому превращение князей - потомков Рюрика в земских помещиков Северщины означало их фактическое исключение из состава двора как объединения людей, причастных к управлению Русским государством. В новом положении они могли рассчитывать на какую-то карьеру лишь в пределах Северщины, либо в опричнине (но для них врата в "государеву светлость" были узкими, и открылись впоследствии только для их детей). Только в виде особой милости за верную службу царь возвращал некоторых великородных потомков Всеволода Большое Гнездо в "московские списки", снова открывая им доступ к высшим государственным должностям. В то же время, многие из конфискованных земель царь передавал в качестве поместий опричникам, во-первых, развивая поместную систему, систему “службы от земли”, свободную от старых местнических привилегий и ставшую со временем основной базой материального обеспечения дворянского войска. Во-вторых, таким образом “разбавлялись” ряды коренных землевладельцев, не позволяя им выступит единым фронтом. Среди прочего состава Думы - Гедиминовичей и старомосковских бояр - расправа с княжатами-Рюриковичами вызвала неоднозначную реакцию, многие отнеслись негативно, понимая, что ставится под сомнение сам принцип осуществления назначений в соответствии с "породой". Но царю удается расколоть данный слой, пожаловав в бояре вместо "выбылых" княжат ряд представителей старомосковских фамилий, и повысив до боярства окольничих - Челядниных, Шереметевых и Морозовых. Во главе Думы встают вполне преданные царю его родственники Гедиминовичи - Мстиславский и Бельский. В 1567 году царь вновь изъял у двоюродного брата Владимира Андреевича его удел - Старицу, Верею и Алексин, и дал ему новый - Дмитров, Звенигород и Боровск. В этом же году царь возвращает из ссылки Воротынского, и жалует ему вместо отобранного Новосиля Стародуб-Ряполовский. К 1569 году положение относительно стабилизируется. Несколько бояр попадают в ссылки и тюрьмы, несколько бегут в Литву, но массовых репрессий нет - благодаря окончанию войны и снижению налогов нет голода 1568-69 и последующей эпидемии, недоимок и свирепых правежей, царь популярен в народе и рядовом дворянстве, а в такой атмосфере заговор бесперспективен. Правящее боярство недовольно существованием опричнины, при которой царь может легально изъять из его ведения любое государственное дело, а присланные им опричные представители (как правило на роль “вторых воевод”) отслеживают деятельность своих “земских” начальников. Но, не имея никакой поддержки в народе и дворянстве, которые вполне довольны царем, помалкивает.

Радуга: Леший, кажется Вы повторяете не совсем корректное изложение Георга. Леший пишет: Первым делом опричнины стал разгром верхушки Думы - Ростовских, Ярославских и Суздальских княжат, занимавших почти все боярские места Хорошо. Логично. Далее Вы излагаете как это было проделано. И в частности: Леший пишет: На момент объявления указа о создании удела все княжата, имевшие боярский чин, были в Москве, откуда их уже не выпустили. После того, как вся верхушка Думы "едиными усты" выразила возмущение, на нее обрушились заготовленные царем репрессии. Все бояре-княжата, участвовавшие "в акции протеста" были арестованы опричниками. Признанный лидер Думы, князь Александр Горбатый-Суздальский, а так же князья Кашин и Шевырев были обезглавлены Каким боком в этой компании оказался Кашин? Кашин-Оболенский или Кашин-Сухой-Оболенский, которые не имел единого массива земельных владений? Владения которых (даже имевшиеся) находились на Черниговских и Бранских землях? Которые даже в РИ царя не заинтересовали? Если идет полный разгром Думы (княжества) - то ИМХО надо это как-то сформулировать (а то получается акцентирование внимания именно на "земельный вопрос". Кстати оба Кашиных в РИ казнены были совсем по другим причинам.

georg: Радуга пишет: Кстати оба Кашиных в РИ казнены были совсем по другим причинам. Это взято из реала (еще мной в АВИ16 и некритично). Здесь Кашин имеет шанс сохранить голову.

Леший: Радуга пишет: Кашин-Оболенский или Кашин-Сухой-Оболенский, которые не имел единого массива земельных владений? georg пишет: Это взято из реала (еще мной в АВИ16 и некритично). Здесь Кашин имеет шанс сохранить голову. Спасибо за замечания. Исправляем. Кашин остается жить.

Радуга: Леший пишет: Кашин остается жить Не факт. Могут казнить за другое. Один - близок к Старицкому (Кашин Юрий - по всей видимости именно он имелся в виду) Другой - оказался близок к Адашеву (Кашин-Сухой Иван - ИМХО именно "оказался", просто не повезло, Иван после смерти Анастасии был очень расстроен и ...). Я имел в виду, что к этому делу они непричастны. Их смерть можно обосновать (а первого - так наверное и придется, он действительно к Старицкому слишком близок, хоть и "не замешан" кажется).

Леший: Тем временем, на восточных рубежах державы происходят события, которым будет суждено кардинально изменить дальнейшую историю страны. В еще в 1555 году “князь всея земли Сибирской” Едигер добровольно принес вассальную присягу Ивану IV (что позволило тому добавить себе титул "Всея Сибирской земли повелитель") и стал платить ежегодную дань в тысячу соболей. Но ранней весной 1562 г. вместо дани из Сибири пришло известие о том, что бежавшие туда в свое время казанские татары во главе со своим царевичем Едигером Казанцем убили государева данника князя Едигера Тайбуговича. Поскольку убиенный Едигер находился под покровительством Москвы, его убийство таким образом становилось и оскорблением Российского государства ибо оно при принятии Едигером вассалитета выступала гарантом того, чтобы "их бы с Сибирские земли не сводил". Поэтому сразу же после получения известий с востока, был разработан план военного похода в Сибирь с целью наказания мятежников и восстановления подданничества тамошнего населения. Был сформирован 6-тыс. отряд (1,6 тыс. стрельцов, 3 тыс. казаков и 1,4 тыс. “охочих людей”, включая немцев и литвинов), во главе которого стал Данила Адашев, видный военачальник, который однако к тому времени впал в немилость (из-за своего брата) и для которого задача “замирения” Сибири была по сути почетной ссылкой. В июле 1562 года, отряд Адашева выступил в поход и пройдя по рекам Чусовой и Серебрянке, поздней осенью 1582 г. переволок струги в Баранчу, приток Тагила, пройдя который вошел в Туру, где и произошло первое крупное столкновение с татарским войском. Узнав о приближении русского войска татары устроили засаду в том месте, где Тура изгибается широкой излучиной (поблизости от совр. деревни Усениково). Когда струги стали проходить излучину, татарские стрелки стали засыпать их стрелами. Русские остановились на реке и разбив татарский отряд, высадили десант который захватил Тюмень, где Адашев и остался зимовать. После окончания зимовки, дождавшись вскрытия рек, 9 мая 1563 г., оставив в Тюмени в качестве гарнизона около тысячи человек, отряд Адашева пошел дальше по Туре, в устье которой встретил идущее навстречу ему крупное войско, состоящее как из татар, так и ополчение остяков и вогулов. Битва близ устья Туры, превратившись в цепь отдельных схваток, шла несколько дней, и одержав победу в которой, Адашев вышел в Тобол. По нему он мог попасть уже в самый центр Сибирского государства. Но Едигер и не думал отступать после поражения. Он приказал перегородить Тобол цепями и поставить в удобном месте заслон. 29 июня 1563 г. русские вступили с ним в бой около городка Алымай. После перестрелки и жестокого рукопашного боя татарский отряд был опрокинут и рассеян, а город Алымай был занят русскими, где отряд остановился на полуторонедельный отдых для пополнения припасов. 26 июля 1563 г. отряд Адашева подошел к лежащему в 16 верстах от устья Тобола городку Карачин и после тяжелого штурма взял его. После чего, 1 сентября, выйдя из Карачина и пройдя вниз по Тоболу русские захватили небольшой укрепленный городок Атика, который был использован Адашевым в качестве базы для подготовки к решающему сражению. Тем временем Едигер собрал другое войско, состоявшее как из татарской конницы, так и вассальных отрядов местных племен. И не дожидаясь дальнейших шагов русских 15 сентября лично возглавив войско, взял стоявших в городке Атика русских в осаду, продолжавшуюся до 10 октября. Отбив первые попытки штурма, Адашев принял твердое решение, что нужно нанести решающий удар и переломить ситуацию в свою пользу, поскольку по недостатку припасов дальнейшее сидение в осаде было делом безнадежным. И отступать вблизи превосходящего числом противника (10 тыс. татар, вогулов и остяков против 4 тыс. русских) было совершенно невозможно, ибо такое отступление неминуемо завершилось бы разгромом и гибелью. 10 октября 1563 г. русские оставили городок Атика, погрузились в струги и пошли к Чувашскому мысу, где были сосредоточены основные силы Адигера. На мысу была выстроена длинная засека, за которой сидели татарские лучники. Русские высадившись со стругов, выстроились на берегу и пошли вверх по склону, прямо на татарскую засеку. И еще одна сотня казаков осталась в стругах в качестве резерва. Это был по сути самоубийственный шаг. Противник обладал численным превосходством, занимал укрепление на высокой горе. Русские же должны были взять укрепление приступом, без всяких осадных приспособлений. Подойдя к засеке на расстояние прицельного огня, стрельцы открыли огонь из пищалей, в ответ на который татары осыпали наступающих тучей стрел. После чего русские развернулись и стали быстро отступать к стругам так, чтобы у татар возникла иллюзия бегства. Едигер быстро оценив обстановку, решил, видимо, что настал благоприятный момент для разгрома русских, и приказал воинам сделать проломы в засеке. Вскоре масса воинов ринулась вниз по склону. Русские тем временем добежали почти до самого берега, развернулись, дали последний залп и ружей и вступили в рукопашный бой. Едигер ввел в бой свои резервы и лично повел их в атаку. Со своей стороны Адашев, до этого наблюдавший бой со струга, тоже решил, что наступил решающий момент битвы, и ввел в бой свои последние резервы. Возглавив бойцов лично, Адашев стал прорубаться через массу воинов прямо к бунчуку командующего. Вокруг Едигера закипела жестокая рукопашная схватка. В этой схватке царевич был ранен и вынесен своими телохранителями из гущи боя. После чего тут же переправлен на лодке на другой берег Иртыша в безопасное место. В битве наступил перелом. Татарское войско без военачальника резко ослабило натиск и стало понемногу разбегаться. А потом случилась катастрофа. Вассальные ополченцы, не желая гибнуть за чуждую им власть казанцев, массово покинули место сражения, оставив татар один на один с русскими. Поняв что битва проиграна, бросились бежать и татары. Сам Едигер, с которым остался лишь небольшой отряд телохранителей, ушел на юг. А на следующий день, 11 октября 1563 г., русские без боя заняли оставленные неприятелем города Искер (Кашлык), Бицык, Сузун, Абалак, поставив под свой контроль центральную часть Сибирского государства. После чего Адашев, неожиданно для себя, столкнулся с такой непредвиденной проблемой, как создавшийся после разгрома Едигера Казанца вакуум власти. Имея полномочия “усмирить” мятежников и вернуть власть законной династии Тайбуговичей, русские обнаружили, что собственно власть передавать некому. Покойный Едигер Тайбугович детей после себя не оставил. А его племянник Сеид-Ахмед (Сейдяк) был еще слишком мал. В этой ситуации Адашев принял единственно верное решение – стал приводить окружающие племена напрямую “под руку” русского царя. И часть бывших подданных Едигера не заставили себя долго ждать. Уже 17 октября в Искер пожаловали остяцкие князьцы с подарками и данью. Данила Адашев принял их очень приветливо, принял от них подарки, наградил и отпустил с большими почестями. Но не все оказались столь “сознательными”. Многие князьцы решили воспользоваться моментом для восстановления “суверенитета” своих угодий. К примеру отложились вогульские князьцы, которые жили по Тавде и Пелыму, создав свое собственное Пелымское княжество. И для их “вразумления” в в июне 1564 г. был отправлен отряд казаков (около 300 чел.). Собранное вогульскими князьцами большое войско в несколько тысяч человек встретило казаков на речке Паченке, притоке Тавды, на берегу Поганого озера, где и произошла сеча. Используя свое численное преимущество вогулы пошли в прямую атаку. Наиболее опытные воины, одетые в доспехи, вооруженные копьями и саблями, шли в первых рядах войска. За ними шли легковооруженные воины, не имевшие доспехов, вооруженные копьями, тесаками (пальмами) и луками. Они укрывались за спинами панцирной пехоты и стреляли из-за них в противника. Казаки использовали это обстоятельство. Выстрелами из пищалей они уничтожили первые ряды вогульского войска, наиболее сильных воинов. Затем сами перешли в наступление и прижали к озеру остальное вогульское войско, где полностью их перебили. После чего казаки прошли всю Тавду до верховий успешно приводя вогулов, которые потеряли в битве всех своих князцов и большую часть боеспособных мужчин к повиновению. Впрочем, у местного населения очень скоро оказался еще один стимул для принятия русского сюзеренитета – в южных степях появился новый, но хорошо знакомый враг, а именно средний сын бухарского эмира Муртазы Кучум, который узнав о царящем с Сибири безвластии решил кое-что урвать и для себя. Но по прибытии на место обнаружив, что “свято место” уже занято, стал кочевать в степи, совершая набеги на местных жителей, которые будучи не в состоянии отбиться от набегов самостоятельно, стали более охотно подтягиваться под высокую руку русского царя, приносить присягу и соглашались платить дань.

Радуга: Есть несколько непринципиальных вопросов: Леший пишет: Был сформирован 6-тыс. отряд (1,6 тыс. стрельцов, 3 тыс. казаков и 1,4 тыс. “охочих людей”, включая немцев и литвинов), Леший пишет: После перестрелки и жестокого рукопашного боя татарский отряд был опрокинут и рассеян, а город Алымай был занят русскими Леший пишет: подошел к лежащему в 16 верстах от устья Тобола городку Карачин и после тяжелого штурма взял его Леший пишет: оставив в Тюмени в качестве гарнизона около тысячи человек Леший пишет: 10 тыс. татар, вогулов и остяков против 4 тыс. русских Было 6 тыс. Жестокий бой, тяжелый штурм, 1000 оставили - и ведь были еще бои и были еще занятые города (там тоже кто-то гиб и кого-то оставляли). Или уберите жестокий и тяжелый, или численность будет меньше.

Леший: Радуга пишет: Или уберите жестокий и тяжелый, или численность будет меньше. Цифры боевых потерь накануне битвы на Чувашском мосту взяты мной в кол-ве примерно 1 тыс. чел. - в битве у устья Туры - около 600 чел. и около 400 остальные боевые потери.

Радуга: Леший пишет: в битве у устья Туры - около 600 чел. Так уберите эти термины (тяжелая, жестокая, упорная). Битва = 600, хорошо. А тяжелая осада тогда - это сколько?

Леший: Радуга пишет: Так уберите эти термины (тяжелая, жестокая, упорная). Хорошо, будем считать, что этих терминов нет.

Леший: Часть III Бросок на юг Весной 1569 г. в Москве стало известно, что султан Селим II перебросил в Кафу 17-тысячное турецкое войско при 100 орудиях, которое должно было подняться Доном до Переволоки, а затем, проложить канал между Доном и Волгой. Затем, проведя на Волгу корабли с артиллерией, ему предстояло спуститься к Астрахани и захватить ее. Новым астраханским ханом должен был стать Крым-Гирей, сын хана Сагиб-Гирея. Вместе с турецкими войсками должна была действовать Крымская орда хана Девлет-Гирея. Возглавить поход султан поручил кафинскому паше беглербеку Касиму. После чего, срочным порядком в Астрахань “на годование” были назначены окольничий Долмат Федорович Карпов и Василий Петрович Головин, туда же “по вестям” был послан Никита Григорьевич Гундоров. Навстречу турецким войскам в Астрахань “на Переволоку” были отправлены боярин Петр Семенович Серебряный и Замятня Иванович Сабуров с 30-тыс. войском. В начале июля 1569 г. турки начали поход на Астрахань. От Кафы до Переволоки 100 турецких галер, с погруженными на них пушками, шли 5 недель. 15 августа они достигли места, где ближе всего сходятся реки. Дон и Волга. На Переволоке к турецкой армии присоединилось 50-тысячное татарское войско. Однако осуществить задуманный в Стамбуле проект постройки канала Дон - Волга не удалось. Попытка перетащить “каторги” на Волгу волоком также провалилась. Касим-паше пришлось вернуть корабли и тяжелую артиллерию в Азов и идти на Волгу походным порядком. К Астрахани, к тому времени перенесенной на новое, более защищенное место, турецко-татарская армия вышла 16 сентября. Несмотря на помощь астраханских татар и ногайцев, паша не решился штурмовать расположенную на Заячьем острове хорошо укрепленную крепость, гарнизон которой в начале 1569 г. пополнил отряд окольничего Д.Ф. Карпова. Огонь русских пушек и удобное расположение крепости не позволили туркам начать осадные работы и блокировать город. Убедившись в бесплодности своих действий, Касим-паша отвел войска от крепости и встал лагерем на старом городище, готовясь по повелению султана зимовать под Астраханью. Татарское войско должно было вернуться в Крым, однако известие об этом всколыхнуло всю турецкую армию, измученную тяжелым походом и ожиданием новых испытаний. Тем временем, пришедшая с севера русская «плавная рать» кн. П.С. Серебряного и З.И. Сабурова смогла перерезать пути снабжения турецкой армии из астраханских и ногайских кочевий, обрекая ее на полуголодное существование. 26 сентября 1569 г. Касим-паша приказал начать отступление на Дон самым коротким путем - по Кабардинской дороге. Преследуемое по пятам русской армией, вскоре оно превратилось в настоящее паническое бегство. Лишь четвертая часть турецкой армии добралась к 24 октября 1569 г. до устья Дона, где они прямо у стен турецкого города Азов были вновь атакованы русской конницей. Охваченные паникой турки ринулись внутрь Азова, надеясь за его стенами найти спасение. Но это привело лишь к обратному результату – хаос и неразбериха создавшиеся в воротах позволили группе русских ратников ворваться внутрь крепости и подпалить склад с порохом, взрыв которого разрушил часть городской стены, и сквозь образовавшейся в ней большой пролом значительные русские силы проникли в город, на улицах которого пошла “сеча великая”. К вечеру большая часть турок была уничтожена, а Азов оказался в русских руках.

georg: А с 1565 по 1569 ничего интересного не происходило? И кстати, что там поделывет Курбский в Италии? ИМХО до 1564 принимал в качестве наблюдателя участие в Тридентском соборе. Как известно, на соборе была утверждена католическая ортодоксия без каких-либо уступок протестантам. Соответственно и православным однозначно будет предложено принять Флорентийскую унию без каких-либо уступок, на что Курбский ответит примерно теми же аргуметами, что и Марк Эфесский во Флоренции. После этого за московитами закрепится репутация упорных схизматиков, и заинтересованность Рима в контактах с Москвой сведется к организации лиги против турок. В этой ситуации папа скорее всего уже перестанет за свой счет обучать русских студиозов, да и миссия Курбского в Италии будет завершена. С учетом возможных дипломатических поручений в Вене вернется он на Русь в 1566. Интересно, не обнаружит ли он по возвращении свои ярославские княжеские вотчины конфискованными? Или себя с этими вотчинами приписанным к опричному двору? Леший пишет: а Азов оказался в русских руках Хм. Интересны последствия. Ведь придется воевать без союзников. МаксимилианII уже потерпел поражение и заключил Варшварский мир с Турцией в 1566. Венеция и Испания в мире с турками и не горят желанием его нарушить. Захват русскими Азова может привести к тому, что Селим не станет захватывать Кипр, а бросит силы свои и Крымские на отвоевание Азова. А раз нет захвата турками Кипра - нет и новой антитурецкой лиги в Европе, и Россия воюет с турками без союзников. Удержим ли Азов?

Леший: georg пишет: И кстати, что там поделывет Курбский в Италии? Это я планирую осветить в событиях по выбору короля Польши. georg пишет: Захват русскими Азова может привести к тому, что Селим не станет захватывать Кипр, а бросит силы свои и Крымские на отвоевание Азова. А раз нет захвата турками Кипра - нет и новой антитурецкой лиги в Европе, и Россия воюет с турками без союзников. Удержим ли Азов? Первоначально Турция будет смотреть на отвоевание Азова как на малозначительную "простую полицейскую операцию", которая не будет требовать к себе основного внимания (типа взгляда Адашева на Ливонскую войну), и которую на первом этапе поручат решить даже не регулярным турецким силам, а крымскому хану (как и в РИ в 1637-41 гг. - где попытка осады Азова турецкой армией была предпринята только после провала отвоевания Азова силами крымчаков). Так что, ИМХО, в 1570 г. на Азов будут отправлены только крымские татары, а война на Кипре начнется "по расписанию".

Леший: Падение Азова произвело немалое впечатление как в Москве, так и в Стамбуле. Узнав о захвате этой турецкой крепости Иван IV распорядился немедленно начать ее укрепление, для чего были срочно присланы “зелейная” и свинцовая казна – 300 пудов пороху и 200 пудов свинца, большие хлебные запасы. Было ясно, что турецкий султан, который мог “закрыть глаза” на разгром своей армии под Астраханью, после захвата Азова не успокоится и любой ценой попытается вернуть захваченную русскими крепость, поскольку присоединение к России Азова существенным образом изменил всю обстановку на юге. Возникла дополнительная “помеха” на пути крымских набегов, “под руку” русского Государя стали откочевывать татарские роды - за год на русскую сторону Дона перешло 30 тыс. “черных улусных людей”. А часть живших на Кубани ногаев принесла “шерсть” (клятву на верность) русскому царю. В этих условиях было ясно, что войны не избежать. Поэтому, весной 1570 г. на юге стали сосредотачиваться крупные силы. Главное командование было поручено Михаилу Ивановичу Воротынскому. Вспомогательную рать в Рязани возглавил Дмитрий Иванович Хворостинин, под прикрытием которых началось как укрепление старой “засечной черты” проходящей по линиям Болхова-Белева-Одоева-Крапивны-Тулы-Венева-Рязани и Скопина-Ряжска-Шацка и одновременно строительство новой линии обороны на 200-400 верст южнее прежней, по линии Ахтырка-Белгород-Новый Оскол-Ольшанск-Усмань-Козлов-Тамбов, для чего, в лесистой местности рубились сплошные засеки, на открытых местах копались рвы, насыпались десятиметровые валы с частоколом. Чтобы связать все это в единую оборонительную систему, строились новые города-крепости: Тамбов, Коротояк, Усмань, Козлов и др. Между городами, через каждые 20-30 верст, ставились остроги для гарнизонов, несущих дозорную службу. Совершенно особая ситуация сложилась на Дону. После захвата русскими Азова и “посажения” в нем 5-тысячного гарнизона из стрельцов и “детей боярских” стал вопрос об окончательном приведении местных казаков к “службе Великому Государю”. Казаки встретили подобное развитие ситуации без энтузиазма, но наличие царских войск и главное угроза турецкого вторжения на Дон заставила их быть сговорчивей и согласится на требуемую русскими воеводами присягу Великому Государю. В свою очередь, Москва проявила гибкость и гарантировала сохранения самоуправления казачьих станиц, но подчиняла их назначенному царем гетману, кандидатуру которого на первых порах предлагали царю сами казаки. Кроме того, казаки скоро убедились, что нахождение “под крылом” столь могущественного покровителя как русский царь имеет свои преимущества. Поскольку теперь охрану донских земель несло “государево войско”, то казаки получали возможность предпринимать куда более масштабные набеги на неприятельские земли, не опасаясь за судьбу оставленных в станицах семей. В Стамбуле же весть о падении Азова привела султана Селима II в гнев. За поражение под Астраханью и потерю Азова султан приказал отравить крымского хана и турецкого командующего Касым-пашу, но благодаря ходатайству сестры султана и, самое главное, благодаря золоту, им удалось отвести от себя удар. Впрочем, при султанском дворе “азовское дело” на тот не рассматривалось как первоочередное. Предполагалось, что основные силы “Высокой Порты” следует направить на захват принадлежащего венецианцам о-ва Кипр, а вернуть город удастся силами одного крымского хана, которому был выслан султанский указ отбить Азов у русских обратно. Не желая противоречить султану Девлет-Гирей стал готовиться к походу на Азов, для чего ввел новый военный налог - “оружейные и тамговые деньги”. Однако мурзы отнеслись к военным планам хана без энтузиазма. Понимал безнадежность похода на Азов легкой татарской конницей и сам хан Девлет-Гирей. Но повеление султана, после того как чудом избежал казни, приходилось выполнять. Тем более, что весной 1570 г. султан обещал прислать флот с войском, поднять на русских ногаев и горских черкесов. Но вместо осады Азова Девлет-Гирей принял решение атаковать южный русские уезды, где была возможность набрать полон. И в мае 1570 года его орда выступила в поход. Движение крымских войск не осталось незамеченным. Путивльский наместник П. Татев прислал в Москву с сообщением о готовящемся нападении обнаружившего врага «донецкого сторожа» А. Алексеева, но он лишь ненамного опередил врага, вторгшегося в Рязанскую землю. Весь приграничный край подвергся страшному опустошению. Часть татарских «загонов» проникла и в Каширский уезд. И хотя воеводам кн. Д.И. Хворостинину и Ф. Львову 21 мая 1570 г. за Зарайском удалось разгромить один из таких «загонов» и освободить многих пленников, но опасность повторных татарских нападений сохранялась до конца лета – начала осени 1570 г. Обстановка на границе оставалась очень напряженной. Русские разведчики сообщали, что в степи «стоят люди многие крымские», а от табунов их «прыск и ржание великое», что «месечных сторожей на Обыкшенской да на Балыклейском громили татар человек с пятьсот и голову их Капусту Жидовинова взяли да товарищев их дву человек убили», писали и о других приготовлениях «крымских людей» к походу на Русь. Сообщения становились все тревожнее. Некоторые разведчики приносили вести, что видели огромное 30-тысячное татарское войско, идущее к границе 30 дорогами. В этих условиях русское правительство решило навести по Крыму упреждающий удар. Уже 9 мая 1570 г. воспользовавшись уходом основных сил татар “послало Войско 75 стругов по 70-80 казаков в каждом под Кафу и иные места для воинского промысла”. Разграбив и спалив окрестности Керчи, казаки в конце мая возвратились на Дон. В июне из Азова на 30 стругах вышли 1700 казаков и направились под Тамань, где обчистили местные селения. Одновременно с этим, получившие “государево жалование” запорожские (днепровские) казаки сделали набег на западное побережье Крыма. Что вынудило Девлет-Гирей, встревожившегося за свои тылы, отменить большой поход на Русь и запросить помощи у Турции, что не очень понравилось султану, который к тому времени объявил войну Венеции, стремясь отобрать у нее Кипр. Война эта уже давно была подготовлена турками; уже первого июля 1570 г. капудан-паша Пиали вышел из Галлиполи (вблизи Константинополя, где находились главные верфи турецкого флота), с эскадрой из 360 судов и высадил, без всякого сопротивления, на южном берегу Кипра армию в 50 тыс. человек пехоты и 2 тыс. кавалерии, под командой Мустафы; венецианский флот, который должен был защищать остров и помешать высадке, не показывался. На самом острове тоже не было решительно ничего приготовлено для защиты; имелся лишь слабый гарнизон из 2 тыс. человек пехоты и 1 тыс. кавалерии; гарнизон этот не мог, конечно, выступить в открытом поле, против неприятеля и отступил в укрепленные города Левкозию (в середине острова, недалеко от северного берега) и в Фамагусту (на восточном берегу). Мустафа осадил сперва Левкозию, которая, после упорного сопротивления, за недостатком провианта и вследствие слабости гарнизона, 9 сентября пала; при этом было убито 2000 человек. Вслед за тем началась осада Фамагусты; она продолжалась более десяти месяцев, но в течение зимы велась довольно вяло, так как флот ушел домой; тем временем подошел и венецианский флот из 12 галер с подкреплениями и запасами. Весной, однако, когда возвратился турецкий флот и заблокировал город, начались серьезные атаки. Венецианский флот не показывался; после шести отбитых штурмов боевые припасы у венецианцев истощились, и комендант города Брагадино не счел возможным дольше защищать город и сдался 1 августа 1571 года, причем гарнизон и жители получили право свободного выхода из города со всем имуществом. Что дало Турции возможность обратить более пристальное внимание на свои северные окраины. В середине лета 1571 г. султан Селим II направил к устью Дона флот из 70 галер и 90 “галеотов”, а так же 30-тыс. турецкую армию во главе с уже проштрафившимся Касим-пашой, которому дали таким образом искупить свою вину. Туда же подошел и крымский хан с 40-тыс. ордой, которая, впрочем, в осаде не принимала, занимаясь только прикрытием турецкой армии от возможных действий русской армии. Осада крепости, гарнизон которой насчитывал около 5,3 тыс. чел., началась 24 августа 1571 г. После отказа русских капитулировать, на следующий день паша бросил войска на штурм, в котором потеряв около 6 тыс. чел. турки были вынуждены отступить. После чего были вынуждены перейти к планомерной осаде. Начали возводить батареи, полевые укрепления и насыпать вал, который они попытались подвести к стенам крепости. Но эти работы были прерваны вылазками осажденных. Одновременно с этим, выше по реке, в районе Черкасского городка началось сосредоточение русских войск, в котором насчитывалось 1700 стрельцов, 2350 ногайских и юртовских татар и 10 тыс. донских и 2 тыс. подошедших днепровских казаков. И наличие которого не давало татарам возможности выполнять фуражировку для снабжения себя и турецкой армии. Из-за чего, уже скоро турки стали испытывать нехватку в продовольствии. Но не смотря на все трудности, они все же возвели вал выше крепостных сооружений, установили на нем более сотни “проломных” орудий и начали жесточайшую бомбардировку, периодически останавливая ее и предпринимая новые штурмы. Но их отражали, и атаки оборачивались для турок лишь значительными потерями. Кроме того, турки выбрали неудачное время для осады. В сентябре пошли дожди, ночи стали холодными и в турецком лагере, расположенном в нездоровой влажной местности близ реки, началась эпидемия, сотнями косившая солдат и рабочих, скученных в палатках и шалашах. Заволновалось и татарское войско, которое стало требовать чтобы их отпустили а набег на русские окраины, а заодно собрать продовольствие. И Касим-паша, чтобы не раздражать союзника, вынужден был разрешить крымскому хану отправить часть сил на “охоту”. Но находившиеся поблизости русские разъезды засекли начало набега. Одни татарские загоны, едва успев удалиться от главного стана, попали под удары казачьих и ногайских отрядов и были разбиты. Другие уткнулись в свежесрубленные засечные черты и выдвинутые к ним получивших предупреждение русские войска. И были вынуждены повернуть назад. Кроме того, из-за потерь и дефицита боеприпасов турки временно прекратили обстрел и атаки, ограничиваясь блокадой. По хорошему надо было прекратить осаду и отвести войска, чтобы лучше подготовится к новому нападению в следующем году. Но Касим-паша, хорошо понимал, что коли раз ему чудом удалось спасти голову от гнева султана, то во второй раз это будет, мягко говоря, затруднительно. И упорно продолжал осаду. Кое-как сумели доставить из Турции и провезти к Азову порох и ядра, и сражение закипело с новой силой. Турецкая артиллерия по очереди разбила три защитных вала, но защитники построили четвертый и отбивались за ним. Целую неделю, каждый день на штурм крепости шло 10 тыс. турецких солдат. Их отбрасывали. После чего вновь вступали турецкие орудия и грохотали всю ночь. А на утро Касим-паша бросал в атаку другие 10 тыс. бойцов, предоставляя отдых побитым. Но 1 октября 1570 г. татарская конная разведка заметила оживление возле Черкасского городка. У турецкого командования не было сомнений – русские готовятся к удару по уставшим турецким войскам. На экстренном заседании военного совета было принято решение о прекращении осады и экстренном отступлении – было ясно, что удара свежих русских сил уставшие турки и татары не выдержат. Бросив артиллерию и обоз турки в спешке начали отход к берегу, где шла посадка на корабли. Татары же и вовсе бросив все умчались прочь. Воспользовавшись этим уцелевший гарнизон (около 2 тыс. чел.) вышел из крепости и соединившись с русскими разъездами атаковал отступающие деморализованные неудачей турецкие войска. Среди турок началась паника. Решив, что их атакуют основные русские силы, они смешались и побежали толпами, спеша очутиться на кораблях. Что привело к давке и невозможности организации хоть какого-либо сопротивления атакующим. Фактически это была бойня, усугубленная полным беспорядком на берегу, где многие солдаты опасаясь, что из-за осеннего шторма их бросят на произвол судьбы стали захватывать баркасы, чрезмерно набиваясь в них, что приводило к тому, что многие лодки не выдержав переворачивались, бросались вплавь и тонули... Это был полный крах экспедиции. Из 30-тыс. турецкой армии на родину возвратилось лишь 7-тыс. человек. Остальные либо погибли при штурмах Азова, от болезней или при эвакуации. А около 10 тыс. чел. попало в плен русским.

ВЛАДИМИР: Кстати, ув. Леший. Не знаю пришло ли это Вам в голову, но мне пришло. Допустим, Россия действительно в середине XVI века победила в Ливонской войне, "ногою твердой стала на море" и т.д. (в т.ч. начала германизироваться; ведь уже Опричнину можно считать попыткой создания Православного Военно-Монашеского Ордена по образу и подобию Тевтонского). Но в таком случае Россия, даже против своей воли оказывается втянутой в концерт европейских держав на 150 лет раньше. А это не могло не отразиться на "двуличний европейский политик", и многие события даже на другом конце Европы в эти полтора столетия совершились бы иначе.

Леший: ВЛАДИМИР пишет: А это не могло не отразиться на "двуличний европейский политик", и многие события даже на другом конце Европы в эти полтора столетия совершились бы иначе. ИМХО, пока на мировой арене все остается примерно в рамках РИ - нет пока таких событий, которые могли бы кардинально все изменить в международных отношениях (хотя была у меня задумка, сохранить жизнь Генриху II или Хуану Австрийскому и сделать предполагаемую ими высадку в Англии. Но меня убедили в невозможности этого. Правда более долгая жизнь Хуана Австрийского еще под вопросом - в теории, из-за произошедших изменений он может, скажем поехать в другой город, и не заболеть). А серьезные изменения начнуться, по моему мнению, уже после объединения России, Литвы и Польши, когда, к примеру, объединенное гос-во сможет начать (планируемую Россией в РИ) войну с Крымом и Турцией в 1587 г.

ВЛАДИМИР: Леший пишет: пока на мировой арене все остается примерно в рамках РИ Я смотрел дальше: на Тридцатилетнюю войну и т.п.

Леший: Эта победа произвела впечатление в Европе. Еще после разгрома турок под Астраханью, Новосильцев, русский посол в Константинополе в 1570 году, незадолго до своего ареста турками сообщал в Москву: "Да про астраханский поход во фрянские города весть пришла, что Астрахани не взяли, и людем учинился великий изрон. И фрянки деи о том возрадовались и меж себя учали говорить: государь деи Московский великой, и кому деи против его стояти! А от неверных его бог обороняет." А последовавший за этим разгром турок под Азовом произвел и вовсе сенсационное впечатление. По всей Европе пошли по рукам портреты Ивана IV, а также выполненные в апологетическом духе его биографии, где красочно расписывались его успехи по борьбе с “сарацинами”. Повсюду раздавались призывы начать новый крестовый поход против турок. Из Испании, Венеции и Рима в Москву отправились послы с приглашением русскому царю присоединиться с образуемой под эгидой римского понтифика Пия V антитурецкой коалиции. В принципе Иван IV был согласен, но выдвинул предварительные условия. Так он потребовал, чтобы Венеция и Испания прислала в Россию “корабельных дел мастеров” для строительства флотилии на Азовском море, а также выплачивала Москве ежегодную субсидию, каждая страна в размере 100 тыс. скудо (которая должна была пойти на строительство оной флотилии). На что было получено согласие и в начале лета следующего года, 25 мая 1571 г., наконец, был заключен в Риме формальный союз между папой Пием V, Филиппом II, Иваном IV и Венецией. Западноевропейские союзники обязались выставить флот из 200 галер и 100 транспортных судов и армию из 50 тыс. чел. пехоты (испанских, итальянских и немецких наемников) и 4,5 тыс. кавалерии с соответствующей артиллерией. Но и турки не дремали. Столкнувшись с “кошмаром коалиций”, в Стамбуле было решено, не дожидаясь пока противники приведут свои силы в полную боевую готовность, нанести решающий удар по одному из участников коалиции с целью выбить его из игры и своей победой посеяв среди своих врагов сомнения и колебания привести Священный союз к развалу. Поскольку на Средиземном море цель турок – захват Кипра был осуществлен, то главный удар был спланирован на севере, имея задачей наконец-то вернуть Азов Турции, после чего, по мере возможностей, развернуть крупномасштабное наступление против России, с целью “возвращения под власть султана Астрахани и Казани”. Подготавливая новую атаку на Азов турки, как они считали, учли ошибки предыдущих походов (на Астрахань и первую осаду Азова). Численность турецкой армии идущей под Азов была увеличена. Крымские татары должны были в отличие от предыдущей осады не топтаться на месте, а совершить крупный набег на русские рубежи для отвлечения основных русских сил от устья Дона. Были сдвинуты на более ранние сроки выступления для того, чтобы успеть к осенних холодам. 24 июня 1571 г. 100-тыс. армия турок (20 тыс. янычар и тюфекчи, 20 тыс. спагов, 5 тыс. “немецких” наемников, 5 тыс. черкесов и 45 тыс. валашских, семиградских и молдавских вспомогательных войск) вновь обложила наскоро восстановленный Азов (имевший 10-тыс. гарнизон) с суши и сильной флотилией (150 галер и 200 чаек) блокировали с моря. Одновременно с этим крымский хан собрав около 120 тыс. человек (татар, ногайцев и 7 тыс. янычар) пошел в на Русь. Впрочем в Москве также готовились к новым сражениям. Еще в апреле в Коломне был проведен смотр собранным войскам, во главе которых царь поставил М.И. Воротынского, армия которого насчитывала до 50 тыс. человек. Кроме того, на Дон было послано подкрепление, увеличившее численность находившихся там русских войск (вместе с казаками) до 40 тыс. чел. В принципе этого должно было хватить для того, чтобы с самого начала обречь татарский удар на неудачу. Первоначально Девлет-Гирей собирался ограничиться набегом на козельские земли и повел войско к верховьям Оки. Но тут произошло событие, кардинально изменившее дальнейший ход событий. К крымскому хану прибыли представители от неких русских придворных кругов, предложивших показать неохраняемые “проходы” в “Засечной черте”, благодаря чему татары смогут подойти к Москве. И в ночь на 27 июля 1571 г. ногайский отряд мурзы Теребердея, шедший в авангарде крымских войск, стремительным ударом сбил русскую заставу, прикрывавшую “Сенькин перевоз”. Находившиеся на «берегу» 200 “детей боярских” отступили, а татары стали разрушать укрепления на московской стороне реки. Другой неприятельский отряд, которым командовал Дивей-мурза овладел окским “перелазом” рядом с устьем р. Протвы, “против Дракина”. Несмотря на захват второго плацдарма, главные силы татарской армии начали переправляться через «Сенькин брод». Русские воеводы, находившиеся в Кашире (Сторожевой полк И.П. Шуйского и В.И. Умного-Колычева) и Тарусе (полк Правой руки Никиты Романовича Одоевского и Федора Васильевича Шереметева) захваченные в врасплох не успели прикрыть эти переправы и помешать сосредоточению врага для решающего броска к Москве. В ночь на 28 июля 1571 г., прорвавшаяся через окский рубеж, армия Девлет-Гирея по серпуховской дороге двинулась к Москве. В этот роковой час самым решительным образом действовал М.И. Воротынский. Находившийся под его командованием Большой полк, оставив позиции под Серпуховом, пошел к Москве, вслед за крымской армией, отрезая ей пути отступления. С флангов от Калуги, наперерез татарам шли Передовой полк А.П. Хованского и Д.И. Хворостинина, от Каширы - Сторожевой полк И.П. Шуйского и В.И. Умного-Колычева. 30 июля на реке Пахре у деревни Молоди, в 45 верстах от Москвы, Передовой полк А.П. Хованского и Д.И. Хворостинина настиг арьергардные отряды армии Девлет-Гирея и разгромил их. Встревоженный ударом русской конницы, крымский хан остановил наступление и начал отвод своих войск из-за Пахры. Пока же он направил против войск Хованского и Хворостинина находившийся при нем 12-тысячный отряд, вступивший в сражение с русскими дворянскими сотнями. Отступая Передовой полк подвел противника под удар подошедшего к месту боев Большого полка, укрепившего свои позиции спешно поставленным “гуляй-городом”. Начавшись небольшими стычками, столкновение у Молодей перерастало в большое сражение, от исхода которого зависела судьба всей войны. Под прикрытием ружейного и артиллерийского огня засевших в «гуляй-городе» стрельцов, дворянские конные сотни контратаковали татар, затем снова отходили за линию щитовых укреплений, и вновь устремлялись на врага. Во время одной из атак погибли татарские военачальники Дивей-мурза и ногайский мурза Теребердей. Вскоре сражение начало стихать, возобновившись через два дня, в течение которых происходили короткие столкновения конных разъездов. Получив известие о шедших к русским воеводам подкреплениях, Девлет-Гирей решил использовать последний шанс и повел свои войска в решительную атаку. 2 августа крымская армия штурмовала «гуляй-город», стремясь окончательно разгромить русских. Во время ожесточенного сражения под стенами деревянной крепости Большой полк под командованием М.И. Воротынского смог обойти неприятельскую армию, нанеся мощный удар с тыла. Одновременно противник был атакован находившимися в «гуляй-городе» отрядами русской и “немецкой” (набранной из ливонцев) пехоты, оставшимися там под командованием Д И Хворостинина. Не выдержав двойного удара русских войск, татары отступили, понеся в последних боях колоссальные потери. Среди погибших оказались сыновья хана Девлет-Гирея; при штурме «гуляй-города» полегла турецкая янычарская пехота. В ночь на 3 августа крымская армия поспешно отступила на юг, преследуемая русскими отрядами. Стараясь оторваться от погони, Девлет-Гирей выставил несколько заслонов, которые были уничтожены преследователями. Из 120-тыс. армии, перешедшей в июле 1571 г. русскую границу, в Крым вернулось около 20 тыс. человек. Успех сопутствовал русским войскам и на других фронтах. После высадки под Азовом турецкий командующий Мустафа-паша разделил свою армию на две части. Одна должна была захватить город, а другая, численностью около 60 тыс. чел. должна была подняться вверх по Дону и разорить находящиеся по реке казачьи городки. Но под Черкасском путь им преградило 35-тыс. русское войско во главе с П. Серебряным. Видя численное преимущество противника Серебряный приготовились обороняться. Был возведен земляной вал с частоколом и выдвинуты вперед два небольших “гуляй-города”. Левый фланг русских прикрывала река, правый казачья и ногайская конница. Кроме того, 10-тыс. отряд поместной конницы был оставлен в резерве. В центре позиций был оставлен проход в земляном валу между “гуляй-городами”, прикрытый “немецким” полком, который по плану должен был выдержав первый натиск турок отойти и увлекая за собой противника, по флангам которого должны будут ударить артиллерия и поместная конница. Утром 6 июля турки начали наступление. Первыми в атаку пошли сипахи, обрушившись на центр русских позиций. Несмотря на мощный натиск, атака провалилась и сипахи были вынуждены отойти. Пехота турок так же не добилась успехов, атакуя русские позиции вдоль реки. Только ближе к полудню, направив острие атаки на русский правый фланг Мустафа-паша смог потеснить казачью и ногайскую конницу и дать возможность прорваться сипахам в тыл противнику. Но которые сами тут же угодили под удар поместной конницы. В возникшей давке сипахи потеряли преимущество, понесли большие потери и стали отходить. Но были атакованы оправившейся казачьей кавалерией. Увидев, что сипахи оказались в ловушке, но при этом и русская конница связана по рукам и ногам Мустафа-паша приказал усилить натиск на наиболее слабый центр русских позиций, рассчитывая прорвав его раздробить русские силы и по одиночке разбить их. Ситуация сложилась отчаянная – посколько турки атаковали по всему фронту Серебряный не мог усилить центр. Но положение спасла стойкость “немцев” во главе с Филиппом Беллем. Выстроившись в “тонкую красную линию” они упорно отбивали все атаки неприятеля, пока на правом фланге окончательно не были добиты сипахи, после чего русская конница обрушилась на турецкую пехоту, вынудив ту отойти. После чего битва закончилась и стороны могли подвести итого. Русские формально могли считать себя победителями – враг не смог прорваться и был вынужден отступить. Но огромные потери – почти весь “немецкий” полк и половина кавалерии, в результате которых после битвы у Серебряного оставалось в строю 6 тыс. поместной конницы, 21 тыс. стрельцов и казаков, заставляли задуматься. Впрочем, еще большие проблемы были у Мустафы-паши. Хотя его армия потеряв 18 тыс. чел. по прежнему численно превышала русских, но проигрыш битвы деморализовал солдат, а потеря всей сипахской конницы ставила его армию под удар гяуров, которым ему больше нечего было противопоставить. По сути Мустафа-паша оказался в ловушке. Из-за гибели конницы он больше не мог атаковать русских, но и отступить тоже не мог – его пешая армия находясь на марше стала бы легкой добычей русской кавалерии. В результате он был вынужден стать укрепленным лагерем и вести с русскими “войну нервов”. Неудачно складывалась обстановка и у осадных сил. Как и в прошлый раз туркам удалось захватить “Земляной город”, но осажденные укрылись в цитадели, взять которую турки не смогли. Кроме того, турки были вынуждены отвести от Азова большую часть своего флота, поскольку стали получать тревожные известия из Средиземного моря, где главнокомандующий объединенными силами Священной лиги дон-Хуан Австрийский с испанской эскадрой прибыл, наконец, 24 августа в Мессину, где давно его ожидали венецианский и папский эскадры. Тем временем, получив очередное “государево жалование” днепровские казаки, воспользовавшись уходом большинства боеспособных мужчин из Крыма, атаковали татарские селения и сожгли Белгород-Днестровский (Аккерман), посеяв панику как среди татарского населения п-ова, так и в турецких владениях. А после того, как казаки захватили Козлов (Гезлев) с сосредоточенными там запасами хлеба, снабжение находящейся под Азовом турецкой армии стало давать сбои. Еще хуже было положение “Черкасского лагеря” турок, где начался голод, а “летучие отряды” казаков не давали османам выходить за пределы своих укреплений для фуражировки. Кроме того вспыхнула эпидемия и очень скоро Мустафа-паша понял, что таким образом он быстро вообще останется без армии. В отчаянии он решился на прорыв. В начале сентября измученные турки вышли из лагеря и устремились к устью Дона. Увидев это князь Серебряный бросил на отступающих всю свою оставшуюся кавалерию, которая беспрестанно атаковала толпы отступающих “басурман”, многие их которых обессилев от голода не выдерживали напряжения и массами сдавались в плен. В результате до Азова добралось только около 10 тыс. турок – все что осталось от 60-тыс. армии. Сам Мустафа-паша, оказавшись в безопасности и переведя дух проанализировал ситуацию и пришел к неутешительным выводам. Положение его войск было хуже некуда. Нехватка продовольствия, которое из-за нехватки кораблей часто приходило с задержкой и в недостаточном количестве, заставляла армию балансировать на грани голода. С востока подошли и стали лагерем в семи верстах от турок преследующие его русские войска. Будь его воля, Мустафа-паша прекратил бы осаду и вывел бы свои войска назад в Крым. Но два соображения заставили его отбросить эту мысль. Первое - судьба турецких офицеров участвовавших в прошлом, провальном, походе на Азов. Второе – невозможность из-за отсутствия в достаточном количестве кораблей быстро провести эвакуацию армии, не подставив ее под русский удар. Стремясь хоть как-то выбраться из этого тупика Мустафа-паша решился на отчаянный шаг – выставив заслон против русской полевой армии провести генеральный штурм крепости в слабой надежде взять таки ее и тем самым оправдаться перед султаном. Ранним утром 26 сентября 1571 г. турецкая артиллерия открыла огонь, под прикрытием которого турки ринулись на штурм. В свою очередь русские атаковали выставленные против них заслоны, стремясь пробиться на помощь осажденным и... началось то, что позднее историки назовут “черным днем турецкой армии”. Позднее многие историки будут считать, что Мустафа-паша допустил ошибку бросив на штурм крепости наиболее боеспособные части из янычар этнических турок, оставив в качестве заслона вспомогательные войска. Валахи и молдаване в большинстве своем составлявшие эти силы не горели желанием сражаться за Высокую Порту. Пока турки побеждали они верно служили и воевали на их стороне. Но в сложившейся под Азовом кризисной ситуации они были полностью деморализованы, и когда русские начали атаку вместо сопротивления стали массово сдаваться в плен, благодаря чему штурмующие крепость турки скоро обнаружили, что они зажаты с двух сторон, а их лагерь находится в руках неверных. Тут сила духа оставила даже самых стойких. Прижатые к стенам города турки капитулировали. Вторая битва за Азов закончилась. Узнав о катастрофе в устье Дона в Стамбуле были в шоке. Тем более, что выйдя из Мессины 16 сентября, в составе четырех эскадр, объединенный христианский флот двинулся небольшими дневными переходами через Тарент в Корфу, где часть его осталась, между тем как дон-Хуан с остальными кораблями 30 сентября стал на якорь на другой стороне пролива, у берегов Эпира, в защищенной бухте Гоменице. Отсюда флот отправился в Коринфский залив. 7 октября утром, в то время как флот обходил высокий (1400 м) остров Оксию, на востоке показался турецкий флот, и здесь, у западного угла Этолии, при входе в Коринфский залив, разыгралось сражение, получившее название от города Лепанто, находившегося в 30 морских милях оттуда. Флот союзников состоял из 205 кораблей, в том числе из шести венецианских галеасов; на судах было 20 тыс. солдат, не считая матросов и гребцов, так что общая численность экипажей доходила вероятно до 80 тыс. человек. Весь флот был выстроен развернутым фронтом в длинную линию, причем фланги несколько выдавались вперед. Левым флангом, примыкавшим к отмелям у берега и состоявшим из 63 галер, командовал венецианец Агостино Барбариго; правым флангом, выдававшимся в открытое море и состоявшим из 64 галер, командовал генуэзец Дориа. Дон-Хуан с 37 кораблями стоял в центре и имел при себе венецианцев Вениера и Колонну с их крупными флагманскими кораблями. Такое построение соответствовало обычному боевому порядку, но в него были введены две особенности: 1) шесть венецианских галеасов под командой Дуодо были выдвинуты вперед перед центром, с целью использовать их сильное артиллерийское вооружение при самом приближении неприятеля; 2) позади центра, в виде резерва, были поставлены 35 галер под командой испанца, маркиза де Санта Круз. Таким образом, вопреки общепринятому порядку, центр был очень усилен и состоял из трех линий. Турецкий флот, под командой капудан-паши Али наступал в обычном строю, полукружием. Силу его определяют очень различно; вероятно, он был несколько многочисленнее флота союзников, приблизительно 220-230 кораблей. Большей частью это были галеры с недоукомплектованным экипажем. Али вытребовал из ближайших крепостей гарнизоны и посадил их на суда, но тем не менее экипажи эти оставляли желать лучшего, хотя по численности может быть несколько превышали экипажи союзников. У людей не было огнестрельного оружия, а только луки и самострелы; огнестрельное оружие советовали не брать, как ненадежное. Правым крылом командовал Магомед Сироко, паша Александрийский; левым - Улуг-Али (эль-Лук Али), итальянский ренегат, который прославился своими разбойничьими подвигами; центром командовал сам Али. Оба турецкие фланга выдавались за неприятельские. Атака произошла в полдень. Огонь шести венецианских галеасов оказался настолько действенным, что две неприятельские галеры были потоплены и еще несколько повреждено. Менее успешны были действия союзников, когда произошло столкновение флангов. На правом турецком фланге крайние корабли, по указаниям знающих местность людей, подошли к берегу ближе, чем расположились венецианцы, обошли их и атаковали одновременно с фланга и с фронта что поставило венецианцев в затруднительное положение. На другом фланге Дориа, чтобы не быть обойденным, рассредоточил свои корабли, что сейчас же заметил и использовал Улуг; он прорвал неприятельскую линию, причем взял в плен или уничтожил несколько галер Мальтийского ордена. Затем он схватился на абордаж с мальтийским флагманским кораблем, и, после долгого и жестокого боя, при помощи других своих кораблей, взял его на буксир и потащил в сторону. Тем временем на помощь подоспел начальник резерва Санта Круз; он погнался за Улугом и, так как корабль и экипаж последнего сильно пострадали, принудил его обрубить буксир и освободил мальтийский корабль, на котором не оставалось в живых ни одного человека. Несмотря на храбрость, Улуг все-таки был скорее морским разбойником, чем флотоводцем, так как после этого он бросил руководство своей эскадрой и уже не достиг больше никаких успехов; таким образом, на правом фланге равновесие было восстановлено. Наиболее упорный бой происходил, однако, в центре, где дон-Хуан, как только неприятельский центр подошел ближе, яростно набросился на большую галеру капудан-паши, который со своей стороны тоже бросился на дон-Хуана. Первый же залп турецких орудий повредил грот-мачту "Реала". При столкновении "клюв" турецкого судна проник в неприятельский корабль до четвертой скамьи; начался жестокий абордажный бой, продолжавшийся очень долго, в котором дон-Хуан лично показал пример блестящей храбрости. Бой этот окончился в пользу союзников еще до того, как на помощь своему главнокомандующему подошли корабли из резерва (Колонна). Али покончил с собой, не пожелав сдаться в плен. Пример дон-Хуана воспламенил окружающих и воодушевил всю линию центра. Следуя примеру дон-Хуана, Александр Фарнезе недалеко от него захватил одну из самых больших турецких галер; затем началась общая свалка, в которой абордажные бои следовали один за другим. В это время пал командир правого турецкого крыла, Магомед Сироко, а около 30 его галер сели на мель. Среди экипажей их началась паника, люди прыгали через борт и вброд спешили к берегу; паника распространилась и на другие турецкие галеры. Когда победа уже была решена, пал один из союзных командиров, Барбариго, которому стрела попала в глаз. При столкновении обеих боевых линий возникла общая свалка. Артиллерия, которая в те времена вообще получила еще недостаточное развитие и ограничивалась исключительно огнем с носа, могла оказывать только очень незначительное влияние во время свалки, и все дело решалось почти исключительно абордажным боем. В рукопашном же бою испытанные испанские солдаты (испанская пехота в те времена считалась лучшей в мире) и немецкие ландскнехты, имевшие лучшее вооружение, стояли выше турецких солдат, даже янычар; точно также и стрелки союзников стояли выше неприятельских, вооруженных только луками и самострелами. Вследствие всего этого, после нескольких часов жестокого боя, в 4 часа пополудни, победа склонилась на сторону христиан. Однако турки только поздно вечером окончательно прекратили бой и остатки их флота отступили. Улуг-Али с 30-40 кораблями ушел на юг; союзники, все корабли которых принимали участие в бою и более или менее пострадали, не были в силах его преследовать. Это были единственные турецкие корабли из всего громадного флота, которым удалось уйти, и таким образом, потери турок составляли около 200 кораблей, из которых более половины было захвачено. Из правого турецкого крыла около 30-ти кораблей пристали к берегу, при чем остатки их экипажей попрятались. Эти корабли, и еще много других, были сожжены, 117 галер было захвачено победителями с крупной добычей, в числе которой было 117 тяжелых и 256 легких орудий, т. е. в среднем по три орудия на каждом корабле. Потери турок людьми исчисляются в 25 тыс. убитых и 3,5 тыс. пленных матросов; солдаты, по-видимому, были все перебиты. В числе убитых, вероятно, не указаны рабы-гребцы; их было взято в плен около 15 тыс., в том числе около 12 тыс. христиан, которые были отпущены на свободу. Союзники тоже понесли значительные потери офицерами и солдатами; потери эти составляли 8-10 тысяч человек; кораблей они потеряли только 12-15 - почти все они были потоплены Улуг-Али; убитых было 7,6 тыс. чел. и, кроме того, в ближайшие дни умерло 2,5 тыс. тяжело раненых.

sas: Хм, я прошу прощения,но может для экономии места не нужно было расписывать "грязные подробности" реальных Молодей и Лепанто?

Леший: sas пишет: Хм, я прошу прощения,но может для экономии места не нужно было расписывать "грязные подробности" реальных Молодей и Лепанто? Про Лепанто пожалуй можно было и сократить, но вот Молодей - должна же была где-то произойти битва.

sas: Леший пишет: Про Лепанто пожалуй можно было и сократить, но вот Молодей - должна же была где-то произойти битва. Вы не поняли-я имел в виду просто сокращение объемов "вбиваемого" текста-необходимо просто упомянуть-"битва при Молодях шла так,как в РИ", но не "растекаться мыслию по древу".Вот "грязные подробности" "Азовской мясорубки"-да,нужны,т.к. в РИ ее не было.

Zag-Zag: Хочу спросить насчет объединения Руси, Литвы и Польшы?Неужели такое государство удержиться? Мне кажется поляки с своим гонором все испортят. А даже если удержиться, какова судьба Восточной Пруссии?

Леший: Zag-Zag пишет: Хочу спросить насчет объединения Руси, Литвы и Польшы?Неужели такое государство удержиться? Мне кажется поляки с своим гонором все испортят. А даже если удержиться, какова судьба Восточной Пруссии? ИМХО, покуда в руках русских будет Великое княжество Литовское, поляки никуда не денутся. А если начнутся рокоши (а они начнутся), то русский царь не те марионетки на троне (вроде Ваза), имеет под рукой солидные вооруженные силы, а так же сторонников как минимум среди казаков и мещан (про крестьян не говорю). А в случае сохранения единой Славянской державы, Вост. Пруссия (которую польские короли в РИ уступили Бранденбургу) скорее всего войдет в состав России.

Zag-Zag: С польским мнением что они форпост европейской цивилизации и то ,что русские-варвары ,они замучают Русь мятежами. Лучше поляков оставить так, а потом России захватить Пруссию и обменять на Галицию.

georg: Меня терзают смутные сомнения, что Иван с удовольствием ограничился бы Литовской короной, а поляков послал бы лесом (в смысле к Габсбургам, которые пусть и разгребаются с буйной шляхтой).

Леший: georg пишет: Меня терзают смутные сомнения, что Иван с удовольствием ограничился бы Литовской короной, а поляков послал бы лесом Вполне возможно, что Иван так бы и сделал. Но тот действуют два фактора. Во-первых, избрание Ивана князем ВКЛ автоматически делало его королем Польши (Польша на тот момент "перегружена" населением - особенно шляхтой, которое просто рвется на малозаселенные земли южной части ВКЛ. И тот кто занимает престол ВКЛ, гарантировано избирается королем - в случае избрания князем ВКЛ, ИМХО, поляки вновь просто умоляли бы Ивана стать их королем и, ИМХО, пошли бы на его условия, поскольку любая альтернатива была бы хуже. Во вторых, в Польше и Литве существовала слишком мощная антигабсбургская партия - в РИ был такой случай - проавстрийски (и антиивановски) настроенные магнаты Радзивиллы и Ходкевичи захотели тайком протолкнуть в князья ВКЛ Эрнеста Габсбурга, что автоматом обеспечивало ему избрание королем. Но возмутилась шляхта (вся как одна настроенная за Ивана) и часть магнатов (Вишневецкие, Острожские, Сапеги), чьи владения находились либо на юге и подвергались ударам татар, от которых их эффективно могли защитить только русские, либо на русской границе (Сапеги), и которые в случае войны в первую очередь попадали под русский удар (что само собой делало Сапег сторонниками русского царя). Собственно говоря, в РИ сорвать избрание Ивана IV князем ВКЛ Радзивиллам и Ходкевичам удалось только благодаря обману. Не помню каким образом (буду в библиотеке уточню) они добились отсутствия русских послов на элекционном сейме в Литве. И когда на этот сейм 8 мая 1573 г. съехались выборщики с одной единственной целью - избрание Ивана Грозного Великим князем Литовским (другие варианты даже не рассматривались), то Радзивилл ссылаясь на отсутствие русских послов с огромным трудом убедил собравшихся разойтись.

Леший: Весть об этих победах возбудила во всей Европе неописуемое ликование, и породила надежды на полный разгром Османской империи, которая уже долгое время была угрозой христианской Европе. Казалось после таких поражений Турция просто не сможет восстановиться. Но этим ожиданиям не дано было сбыться. Сразу же после победы у Лепанто между союзниками возникли споры по поводу дальнейших действий. Венецианцы настаивали на необходимости завоевать Морею (конечно, в пользу Венеции), что не устраивало дон-Хуана Австрийского, который не желал таскать каштаны из огня для других и предложил идти в Архипелаг, запереть Дарданеллы, отрезать подвоз припасов к Константинополю, а может быть и взять его штурмом, как сделал Дандоло в 1204 г. Но о таких решительных действиях не хотели и слышать испанцы, предлагавшие действовать против Алжира. Все это постепенно привело к развалу коалиции. К тому же понтифик Пий V, который был душой этой войны, умер, и тогда венецианская сеньория в марте 1573 года сочла за лучшее заключить с султаном сепаратный мир, причем, мир этот был заключен втайне от союзников. Кипр, составлявший предмет спора и другие отнятые у венецианцев владения, остались за турками, а кроме того венецианцы заплатили им 300 тыс. дукатов контрибуции. Испания продолжала вести войну с Турцией, но уже не на востоке. Дон-Хуан хотел завоевать Тунис и создать там собственное королевство. Филипп II изъявил свое согласие на это предприятие, и в начале октября дон-Хуан с большим флотом и армией переправился в Африку, занял без сопротивления Тунис, укрепил его, а затем занял и Бизерту. Оставив там там сильный гарнизон, он возвратился в Неаполь. Однако план его сделаться тунисским королем, хотя и был горячо поддержан папой, был решительно отвергнут Филиппом II, который вместо Туниса отправил Хуана в Ломбардию. Тем временем турки восстановившие свой флот после поражения снова отвоевали Тунис. Изменилось положение и на севере. После заключения мира с Турцией Венеция отказалась от всех своих обязательств по отношению к России отказавшись прислать обещанные субсидии и мастеров. Так же поступила и Испания, ссылаясь на свои расходы и отсутствие денег в казне. Кроме того, 30 сентября 1568 года в Швеции короля Эрика сменил в результате государственного переворота его брат Юхан и политика Стокгольма кардинально изменилась. Если Эрик считал необходимым поддерживать хорошие отношения с Россией, то его брат круто поменял внешнеполитические ориентиры, стремясь уничтожить русскую балтийскую торговлю, для чего вновь стал поддерживать шведских пиратов, нападавших на торговые корабли идущие в или из русских портов. В результате только одни любекские купцы понесли от морского разбоя убытки больше чем на 100 тысяч талеров. Попытка русской дипломатии решить дипломатическим путем эту проблему не имела успеха, и тогда русским послам в Европе был отправлен тайный приказ найти человека, имеющего авторитет среди моряков и знающего не понаслышке о морских сражениях. Они выбрали Карстена Роде, авантюриста из Дании, который согласился заниматься морским разбоем на Балтике во благо Русского государства и ради собственной выгоды. Датчанин получил официальное звание “царского морского атамана” и каперский патент, наделявший его полномочиями вести военные действия на море от имени России: “...силой врагов взять, а их корабли огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять, согласно нашего величества грамоты... А нашим воеводам и приказным людям того атамана Карстена Роде и его скиперов товарищей и помощников в наши пристанища на море и на земле в береженьи и чести держать, запасу или что им надобно, как торг подымет, продать и не обидеть”. По условиям договора, Роде должен был передавать царю каждое третье захваченное им судно и по лучшей пушке с двух остальных. Кроме того, в государственную казну должна была поступать и “десятая деньга” от продажи всех захваченных товаров. Прибыв в 1569 году в город Аренсбург на острове Эзель, Роде оснастив и вооружив дюжиной пушек небольшое одномачтовое судно и, набрав команду из 35 человек, в июне 1570 года вышел в море. Вскоре, возле острова Борнхольм, они взяли на абордаж одномачтовый буер, шедший с грузом соли и сельдей. Захваченный буер вооружили, и часть команды пинки под началом Роде перешла на него, саму же пинку он поручил команде одного из своих лейтенантов. Сбыв добычу на Борнхольме Роде снова вышел в море, уже на двух судах. Буер и пинка разошлись в разные стороны в поисках добычи, и, когда через восемь дней они вновь встретились в порту Борнхольма, каждый из капитанов привел по захваченному судну. Пинка захватила буер с грузом ржи и отборных дубовых досок, а буер под командой Роде конвоировал взятый на абордаж большой корабль водоизмещением 160 тонн. Здесь же, на Борнхольме, Роде прикупил у одного любекского купца восемь пушек и вооружил ими захваченный корабль, ставший флагманом его флотилии. Там же корсар принял на службу десяток датчан. Власти острова, бывшего в то время местом стоянки многих пиратских судов — этакой "балтийской Тортугой", встречали гостей, подобных Роде, всегда радушно, а датский адмирал, командовавший флотилией, базировавшейся на Борнхольме, считал "корсаров царя Ивана" союзниками и даже снабжал их лоциями и картами. Флотилия Роде постепенно усиливалась, и к сентябрю под его командой — уже шесть вооруженных судов с полностью укомплектованными экипажами. Дерзость корсара, стремительный рост его сил уже не на шутку беспокоили шведскую корону. Против "московитских пиратов" повели настоящую охоту, пытаясь загнать их в ловушку и уничтожить. Однажды шведы настигли флотилию Роде и сумели потопить несколько его судов, но "московиты" прорвались к Копенгагену и укрылись в его порту под защитой пушек короля Дании. В течение первого месяца Карстену Роде удалось захватить еще 13 кораблей. Тогда король Юхан в сентябре 1570 г. приказал своему флоту подвергнуть бомбардировке Колывань с целью сжечь стоявшие там корабли и разрушить городские склады, рассчитывая такой “демонстрацией сили” оказать нажим на Россию, занятую войной на юге. Но результаты бомбардировки оказались совершенно противоположны ожидаемым. Большинство населения Колывани составляли переселенные туда жители русского Севера, в том числе и поморов, не привыкшие к подобному европейскому “маниру”. А потому потушив пожары и подсчитав убытки, колыванцы тут же стали снаряжаться для похода в Швецию за “компенсацией”. Переправившись через залив они опустошили побережье Финляндии и пограбив тамошние селения вернулись назад, получив полное одобрение своим действиям в Москве, которая будучи связанной борьбой с Турцией не могла сама пойти на риск прямого конфликта с Швецией и войны на два фронта. Тем более, что в следующем году столице и вовсе было не до взаимных претензий с Стокгольмом. Расследование обстоятельств татарского набега 1571 года выявило наличие заговора возглавляемого конюшенным И.П. Федоровым-Челядниным, который согласно обвинению “навел” татар на Москву, рассчитывая использовать возникшую замятню для ареста Ивана IV и опираясь на собственную многочисленную вооруженную свиту произвести государственный переворот с целью посадить на престол князя Владимира Старицкого, который после взятия под стражу тут же заложил царю всех своих сторонников. По стране прокатилась новая волна арестов, затронувшая даже верхушку Думы. По выдвинутым обвинениям были признаны виновными и казнены конюшенный Иван Федоров-Челяднин, окольничий Михаил Колычев и трое его сыновей – Булат, Семен, Мина, князья Андрей Катырев, Федор Троекуров, Михаил Репнин, Юрий Кашин, Петр Горенский, Никита и Андрей Черные-Оболенские, окольничий Михаил Лыков. Одновременно с этим внезапно скончались приняв яд князь Владимир Старицкий с супругой. Что породило слухи о том, что их заставил сделать это сам царь не желавший предавать своего ближайшего родственника открытому суду.

Радуга: Леший пишет: венецианская сеньория в марте 1573 года сочла за лучшее заключить с султаном сепаратный мир, причем, мир этот был заключен втайне от союзников. Кипр, составлявший предмет спора и другие отнятые у венецианцев владения, остались за турками, а кроме того венецианцы заплатили им 300 тыс. дукатов контрибуции. А нафига им такой мир? Что они от него получают???

Вал : А датчане так хорошо настроены к русским? Вроде были реальные претензии на Эзель и Эстонию (Ревель), да и в тексте это видно. Все же одно дело помогать Московии сцепившейся с Швецией и Речью Посполитой (ослабить конкурентов) и помогать реальному сопернику на Балтике с большими амбициями и возможностями (в АИ Ливонская война это доказала). Просто в 16 веке такой угрозы для Дании со стороны Швеции нет, т.ч. Роде лучше базироваться на ливонские порты, ну а в перспективе и Данциг появиться

Леший: Вал пишет: А датчане так хорошо настроены к русским? Вроде были реальные претензии на Эзель и Эстонию (Ревель), да и в тексте это видно. Это РИ. Когда русские вошли в Ливонию и эзель-викский епископ попросился под Данию, тамошний король ему первоначально отказал. Вал пишет: Просто в 16 веке такой угрозы для Дании со стороны Швеции нет, т.ч. Роде лучше базироваться на ливонские порты, ну а в перспективе и Данциг появиться На тот момент идет датско-шведская война (в РИ она известна как Северная семилетняя война - в этой АИ она будет длиться дольше), и помощь датчан русским против шведов для них прежде всего помощь самим себе. Радуга пишет: А нафига им такой мир? Что они от него получают??? Тут от обратного. Просто они поняли, что союз с Испанией им ничего не дает (испанцы отказались отвоевывать для Венеции Кипр и завоевывать Морею). В результате получалось, что Венеция тратиться на войну которая ей ничего кроме военных расходов не приносит (не говоря уже о том, что затягивание войны сильно бъет по кошельку венецианских коммерсантов делающих деньги на торговле с Турцией). Поэтому и предпочли мирный договор с уступкой Кипра и выплатой контрибуции, но с гарантией неприкосновенности остальных владений и торговых связей.

Радуга: Леший пишет: предпочли мирный договор с уступкой Кипра и выплатой контрибуции, но с гарантией неприкосновенности остальных владений и торговых связей Теперь ясна их логика. (просьба - прописывайте подобное сразу).

Вал : Откровенно жаль, что тема постоянно натыкается на вечный вопрос-жизнеспособность унии Польши и ВКЛ с одной и Московии с другой. Ув. Леший в осуществимости такого союза уверен (я думаю он прав иначе обсуждение теряет смысл), более того изменены исходные данные (Ливония, Азов и победы над крымцами). Шляхта постарается не опоздать к раздаче землицы, а выхода два: война или русский круль (он же великий князь литовский, он же царь московский). Вот объединение этих корон, в смысле реально и самодержавно,титаническая задача. Дело не в рокоше, а именно в попытках прийти к хоть какому-то однообразию. Это главное бревно на пути на пути внешней политики и быстро оно не исчезнет и уж только потом знамя над Стокгольмом (кстати орел у нас все еще двуглавый?), крест над Св.Софией и Галакт.империя впридачу

Леший: Вал пишет: кстати орел у нас все еще двуглавый?, А зачем ему третья голова???

Вал : Ну вроде после присоединения Украины была и третья, а так мало ли останется одна польская

Леший: А на Балтике тем временем продолжалась война, названная впоследствии Десятилетней Северной, которая велась Данией в союзе с Любеком против Швеции (Польша, в отличие от РИ со Швецией не воевала – не было польско-шведского соперничества из-за Ливонии). В начале антишведской коалиции сопутствовал успех. В сентябре 1563 года датчане захватили шведский порт Эльвеборг, отрезав Швецию от выхода к Атлантике. А в мае 1564 года в трехдневном морском бою, происшедшем между Эландом и Готландом, флот союзников под командой датского адмирала Герлуфа Тролле одержал победу над шведами. Но уже в следующем году шведы под командой Класа Горна, назначенного главнокомандующим шведского флота, одержали 7 июля 1565 года, победу над датско-любекским флотом. А в сентябре 1565 года шведской армии удалось прорвать блокаду, захватив Варберг (область Халланд). После чего война между конфликтующими сторонами словно зашла в тупик. Дальнейшие попытки Дании и Любека переломить ситуацию в свою пользу, как правило, оканчивались неудачей. Но и Швеции не хватало сил для победы над противником. Морской бой между шведским и датско-любексим флотами происшедший к северу от Эланда в конце июля 1566 года закончился ничем, так как во время боя поднялся шторм. После этого дастско-любекский флот стал на якорь у Висби, чтобы предать земле тела нескольких убитых в бою. В одну из последующих ночей шторм так усилился, что 11 датских и 6 любекских кораблей потерпели крушение, при чем погибло около 6 тыс. человек; погибло три адмирала, и двенадцать капитанов. Летом - осенью 1567 года датские войска под командованием Д. Рантцау (главнокомандующий датской армией) вновь перешли в наступление, пытаясь занять области Смоланд и Эстерйетланд. Но шведам (которым не надо было как в РИ отвлекать часть своих сил на войну в Ливонии) удалось отбить это нападение. В результате в 1570 году, поскольку ни одной из сторон не удалось достичь решающего перевеса в конфликте, война продолжалась (в отличие от РИ, где Дании удалось добиться перевеса и заставить пойти Швецию в конце 1570 года на невыгодный ей мирный договор). В результате чего шведский флот оказался сильно ограничен в своих действиях и не мог наладить эффективную охрану шведских морских коммуникаций. Чем не преминули воспользоваться колыванцы, которые весной 1571 года вышли в море целой флотилией из 30 разнотипных судов, которая в очередной раз пройдя вдоль финского побережья и спалив попавшиеся на пути поселения, атаковала Або (Турку). Не ожидавшие нападения шведы заперлись в городе и не оказали серьезного сопротивления, благодаря чему разграбив окрестности столицы Финляндского герцогства, а так же захватив несколько стоявших в городском порту кораблей, колыванцы благополучно вернулись назад. Встревоженный подобным развитием событий Стокгольм послал в Финский залив флотилию, которая, по мнению шведов, должна была блокировать активность русских в Балтийском море. И 2 мая 1571 года 5 шведских судов бросили якорь у о-ва Котлин. Узнав об этом ругодивский воевода Григорий Давыдович Путятин вывел в море флот из 12 кораблей и 8 галер и ранним утром 5 мая, воспользовавшись темнотой русские внезапно напали на шведские суда и после полуторачасового боя взяли их на абордаж. Произошедшее заставило царя уделить большее внимание северным проблемам. Не будучи в состоянии из-за сковывавшей большую часть сил войны с Османской империей вести против Швеции активные действия, Иван IV приказал провести ряд мер по укреплению обороноспособности этих мест. Осенью 1571 года на Неве была произведена разведка местности для строительства новой крепости. А несколько месяцев спустя, 24 февраля 1572 года, царем был отдан официальный приказ о постройке в устье реки нового укрепления, чтобы иметь возможность защищать всю Неву. Так же, на о-ве Котлин был поставлен острог, названный Царским, имевший задачу недопущения использования шведами острова в качестве своей базы. Одновременно с этим была активизирована работа по строительству флота. До этого на Балтийском море основу русских военно-морских сил составляли купленные или захваченные иностранные суда. Но в мае 1572 года в Ругодиве, Колывани и Пернове на собранные в этих же городах деньги были по приказу царя заложены одноименные корабли, которые положили начало новому крупному российскому судостроению на Балтике. Тем временем дали результат действия русской флотилии во главе с Карстеном Роде и активность колыванцев. Балтийское море оказалось очищенным от шведских каперов, благодаря чему балтийская торговля стала вновь набирать обороты. Причем в ней произошли важные изменения. Прежде всего начала терять свои позиции Англия. Еще в 1570 году, используя в качестве предлога то, что Англия находится в дружеских отношениях с воюющей с ним Турцией, Иван IV лишил английскую Московскую компанию торговых привелегий, что имело для англичан самые печальные последствия – их начали энергично вытеснять с русского рынка нидерландские и германские (ганзейские) купцы. Все попытки королевы Елизаветы Английской добиться восстановления привилегий натыкались на твердый отпор – российское правительство больше не имея зависимости в торговле с Европой от англичан не было склонно идти на этот шаг. Все что раньше в страну практически монопольно ввозили англичане теперь шло полным потоком через балтийские порты. И необходимости поддерживать “особые отношения” с Лондоном больше не было. Да и конкурирующие с англичанами нидерландцы и германцы ввозили товары по более низким ценам, а в торговых операциях, в отличие от англичан за которыми в России к тому времени закрепилась не самая лучшая репутация, показали себя гораздо более честными и надежными партнерами. Что привело к резкому падению русско-английского товарооборота, от чего прежде всего пострадал британский флот, сильно зависимый от поставок русских комплектующих товаров. Кроме того, морские пути весьма активно стали осваивать и русские купцы, которые к 1572 году уже твердо обосновались в германских и датских портах на Балтийском море, составив серьезную конкуренцию как гданьским, так и шведским торговцам. А на юге наступило затишье. Потерпев за период 1569-71 гг. несколько поражений от русских войск турки и татары затихли и отказавшись от наступательной стратегии перешли к обороне, следствием чего стало временное затишье и установление ситуации “не мира, не войны”. Что оказалось для Москвы весьма кстати, поскольку из соседнего Польско-Литовского государства в это время стали приходить известия, которые сильно сместили русские внешнеполитические акценты с юга на запад.

Tuman: Леший, ФЕНОМЕНАЛЬНО!!! Мне очень понравилось, еще не дочитал до конца, но я в восторге. Раньше не обращал внимания на эту тему, тепрь с нетерпением жду продолжения.

Леший: Tuman пишет: с нетерпением жду продолжения. Надеюсь в ближайшие дни выложить следующую часть.

Леший: Часть IV Царь Славян 19 июля 1572 года в Польско-Литовском государстве скончался, не оставив наследника, король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август, смерть которого прервала династию Ягеллонов и поставила перед Литвой и Польшей вопрос об избрании нового государя. Впрочем, неожиданностью для поляков и литвинов это не стало. То что Сигизмунд будет “последним из Ягеллонов” было понятно задолго до его смерти, поэтому еще в 1560 году во время переговоров о браке между Иваном IV и сестрой короля Екатериной в Польше и Литве возникла атмосфера ожидания перемены власти. Гораций Куртиус (Курзо) описывал ее так: “Многие в Польше и Литве очень много говорят о будущем избрании короля. Многим нравится Московит... Я слышал это и многое другое на пирах и в частных беседах... все единогласно провозглашают, будто Московит достоин этого королевства благодаря своим всюду прославленным доблестным делам, преимущественно воинственному духу. Не отсутствуют и такие, кто заявляет, что выберут его в короли, если он жениться на королевской сестре”. В 1570 году вопрос о возможном выборе царя на польский трон стал уже предметом дипломатических переговоров, когда на одном из приемов у царя польско-литовские послы заявили, что сенаторы “о том не мыслят, что им государя взяти от бессерменских или иных земель... а желают, что им себе избрати словенского роду” и поэтому “прихиляются тебе великому государю, и твоему потомству”. И получив из Москвы благожелательный ответ в следующем году “рада польска и литовская” обсудив вопрос о том, кто может быть возможным преемником короля пришла к убеждению, что выход следует искать в соглашении с Иваном IV, поскольку принимать кандидатов предложенных султаном нельзя, так как “будет от турок многое утеснение”, а если выбрать австрийского “королевича”, то не будет защиты от султана, так как Габсбурги “и за свое мало могут стояти”. А Иван IV в отличие от австрийского императора - “государь воинский и сильный, может от турецкого султана и ото всех земель оборону держать и прибавление государством своим чинить”. В итоге рада приняла решение просить, чтобы Иван IV “дал” на польско-литовский трон царевича и заключил с Польско-Литовским государством союз против Турции и Крыма. Царю был предложен проект - его младший сын Дмитрий (от Екатерины Ягеллон) будет избран на польско-литовский трон, за что Иван IV объявлял его своим наследником и еще при жизни должен венчать его на царский престол. Однако осуществление этого плана сорвал Евстафий Волович, действовавший по наущению короля, заинтересованного в передаче трона своему племяннику, семиградскому воеводе Яношу-Сигизмунду Венгерскому (сыну Яна Запольяи и Изабеллы Ягеллонки), добившийся принятия этого решения недействительным. Но смерть Яноша в 1571 году устранила его как претендента на трон, вернув помыслы сенаторов к Ивану IV, чья кандидатура пользовалась в Польско-Литовском государстве огромной популярностью. Как докладывал в это время бранденбурскому правителю Гораций Куртиус: “У Московита в Польше очень много могущественных сторонников... к нему благосклонна почти вся знать... Существуют многие, в особенности, те, кто избрал евангелическую веру, которые очень хотят великого князя и его сына и всячески стремяться возвести на королевский трон”. Впрочем, причины подобной популярности царя в Польше и Литве были легко объяснимы. Во-первых, проявление симпатий к личности Ивана IV было связано с особенностями внутриполитической ситуации в Польском королевстве и Великом княжестве Литовском, где с конца 50-х годов XVI века шла упорная борьба между магнатами и шляхтой за власть и влияние. Шляхетские политики добивались возвращению государству заложенных магнатам земель королевского домена, требовали принятия законов, которые запрещали бы соединять в одних руках несколько высших государственных должностей, настаивали на создании в провинциальных округах института “инстигаторов” - людей, которых шляхта выбирала бы из своей среды на сеймиках и которые осуществляли бы от ее имени контроль за действиями магнатов, представлявших на местах государственную власть. Король Сигизмунд II в этом конфликте встал на сторону шляхты, но вел себя робко и непоследовательно, и ко времени его смерти реформы, намеченные шляхетским лагерем, были осуществлены лишь частичною. Поэтому шляхетские политики хотели видеть на троне такого правителя, который решительными действиями сломил бы сопротивление высшей знати. Во-вторых, избрание королем Ивана IV связывалось с целой программой возвращения потерянных Польшей земель на Западе. Предполагалось, что созданное в результате польско-литовско-русское государство окажется достаточно сильным, чтобы вернуть стране Силезию и Поморье (Померанию), а так же аннексировать Восточную Пруссию. И, в-третьих, от унии с Россией польские и литовские шляхтичи ожидали прежде всего организации надежной обороны южных границ: создание для защиты большой постоянной армии и проведения работ по укреплению подольских замков. Далее открывались перспективы изгнания турок за Дунай, восстановления польского влияния в Молдавии и подчинения татарских орд верховной власти Польши. По мнению шляхты выбор предлагаемого магнатами Габсбурга привел бы к разорению Польско-Литовского государства турками (как это, например, случилось с Венгрией), в то время как избрание царя открывало перспективу победы над Османской империей. Что было особенно важно. Ведь успешное решение южной проблемы имело серьезное значение для шляхты. Так, видный идеолог шляхетской партии Петр Мычельский указывал, что после организации надежной обороны Подолии “подольские пустыни” превратятся в “освоенные земли”, отчего у Польши прибавится людей и скарбов, а обедневшему и раздробившемуся рыцарству - “маетностей”. Освоение Подолии должно было дать новый фонд земель, на которых смогли бы разместиться владения тех групп в составе господствующего класса, для которых на основных, давно освоенных землях в данных условиях уже не было места. Но не все было гладко. На пути Ивана IV к польскому и литовскому престолам стояло несколько препятствий. Прежде всего его избранию королем и Великим князем препятствовала группа влиятельных магнатов, справедливо полагавших, что в этом случае их бесконтрольной власти придет конец. Особенно сильно было сопротивление в Литве, где держали власть семейства Радзивиллы и “примкнувшие к ним” Ходкевичи, имевшие старые связи с австрийскими Габсбургами. С победой австрийского кандидата эти семейства связывали свои расчеты на упрочение магнатской олигархии в Великом княжестве. Весной 1572 года, еще до смерти Сигизмунда II Августа, литовские магнаты обязались осуществить сепаратную элекцию на литовский трон австрийского эрцгерцога Эрнеста (что предрешало его избрание и на трон польский). Находившиеся в Кнышине литовские сенаторы и связанные с ними епископы ожидали известий из Вены и тайного приезда Эрнеста, который должен был обвенчаться с Анной Ягеллон и затем вступить на литовский трон. Однако император не желая сориться с русским царем на такой шаг не решился, а по мере развития событий стала все более вырисовываться мощная оппозиция как шляхты, так и части магнатерии (православных магнатов Вишневецких и Острожских земли которых находились на юге и из-за чего они были заинтересованы в союзе с Москвой для организации их эффективной обороны от татарских набегов, а также семейство Сапега имевшее владения в восточной части Великого княжества где они в случае русско-литовской войны подвергались русскому удару) против избрания Габсбурга на трон Литвы. В этих условиях активизировалась деятельность тех сенаторов, которые еще при жизни короля склонялись к посажению на польский трон царевича Дмитрия. Глава этой группировки, куявский епископ С. Карнковский осенью 1572 года предложил реанимировать проект 1571 года по “вынесению” на польский трон царевича Дмитрия. Вместе с тем некоторые из сенаторов – влоцлавский воевода Ян Кротоский и другие, выступая против австрийского кандидата, предложил избрать на польский трон самого Ивана IV. Уже в начале сентябре 1572 года в Краков и Вильно выехали русские представители Новосельцев и Нагой, чтобы официально предложить Польше и Литве объединиться с Россией под “царской рукой” Ивана IV и “против всех недругов стояти общее заодин”. Речь шла о личной унии, в рамках которой все государства – Россия, Литва и Польша – должны были функционировать как три совершенно самостоятельных и не связанных между собой политических организма. В области же внешней политики с заключением унии все государства должны были принять на себя взаимные обязательства оказывать своему союзнику помощь и оберегать его территорию “ото всяких наших и от их недругов”. В этом внешнеполитическом курсе русские дипломаты выделяли проблему, в решении которой в равной мере были заинтересованы и Россия, и Литва, и Польша, была проблема турецко-крымская. По проекту унии предусматривалось строительство крепостей “по Дону, по Донцу и по Днепру”, подчинение Крыма, а затем вступление России, Литвы и Польши в союзе с другими европейскими державами против Османской империи. В случае успеха, “и Волосская б земля, и Босны, и Сербы по Дунаю, и Угорская земля, что за турки, те бы все были приворочены к Польше и Литовской земле”. Крепости “на поле” царь обязывался поставить на свои средства, а войну против турок и татар также вести “сам своей царской персоной” со всеми силами своими и своих татарских вассалов”. Эти предложения нашли в среде коронной шляхты самый широкий отклик. Как писал о положении в Польше осенью 1572 года секретарь французского посольства Ж. Шуанен, по мнению польских политиков, выгоды, которые приносит шляхте московская кандидатура “столь очевидны, что, кажется, от них невозможно отказаться”. Тогда противники Ивана IV изменили тактику. Не позиционируя себя как прямых противников его избрания они стали выдвигать условия, которые, по их мнению, были бы неприемлемы для русского царя. Так, приехавший в марте 1573 года в Россию польско-литовский посольство во главе с Михаилом Гарабурдой предложив от имени польского и литовского сената корону для царского сына Дмитрия, оговорило избрание царевича на трон рядом условий. Как то: ограничение власти Государя (фактически полная передача власти Сенату) и превращение его в чисто декоративную фигуру; уступка Литве Смоленска, Северской земли, а так же “иных городов и волостей”; инкорпорация русской земли в состав Польско-Литовского государства и отказ от династических прав на престол. Благосклонно встретив послов, царь однако отверг все предложенные польскими и литовским магнатами условия. Прежде всего он отказался отправлять своего сына в чужую страну. Официально такое решение мотивировалось молодостью и неопытностью царевича: “лет еще не дошел, против наших и своих неприятелей стать ему не можно”. Вместо этого Иван IV открыто предложил, что “гораздо лучше, чтобы я сам вашим паном был”. После чего потребовал, чтобы после его избранием власть над Польско-Литовским государством переходила по наследству к его потомкам, пока будет существовать его род. Вернувшись в Польшу противники царя позаботились о том, чтобы условия, предложенные царем Гарабурде (включая требование предоставления ему и его потомкам наследственной власти), были доведены до сведения избирателей, чтобы “когда это услышали, отпало у всех сердце от Московского”. Одновременно с этим, магнаты скрыли от царя решение о созыве сейма для выборов нового короля, и когда в апреле 1573 года на поле под Варшавой собрались для выборов короля магнаты и шляхта со всего государства, то обсуждение кандидатур, и принятие решений протекали без всякого участия русских представителей. Результатом чего стало избрание польским королем французского принца Генриха Анжуйского. Но совершенно иначе дело повернулось в Литве. В отличии от Польши в Великом княжестве шляхта смотрела на династическую преемственность своих государей как на естественную вещь, а угроза ликвидации “златых вольностей” в случае избрания Ивана IV не имела действия, так как в стране действовал режим тирании магнатерии, где даже шляхта не имела подобия каких-либо прав и для которой по этой причине избрание царя означало лишь улучшение своего положения. Поэтому на элекционный сейм в мае 1573 года избиратели съезжались лишь с единственной целью – проголосовать за кандидатуру русского царя, что и произошло 8 мая 1573 года. Правда в последний момент Радзивиллы и Ходкевичи попытались отменить сейм, но находящийся в Литве в качестве русского представителя Афанасий Нагой смог, не смотря на противодействие магнатов, добраться до места его проведения и его присутствие на оном окончательно решило вопрос об избрании Ивана IV великим князем Литовским. Что вызвало настоящий шок в Кракове, где не ожидали предполагали, что Литва вслед за Польшей выберет французского кандидата. Впрочем, на этом злоключения под названием “выборы польского короля” не закончились. Очень скоро выяснилось, что прибывший в Польшу в качестве короля Генрих Анжуйский не только не думает выполнять щедро розданные французскими представителями во время выборов обещания и вместо государственной деятельности предпочитает целыми днями весело кутить во дворце, но и получив в июне 1574 года известие о смерти своего брата Карла IX тут же тайно бежал из своего королевства в Париж, чтобы занять французский королевский трон. За ним была послана погоня, но король со своими французскими придворными уже успел пересечь австрийскую границу. Хотя от польской короны Генрих отнюдь не отказался, всем было ясно, что в Польшу он больше не вернется. Польский трон снова стал вакантным, и все как будто вернулось к исходному пунктую Однако опыт, приобретенный в годы первого “бескоролевья”, не мог не наложить отпечаток на мысли и действия участников политической игры.

Кемель: Даже не обсуждая вероятности избрания польским королем схизматика, выдвижение своей кандидатуры самим Иваном представляется маловероятным. Иван Васильевич имел очень четкие представления о своем царском достоинстве и с презрением относился к избранным государям. То, что в РИ он участвовал в подобных торгах объяснялось Ливонской войной, которую он не мог ни выиграть ни бросить. В Вашей АИ над ним ничего такого не каплет, так зачем же ему так умаляться?

Леший: Кемель пишет: так зачем же ему так умаляться? Во-первых, земли ВКЛ являются в его понимании "отчинами" Рюриковичей и их присоединение к Москве тогдашняя идея фикс. Во-вторых, Кемель пишет: Даже не обсуждая вероятности избрания польским королем схизматика, Этот вопрос уже обсуждался на старом форуме. Если вкратце, то следующее: в то время Польша не была страной убежденных католиков. Скорее наоборот, в этот исторический период католическая церковь в Польше переживала острейший кризис. В стране было полно протестантов (к примеру могущественнейшие магнаты Радзивиллы - правда это ВКЛ, но и в Польше их было немало), сам Сигизмунд II в свое время чуть было не перешел в протестантизм. Примас католической церкви в Польше архиепископ Уханьский открыто планировал отделить ее от Рима и сделать национальной (по примеру англиканской церкви). Сами папские представители в Польше признавали, что иное вероисповедание царя Ивана не служит для поляков препятствием для его избрания королем.

Вольга С.лавич: Леший, а вы можете все свои тектсы про ливонскую войну выложить отдельно, например как это сдела Георг с своей альтернативой?

Tuman: Леший, опять же, ФЕНОМЕНАЛЬНО. Продолжение скоро???

Леший: Вольга С.лавич пишет: Леший, а вы можете все свои тектсы про ливонскую войну выложить отдельно, например как это сдела Георг с своей альтернативой? Хочу сделать когда полностью закончу. Tuman пишет: Продолжение скоро??? Возможно уже сегодня. Как с временем получится.

Tuman: Леший пишет: Хочу сделать когда полностью закончу. А "полностью", это до какого времени, если не секрет? Возможно уже сегодня. Как с временем получится. Ждем, ждем, очень ждем!!!

Леший: Tuman пишет: А "полностью", это до какого времени, если не секрет? Пока сам не решил. На данный момент ориентируюсь на середину 17 века.

Леший: Хотя кандидатура Ивана IV в рядах контролируемого магнатами сената не имела почти никакой поддержки, но уже на первых этапах политической борьбы Иван IV без всяких усилий с его стороны стал главным кандидатом польской шляхты на трон. Одной из главных причин нового обращения шляхты к кандидатуре русского царя было наступившее в 1574-1575 гг. обострение отношений между магнатами и шляхтой. Из компромисса группировок, который привел к избранию Генриха Анжуйского, всю выгоду извлекли магнаты. Пользуясь равнодушием короля к государственным делам, они за краткий период его правления сумели завладеть значительной частью королевских имений, а теперь вынашивали планы установления магнатской олигархии. В ответ на эти действия в шляхетской среде получила популярность идея новой “экзекуции добр”, более строгой чем первая, проведенной путем расправы с магнатами по московскому образцу. В этих условиях взгляды шляхтичей обращались к Ивану IV как правителю, который решительными действиями мог бы сломить власть магнатов. К этому времени произошла определенная консолидация магнатских группировок вокруг идеи избрания на польский трон императора Священной Римской империи и главы дома Австрийских Габсбургов Максимилиана II. Это расходилось с планами Габсбургов, рассчитывавших увидеть на польском троне одного из сыновей императора, эрцгерцога Эрнеста. Но магнаты не зря настаивали на кандидатуре самого императора: так как Максимилиан, как правитель одновременно нескольких государств, не мог все время пребывать в Польше, власть во время его отсутствия находилась бы в руках магнатов. Но чем более определенными становились планы магнатского лагеря, тем более враждебную реакцию они вызывали со стороны польской шляхты. В условиях растущего антагонизма двух политических сил популярность фигуры Ивана IV на становилось еще большей, нежели в начале первого “бескоролевья”. Главную силу этого лагеря составляли “рутены” (шляхта юго-западных земель Короны). Именно они, возглавляемые “русскими” родственниками примаса, членами семьи Уханьских, отличались наибольшей активностью. Видя нежелание сената идти на соглашение с русским царем многие шляхетские собрания самостоятельно послали своих представителей к царю с приглашением официально выдвинуть его кандидатуру на польский престол и рекомендациями того, что нужно сделать царю, чтобы быть избранным. Которые сводились к трем основным пунктам: Первое. Прежде всего царю рекомендовалось решить вопрос о вероисповедании. При этом Ивану IV не обязательно переходить в католичество. Достаточно лишь договориться с Римом, чтобы получить для Польши разрешение понтифика на избрание королем человека не принадлежащего к лону римской католической церкви. Что в принципе было сделать нетрудно. Еще с начала 60-х гг. между Москвой и Римом установились особые отношения. Мечтая о включении русской православной церкви в состав своей юрисдикции, а так же привлечении Москвы в антитурецкую коалицию понтифики охотно шли на контакт с царем, и даже приняли на обучение в Риме около сотни молодых людей из России, намереваясь воспитать из них “добрых католиков”, которые затем, вернувшись в свою страну, будут способствовать распространению влияния “святой матери-церкви”. Идея, впрочем, не оправдалась. Предполагая нечто подобное со стороны “латынян” вместе с учениками из Москвы в Рим был направлен послом известный военачальник и одновременно один из грамотнейших людей страны Андрей Курбский, который оказавшись в папской столице “аки цербер” следил за “морально-нравственной стойкостью” молодых людей. А заодно возмущенный настойчивыми попытками римских учителей совратить его подопечных в “латинскую ересь” вступил с ними в богословский диспут, ставший предметом горячего обсуждения во многих европейских странах. Впрочем, хотя и сам царь не спешил “соединить” церкви под крылом понтифика, вполне обоснованно оправдывая это тем, что его православные подданные могут “не понять” такой политики своего Государя, отношения между Москвой и Римом оставались довольно хорошими, прежде всего благодаря участию России в патронируемой понтификом антитурецкой коалиции. Поэтому просьба Ивана IV о разрешении полякам избрать его королем без перехода царя в католицизм была принята весьма благожелательно. Хотя, с другой стороны, этому более способствовали донесения папских посланцев из собственно Польши, которые сообщали, что большинство поляков столь неустойчивы в вере, что готовы избрать Ивана IV королем не обращая внимание на его вероисповедание. Второе. Сторонники царя всячески рекомендовали ему не экономить средств на задабривание избирателей, советуя согласиться оплатить все долги предыдущих королей и щедро “позолотить ручку” наиболее влиятельных политиков и взять на себя обязательство оплатить долги предыдущих королей. На что, по расчетам сторонников царя должно было уйти около 200 тыс. “венгерских золотых”. И в третьих, Ивану IV рекомендовалось подвинуть к польским границам войска, с целью нейтрализации возможного вооруженного выступления магнатов. В ответ на эти предложения Иван IV прислал свои условия, на которых он соглашался принять польскую корону. Он соглашался на оплату из своей казны всех долгов Сигизмунда II Августа и обещал щедрые пожалования и награды своим сторонникам. Идя навстречу тем слоям шляхты, которые выступали за избрание царя, рассчитывая с его помощью получить новые возможности для колонизации и тем улучшить свое материальное положение, он оговаривал свое право “абы ему вольно было давати оседлости... людем тым, котори бы того годне заслуговали”. Кроме того, Иван IV выражал согласие по избрании на польский престол созвать специальное собрание для “разезнания и померкования веры”, с тем чтобы царь имел возможность окончательно решить, какой веры ему следует держаться. Такое обещание мало к чему обязывало царя, но позволяло смягчить возражения тех групп господствующего класса Польши (прежде всего католического духовенства), которые выступали против кандидатуры царя по вероисповедным мотивам. Но помимо обещаний выдвигались и требования. Первым пунктом шло установление в объединенном государстве наследственной власти царского рода. Затем, Иван IV добивался, чтобы его коронация была проведена “не через арцыбискупа, але через митрополита” и настаивал, чтобы за ним был признан царский титул, который начинался бы с Киева, а лишь за ним шла Польша, доказывая “стародавность народов цесарства русского, который... с давне пред нашими монархами было”. Наряду с этим в присланных царем условиях был проект общего сената, объединяющего в своем составе вельмож всех трех частей будущего государственного объединения, а также заявление царя о том, что в случае объединения он не будет держать столицу в Москве, но и в Краков, как это требовали поляки, ее не перенесет, а станет держать стол свой в Киеве (кстати, это РИ). Чем вновь не преминули воспользоваться противники Ивана IV, которые стали представлять царские условия как угрозу “кардинальным правам” польского благородного сословия. Но, вопреки ожиданиям, в отличие от элекции 1573 года, угроза установления “тирании” русского царя не возымела должного действия. Причина крылась в том, что за короткий период правления Генриха Анжуйского польская шляхта вкусив все “прелести” олигархического правления магнатерии стала смотреть на самодержавную власть Ивана IV уже в ином, более благожелательном свете. Кроме того на стороне русского царя было три немаловажных фактора. Во-первых, он уже был избран в великие князья Литовские, и желавшие вернуться к единению с Литвой поляки могли сделать это только избрав Ивана IV свом королем. Во-вторых, император Максимилиан II Габсбург не желал конфликтовать с царем из-за Польши, становиться королем которой и так не горел желанием. Куда более перспективной ему казалось идея русско-австрийского союза против Турции с целю отвоевания Венгрии. И в-третьих, Османская империя хотя и была сильно встревожена перспективой появления на своих северных границах единого славянского государства, но после понесенных ее в войне с Россией нескольких тяжелых поражений не могла надавить на Польшу своим авторитетом с целью заставить поляков отказаться от кандидатуры русского царя. Даже крымский хан, которому объединение под властью Ивана IV России, Литвы и Польши грозило в первую очередь, не смог выдвинуть к польским границам свою конницу, поскольку контролируя устье Дона, русские в любой момент могли обрушиться на Крым (в реальной истории именно угроза войны со стороны Турции в случае избрания Ивана IV королем и выдвижение татар, согласно Казимиру Валишевскому, сыграли решающую роль в отказе поляков от избрания королем русского царя). Правда Ивану IV сильно вредило то, что он в отличие от иных кандидатов не сильно раскошеливался на прямой подкуп “партий” и политиков. Но даже не смотря на это, число его сторонников росло. Особенно после того, как в лагерь сторонников избрания на королевский трон русского царя перешло большинство из партии “пястовичей” - сторонников избрания королем одного из Пястов, а также о своей прямой поддержке кандидатуры Ивана IV заявил руководитель католической церкви в Польше примас Яков Уханьский.

Леший: В этих условиях магнаты не решились пойти на такой шаг как провозглашение одного из Габсбургов королем и на прошедшем в конце мая 1575 года сейме в Стенжице ограничились лишь официальной детронизацией Генриха Анжуйского. Но и “русская партия” не смогла из-за противодействия сената протолкнуть решение о коронации Ивана IV. Этому способствовал тот факт, что магнаты которые следили за тем, чтобы русские дипломаты не смогли вступить в сношения с шляхтичами – сторонниками Ивана IV и потому не допустили на Сейм русских послов, которых разместили под охраной в 15 верстах от Стенжицы не допуская до них “никакова человека”. Однако Ивана IV подобное развитие событий не особенно огорчило. Скорее оно отвечало его интересам, поскольку он явно стремился затянуть переговоры о судьбе польского трона. Конфликт между магнатами и шляхтой открывал возможность попытаться получить польский трон без требуемых уступок. Затягивая переговоры, царь рассчитывал, что конфликтующие стороны, запутавшись в своих противоречиях, будут сами просить его занять польский трон, и тогда он сможет продиктовать им свои условия. Действуя так, царь, по его мнению, ничем особенно не рисковал. Сообщения приходящие из Польши ясно указывали, что у царя на этот раз есть только один важный соперник — император Максимилиан II, а у Ивана IV к лету 1575 года были серьезные основания считать, что Максимилиан II не стремится занять польский трон. Среди государей католической Европы XV—XVI веков представители Австрийского дома — Габсбурги — занимали особое место. Так сложилось, что с середины XV века только представители этого рода занимали трон императоров Священной Римской империи. Носившее это имя огромное государство, границы которого охватывали в эпоху раннего Средневековья территорию современной Германии, Нидерландов, Швейцарии, значительную часть Франции и Италии, уже давно превратилось в эфемерное политическое образование, но обладателю императорского трона было обеспечено наиболее почетное первое место в иерархии европейских государей, а историческая традиция возлагала на носителя императорского сана (подобно тому, как это было в православном мире с басилевсом Восточной Римской империи - Византии) особую ответственность за судьбы христианского мира. В эпоху Нового времени эта традиция стала наполняться новым содержанием. Дело в том, что в первой половине XVI века под властью Фердинанда Габсбурга оказались такие страны, как Австрия, Чехия и Венгрия, лежавшие на пути продвижения османов в Европу. Волею обстоятельств носители императорского сана оказались в роли защитников христианской Европы от угрозы со стороны мира ислама. Османская империя представляла собой мощную военную державу, с которой было нелегко бороться, поэтому Габсбургам приходилось, апеллируя к общехристианской солидарности, выступать организаторами союза христианских государств — союза, который положил бы конец продвижению османов и даже, может быть, отбросил их в Азию, откуда они пришли. Эта роль Габсбургов в европейской политической жизни была хорошо известна в Москве, где в правление отца царя Василия III неоднократно появлялись австрийские послы, предлагавшие свое посредничество для заключения мира между Россией и Великим княжеством Литовским, чтобы затем эти государства вместе с Габсбургами обратили оружие против османов. В малолетство Ивана IV эти связи прервались и долгое время не возобновлялись. Лишь в конце 60-х годов XVI века, когда резко возросла опасность, угрожавшая России со стороны Османской империи и Крыма, царь принял решение возобновить утраченные связи с Веной. Речь шла прежде всего о том, чтобы найти союзников в борьбе с угрожавшей опасностью с юга. Однако уже в это время у царя существовали гораздо более далеко идущие планы. Не смотря на удаление Адашева, Сильвестра и Курлятеева, Иван IV по прежнему мечтал о покорении Крыма и богатых южных земель. Сближение с Габсбургами было одним из путей, ведущих к этой цели. К началу 1572 года царь уже знал, что его инициатива встретила благоприятный отклик в Вене: император Максимилиан II просил «опасной грамоты» для послов, которых он намеревался прислать в Москву. В этих условиях, заинтересованные в союзе с Россией против Турции Габсбурги не стремились противодействовать желанию Ивана IV стать польским королем, поскольку вступив на польский трон и заключив союз с Габсбургами, он повел бы соединенные силы России и Литвы и Польши против османов. Еще в ноябре 1572 года Максимилиан II отправил в Москву своего дипломата Магнуса Паули с миссией договориться о согласованных действиях обоих государей на польских выборах и заключить с Москвой антиосманский союз. Император Священной Римской империи заявлял, что хотел бы видеть на польском троне Ивана IV, но при условии: “И стоят б им с одново против турецкого и против всех татарских государей”. Таким образом, соглашение двух государств по польскому вопросу должно было сопровождаться заключением между ними союза, направленного против Османской империи. О заинтересованности Габсбургов в заключении такого союза Магнус Паули говорил и специально: «И цысарь со всем цысарским чином приговорили со государем Московским мир вечной постановити, на татарских государей стояти с одного». После бегства Генриха Анжуйского из Польши пришло время для осуществления этой договоренности. В декабре 1574 года царь снова принимал в Слободе Магнуса Паули. Император сообщал о своем намерении прислать в Москву «великих послов», которые выработали бы соглашение по всем интересующим стороны вопросам и «промеж ими любительное приятельство и суседство крестным целованьем закрепили». Чтобы ускорить приезд посольства для заключения соглашения «о литовском деле», царь отправил в Вену своего гонца Никона Ушакова. В свете всего этого планы большого антиосманского союза Габсбургов, России, Польши и Литвы приобретали реальные очертания. Царь, не дожидаясь окончания борьбы за польский трон, стал предпринимать первые шаги для их осуществления. Были приняты меры для обновления связей с запорожским казачеством: весной 1575 года в Бахчисарае узнали, что царь «грамоты днепръским казаком писал не по однажды, ходите, деи, вы на улусы крымские». Отряды казаков разорили окрестности Аккермана, Очакова, Ислам-Кирмена. Вступивший с ними в сражение наместник Перекопа мурза Дербыш был разбит и бежал. А после похода на Крым козаки пустились в открытое море где взяли Трапезунд и Синоп. К этому времени при дворе Ивана IV нашел себе приют и изгнанный незадолго до этого османами молдавский воевода Богдан Александрович. Царь пожаловал ему в удел Лух и Тарусу и обещал помочь с возвращением в родную землю. Весной 1575 года воевода с большим войском стоял в Чернигове. В окружении царя появились и другие знатные выходцы с Балкан: “Радул мутьянской воеводич, Стефан волоской воеводич, Микифор гречанин”.

Tuman: "Хош не хош, а маловато будет!" (с)

Tuman: Отряды казаков разорили окрестности Аккермана, Очакова, Ислам-Кирмена. А разве Очаков не наш? ...или это я с Азовом путаю?

Леший: Tuman пишет: А разве Очаков не наш? ...или это я с Азовом путаю? Азов наш. Очаков нет.

Леший: Положение постепенно накалялось. Готовясь к новым схваткам с Османской империей Иван IV начал сбор войска южнее Киева, которое должно было осуществить вторжение в Крым. Ожидали только известий из Польши, где в августе 1575 года начался новый избирательный сейм, на котором магнаты - приверженцы Габсбургов – попытались провести “номинацию” эрцгерцога Эрнеста Габсбурга (выдвинутого кандидатом в короли после отказа императора Максимилиана II от борьбы за польский трон), не считаясь с мнением противной стороны. Такой образ действий привел к открытому расколу – коронные шляхтичи, поддерживающие кандидатуру Ивана IV, собравшись в лагере враждебном магнатам, констатировали, что уже в течении длительного времени сейм не может начать работы, и обвинили в этом сенаторов, которые “интригами тянут время, чтобы шляхта разъехалась” и можно было бы решить вопрос о короне без ее участия. В результате было постановлено, что единственным выходом из ситуации является созыв вооруженного съезда (“рокоша”) всей присутствующей на выборном поле шляхты, в том числе и тех ее представителей, которые находятся на службе у отдельных вельмож, которая в этом случае могла бы продиктовать свою волю магнатской группировке. И для исполнения задуманного плана были отправлены особые посланцы к “панским слугам” с призывом принять участие в задуманном съезде с целью “обрать” на польский трон Ивана IV. Дело дошло до столкновения на самом выборном поле. Как сообщал русский посол Афанасий Нагой, ставший невольным свидетелем происходившего, магнаты, “убоявся всех шляхт, с великою боязнью до места (города) утекли, а оне тех панов хотели побить”. В ответ на это магнаты собрав свои личные вооруженные отряды двинули их на взбунтовавшихся шляхтичей, которые не имея единого руководства покинули сеймовое “коло”, и немногочисленные сторонники эрцгерцога смогли без препятствий провозгласить Эрнеста королем польским. Но хотя формально магнатам удалось добиться своей цели, фактически “номинация”, проведенная таким способом, означала провал их плана. Привлечь значительные группы шляхты на сторону австрийского кандидата австрофильской группировке не удалось. Тем более, что противный лагерь не только не признал этой “номинации” законной, но и демонстративно исключил из числа возможных кандидатов на польский трон австрийского эрцгерцога. Собравшиеся в Люблине шляхтичи официально провозгласили “рокош” против действий магнатов и послали царю в Киев, посланников с просьбой о приходе в Польшу с целью занять королевский трон. Чем поставили Ивана IV перед трудным выбором, поскольку примерно в это же время прибыло посольство из Вены во главе с Иоганном Кобенцлем, которое привезло весьма важные предложения. Император просил царя прислать грамоты в Польшу, чтобы его сына Эрнеста «за короля себе обрали мимо иных всех», обещая в этом случае польским панам и шляхте «правдивое приятельское суседство» и «соединение против всех недругов». Если Эрнест «доступит» польского трона, обещал император, так он бы «ежечас против вашего величества недругов, где будет надобе, всегды был готов». Ради поддержки царя император готов был пойти на важные уступки. Так, он обещал, что новый польский король передаст царю «для брацкие любви» город Львов, так как император хорошо знает, что Червонная Русь «исконная» «вотчина» Ивана IV, а также, с избранием Эрнеста, как говорили австрийские послы, откроется дорога к созданию большой антиосманской коалиции, в которую помимо держав австрийских Габсбургов, Речи Посполитой и России войдут папство, Испания и другие христианские государства. Они все объединятся, чтобы «тех неверных людей могли выгнать за Арапы до Азии» и чтобы «все цесарство Греческое на всход солнца к твоему величеству пришло». Перед Иваном IV рисовалась перспектива утверждения его власти после победоносной войны с османами в бывших владениях Византийской империи — перспектива, к которой царь не мог остаться равнодушным. Тем более, что став великим князем Литовским Иван IV не стремился занять польский королевский трон, готовый в принципе уступить его Габсбургам. Но тут вмешалась “третья сила” в лице шведского короля Юхана III, который будучи женат на Анне Ягелонке еще во время первой элекции выдвигался на трон Польши. Но тогда его кандидатура не имела успеха. Все изменилось после обострения противостояния между шляхтой и магнатами во время второй элекции, когда Юхана стали рассматривать как компромиссную фигуру способную примирить два противостоящих лагеря, что встревожило русских, поскольку центральной частью программы шведов, после заключения ими в 1563 году выгодного мира с Данией и Любеком, было создание из Швеции, Польши и, возможно, Турции антирусской коалиции и организация “похода на Восток” с целью отвоевания “захваченных московитами” литовских земель, в числе которых назывались и Смоленск с Новгород-Северским. Как утверждали сторонники Юхана, при соединении двух могущественных государств, Польши и Швеции, “Юхан если не всем Московским государством овладеет, то по меньшей мере возьмет Псков и Смоленск, а военными кораблями шведскими загородит морскую дорогу в Балтийское и Белое моря, отчего Московскому государству великий убыток будет”. Следствием чего стал раскол Польши уже не на две, а на три части. В Галиции, Малой Польше и Мазовии были тверды позиции русского царя. На Великую Польшу опирались сторонники Габсбургов. А на севере усиливались сторонники Юхана Ваза. Чем воспользовалась как протестантская, так и католическая ветви Радзивиллов, которые помирившись меж собой вступили в переговоры со шведами и предложили Юхану III корону Великого княжества Литовского, обещая всестороннюю поддержку в борьбе против “московского тирана”. В результате 22 августа 1575 г. в Гданьске высадилось 12- тыс. войско шведского короля. Одновременно с этим Эрнест Габсбург приблизился к Кракову, но принужден был отступить, после неудачной попытки занять город. А в Литве подняли мятеж Радзивиллы. Их частная армия захватила Троки и осадила Вильно, где сел в осаду с малочисленным гарнизоном воевода Иван Шуйский.

Леший: Леший пишет: Находившиеся в Кнышине литовские сенаторы и связанные с ними епископы ожидали известий из Вены и тайного приезда Эрнеста, который должен был обвенчаться с Анной Ягеллон и затем вступить на литовский трон. Леший пишет: Но тут вмешалась “третья сила” в лице шведского короля Юхана III, который будучи женат на Анне Ягелонке еще во время первой элекции выдвигался на трон Польши Блин!!!! Лопухнулся. Теперь ломаю голову, что с Анной делать. То ли оставить старой девой, то ли все же замуж за Юхана вместо Екатерины. У кого какие мнения?

georg: Леший пишет: Теперь ломаю голову, что с Анной делать. ИМХО за Юхана было бы удобнее... Вот только посватается ли. В реале литовское присутствие в Ливонии играло изрядную роль в этом браке. А здесь таковым и не пахнет. Хотя реально. Сигизмунд может разыграть резервную комбинацию. А Юхан женится и на Анне - судя по картине польского художника конца XVI века, изображающего проповедь Скарги перед королевской фамилией, женщина весьма привлекательная. Зато можно предположить ее бесплодие (с Баторием детей небыло). Сигизмунд Ваза не появляется на свет, и в Швеции реал.

Леший: georg пишет: Сигизмунд Ваза не появляется на свет, и в Швеции реал. В принципе хороший вариант. Учту в дальнейшем. Значит будем считать, что Анну выдали таки за Юхана и бедолаге Эрнесту не нада на ней жениться.

Леший: Кто может подсказать где можно взять информацию по частным армиям польско-литовских магнатов (желательно 16-17 вв.)? Пока нашел только по середине 18 в. по графу Францу-Ксаверию Потоцкому (2 тыс. чел.) и Карлу-Станиславу Радзивиллу (10 тыс. чел.).

Сварга: Неплохо бы оживить русско-персидские отношения на антитурецкой основе (Персия может войти в зарождающуюся коалицию). Не планируете?

Леший: Сварга пишет: Неплохо бы оживить русско-персидские отношения на антитурецкой основе (Персия может войти в зарождающуюся коалицию). Не планируете? После прихода к власти в Песии Аббаса I, антитурецкий союз между им Россией будет. Тем более что и Россия и Персия в это время будут с османами воевать. Но полноценная коалиция... Надо будет подумать.

Леший: Уважаемые коллеги я извиняюсь за долгое отсутствие продолжения ПЛВ, но у меня уважительная причина - на работе сдача объекта (а на следующей неделе еще одного). Зашиваюсь. Но все же хотелось бы продолжить работу над темой и выслушать мнение по поводу некоторых вопросов. Итак, предполагаемый ход дальнейших действий: Иван IV становится Великим князем Литовским, что автоматически делает его польским королем. Но польские можновладцы (магнаты) отказываются признать его и выбирают королем Генриха Анжуйского. В Польше начинается гражданская война, воспользовавшись которой восстают литовские магнаты Радзивиллы, Ходкевичи и князь Слуцкий, которые по предложению главы семьи Ходкевичей Яна-Иеремии также признают власть Генриха Анжуйского. Затем в Польшу прибывает сам Генрих (с войском нанятым на свои деньги или как?) и вступает в войну. В конце концов Иван IV громит мятежников, Генрих Анжуйский погибает в одной из битв (или при осаде русскими войсками Гданьска). И когда во Франции умирает король Карл, ему наследует младший брат Франциск (что Франции, впрочем, не поможет). Сложнее ситуация на юге. Турция все еще находится в состоянии войны с Россией, но после понесенных поражений организовывать новые наступления не стремиться. Более активен Крым, но 1. Его тылам угрожают казаки, которых уже не задерживает Азов; 2. Большая часть боеспособного населения погибла в предыдущих походах. Поэтому только мелкие набеги. Но в 1574 г., как и в РИ поднимает мятеж против Турции молдавский господарь Иона Водэ Лютый, который обращается к Ивану IV за помощью (Будет оказана помощь или нет? А если будет, то какая?). Что провоцирует турок на организауию военного вторжения в Молдавию. В конце концов Молдавия на тот момент останется турецкой и в 1577 г. (предположительно) будет заключен русско-турецкий мир (Россия оставит себе Азов, но будет вынуждена уступить Молдавию). Еще раз оговорюсь - вариант пока только предпологаемый. Возможны изменения.

Mukhin: Отлично! Читаю с удовольствием!

Tuman: Я извеняюсь, а продолжение будэ чи ни?

Леший: Tuman пишет: Я извеняюсь, а продолжение будэ чи ни? Обязательно будет, но Леший пишет: я извиняюсь за долгое отсутствие продолжения ПЛВ, но у меня уважительная причина - на работе сдача объекта (а на следующей неделе еще одного). Зашиваюсь. Как только, так сразу...

Леший: По ходу создания Части IV возник вопрос: а дальше? Есть два предполагаемых варианта дальнейшего развития событий: Вариант первый (он был озвучен в теме ранее) - Иван IV избран Великим князем Литовским. Генрих Анжуйский - польским королем. Как и в РИ он сбегает с престола и Иван IV побеждает на выборах короля во время второй элекции. (Хотя рассматривается и вариант начала русско-польской войны - польские магнаты решают "вернуть" Литву) Вариант второй - Иван IV избран Великим князем Литовским. Генрих Анжуйский - польским королем. Но посидеть на троне ему не удалось. Узнав об избрании Ивана Грозного литовским князем значительная часть коронной шляхты (в основном "русской" и малопольской) не желая терять Литву подняли мятеж (рокош) против Генриха и предложили корону Ивану. В Польше началась гражданская война по ходу которой сторонники Грозного побеждают, а Генрих Анжуйский так и не прибудет в Польшу. У кого какие мнения? Прошу высказываться.

Леший: Видоизменил ход событий во время турецких осад Азова. Вот первая осада: 14 августа 1571 года турки обступили Азов от реки Дона до моря. Флот высадив пехоту и артиллерию, остановился в 8 верстах от устья Дона. После отказа русских капитулировать, на следующий день Касим-бей бросил войска на приступ города, который защищал 5,3 тыс. гарнизон. Штурм был отбит, и турки потеряв более 1,2 тыс. чел. были вынуждены отступить и перейти к планомерной осаде. Начали возводить батареи, полевые укрепления и насыпать вал, который они попытались подвести к стенам крепости. В ответ казаки организовали несколько вылазок, сумев замедлить строительство насыпи. Но не смотря на это, турки все же возвели вал выше крепостных сооружений, установили на нем более сотни “проломных” орудий и начали жесточайшую бомбардировку, периодически останавливая ее и предпринимая новые приступы, безуспешно пытаясь захватить крепостной вал. Тем временем, выше по реке, в районе Черкасского городка началось сосредоточение русских войск, в котором насчитывалось 1,7 тыс. стрельцов, 2,3 тыс. ногайских и юртовских татар и 10 тыс. донских и 2 тыс. подошедших днепровских казаков. И наличие которых не давало татарам возможности выполнять фуражировку для снабжения себя и турецкой армии. Из-за чего, уже скоро турки стали испытывать нехватку в продовольствии. Кроме того, турки выбрали неудачное время для осады. В сентябре пошли дожди, ночи стали холодными и в турецком лагере, расположенном в нездоровой влажной местности близ реки, началась эпидемия, сотнями косившая солдат и рабочих, скученных в палатках и шалашах. Заволновалось и татарское войско, которое стало требовать чтобы их отпустили а набег на русские окраины, а заодно собрать продовольствие. И Касим-бей, чтобы не раздражать союзника, вынужден был разрешить крымскому хану отправить часть сил на “охоту”. Но находившиеся поблизости русские разъезды засекли начало набега. Одни татарские загоны, едва успев удалиться от главного стана, попали под удары казачьих и ногайских отрядов и были разбиты. Другие уткнулись в свежесрубленные засечные черты и выдвинутые к ним получивших предупреждение русские войска. И были вынуждены повернуть назад. Кроме того, из-за потерь и дефицита боеприпасов турки временно прекратили обстрел и атаки, ограничиваясь блокадой. По хорошему надо было прекратить осаду и отвести войска, чтобы лучше подготовится к новому нападению в следующем году. Но Касим-бей, хорошо понимал, что коли раз ему чудом удалось спасти голову от гнева султана, то во второй раз это будет, мягко говоря, затруднительно. И упорно продолжал осаду. В конце концов, туркам удалось доставить к Азову порох и ядра, и сражение закипело с новой силой. Турецкая артиллерия по очереди разбила три защитных вала, но защитники построили четвертый и отбивались за ним. 24 сентября началось новое наступление турок. Каждый день на штурм крепости шло 10 тыс. турецких солдат. Их отбрасывали. После чего вновь вступали турецкие орудия и грохотали всю ночь. А на утро турецкий командующий бросал в атаку другие 10 тыс. бойцов, предоставляя отдых предыдущим. Но 1 октября 1570 г. татарская конная разведка заметила оживление возле Черкасского городка. У турецкого командования не было сомнений – русские готовятся к удару по измотанным турецким войскам. На экстренном заседании военного совета было принято решение о прекращении осады и экстренном отступлении – было ясно, что удара свежих русских сил уставшие турки и татары не выдержат. Бросив артиллерию и обоз турки в спешке начали отход к берегу, где шла посадка на корабли. Татары же и вовсе бросив все умчались прочь. Воспользовавшись этим уцелевший гарнизон (около 2 тыс. чел.) вышел из крепости и соединившись с русскими разъездами атаковал отступающие деморализованные неудачей турецкие войска. Среди турок началась паника. Решив, что их атакуют основные русские силы, они смешались и побежали нестройной толпой, спеша очутиться на кораблях. Что привело к давке и невозможности организации хоть какого-либо сопротивления атакующим. Фактически это была бойня, усугубленная полным беспорядком на берегу, где многие солдаты опасаясь, что из-за осеннего шторма их бросят на произвол судьбы стали захватывать баркасы, чрезмерно набиваясь в них, что приводило к тому, что многие лодки не выдержав переворачивались, бросались вплавь и тонули... Это был полный крах экспедиции. Из 30-тыс. турецкой армии на родину возвратилось лишь 7-тыс. человек. Остальные либо погибли при штурмах Азова, от болезней или при эвакуации. А около 10 тыс. чел. попало в плен русским. А вот вторая: Успех сопутствовал русским войскам и на других фронтах. После высадки в устье Дона турецкий командующий Мустафа-паша разделил свою армию на две части. Одна часть, численностью 40 тыс. чел. и составлявшая ядро османской армии, приступила к осаде города, начав под прикрытием привезенных с собой вязанок соломы, хвороста и мешков с шерстью рыть траншеи и строить батареи. И хотя на рассвете 25 июня гарнизон предпринял вылазку силами 2 тыс. чел., вынудив противника оставить первую траншею, но затем турки контратаковали, и пришлось отступить. Начался обстрел Азова их 3-х батарей. На это гарнизон ответил очередной вылазкой. Около 3 тыс. бойцов атаковали с нескольких направлений, дошли до траншей, перебив турецкий авангард. А после контратаки неприятеля отошли в крепость, потеряв 23 чел. убитыми, а 27 чел. было ранено. Другая часть, во главе с заместителем командующего Капланом-пашой, насчитывавшая 60 тыс. чел. и состоявшая в основном из вспомогательных войск и конницы, двигалась вверх по Дону с целью разорить находящиеся по реке казачьи городки. Но под Черкасском путь им преградило 35-тыс. русское войско во главе с П. Серебряным. Зная о численном преимуществе противника Серебряный приготовились обороняться. Был возведен земляной вал с частоколом и выдвинуты вперед два небольших “гуляй-города”. Левый фланг русских прикрывала река, правый казачья и ногайская конница. Кроме того, 10-тыс. отряд поместной конницы был оставлен в резерве. В центре позиций был оставлен проход в земляном валу между “гуляй-городами”, прикрытый “немецким” полком, который по плану должен был выдержав первый натиск турок отойти и увлекая за собой противника, по флангам которого должны будут ударить артиллерия и поместная конница. 12 июля турки начали наступление. Первыми в атаку пошла турецкая конница - сипахи, обрушившись на центр русских позиций. Несмотря на мощный натиск, атака провалилась и сипахи были вынуждены отойти. Турецкая пехота так же не добилась успехов, атакуя русские позиции вдоль реки. Только ближе к полудню, направив острие атаки на русский правый фланг Каплан-паша смог потеснить казачью и ногайскую кавалерию и дать возможность прорваться сипахам в тыл противнику. Но которые сами тут же угодили под удар стоявшей до этого в резерве поместной конницы. В возникшей давке сипахи потеряли преимущество, понесли большие потери и стали отходить. Однако были атакованы оправившейся казачьей кавалерией. Увидев, что сипахи оказались в ловушке, но при этом и русская конница связана по рукам и ногам Каплан-паша приказал усилить натиск на наиболее слабый центр русских позиций, рассчитывая прорвав его раздробить русские силы и по одиночке разбить их. Ситуация сложилась отчаянная – посколько турки атаковали по всему фронту Серебряный не мог усилить центр. Но положение спасла стойкость “немцев” во главе с перешедшем на русскую службу Гаспаром фон Ольденбокеном. Выстроившись в линию они упорно отбивали все атаки неприятеля, пока на правом фланге окончательно не были добиты сипахи, после чего русская конница обрушилась на турецкую пехоту, приведя ее в замешательство. После чего, с целью поддержать ее удар в ринулась вперед вся русская армия. Не выдержав натиска турки побежали. Как доносил Серебряный: “Гнались и их рубили на версту и больше. И тех воинских людей побили и в полон поимали многих, знамена турецкие наимали многие ж”. После окончания битвы русские могли считать себя победителями – враг был разбит и был вынужден бежать. Но огромные потери – почти весь “немецкий” полк и половина кавалерии, в результате которых после битвы у Серебряного оставалось в строю 6 тыс. поместной конницы, 21 тыс. стрельцов и казаков. В то время как у турок под Азовом по прежнему находились лучшие войска, к тому же усиленные вернувшимися из под Черкасска частями, которые хоть и потеряли 18 тыс. чел., но по прежнему численно превосходили русскую армию. Впрочем, проблемы были у Мустафы-паши. Проигрыш битвы деморализовал солдат, а потеря почти всей сипахской конницы делала невозможным проведение фуражировки и дальней разведки. Дефицит продовольствия, которое из-за нехватки кораблей часто приходило с задержкой и в недостаточном количестве, заставляла армию балансировать на грани голода. Одновременно с этим, по указу Москвы, днепровские казаки, воспользовавшись уходом большинства боеспособных мужчин из Крыма, вышли в море и атаковав татарские селения сожгли Белгород-Днестровский (Аккерман), посеяв панику как среди татарского населения п-ова, так и в турецких владениях. А после того, как казаки захватили Козлов (Гезлев) с сосредоточенными там запасами хлеба, снабжение находящейся под Азовом турецкой армии стало еще более проблематичным. Но не смотря на это Мустафа-паша продолжил осаду, бросив все силы на взятие Азова. Выставив в нескольких верстах от основного лагеря вспомогательные войска во главе с Каплан-пашой в качестве прикрытия против полевой русской армии, его основные части стали рыть подкопы у городского вала, и одновременно воздвигли две новые батареи, которые стали вести огонь по городу. А 28-го июля турки начали штурм. На городские укрепления были брошены все силы. После ожесточенного боя турки были отброшены. Но на следующий день штурм возобновился. Прикрываясь фашинами, турки подошли к первой линии обороны и взорвав миной часть вала устремились в образовавшийся пролом. Но за взорванным укреплением наткнулись на второй вал, откуда по ним открыли огонь стрельцы. Потом была взорвана вторая мина. И массы турок двинулись в этом месте на приступ сбив стрельцов с этой позиции. В конце концов им удалось захватить “Земляной город”, но осажденные укрылись в цитадели, взять которую турки не смогли. Кроме того, турки были вынуждены отвести от Азова большую часть своего флота, поскольку стали получать тревожные известия из Средиземного моря, где в Мессине для войны против Турции сосредотачивались испанская, венецианский и папский эскадры. 30 июля к Азову подошла армия Серебряного. В нескольких верстах от города путь им преградили укрепления Каплан-паши с “многочисленными пушками” на возведенном валу. 31 июля Серебряный начал штурм “Капланпашева вала”. Первая, ночная атака не удалась. Несколько стрелецких и казачьих полков в полночь полезли на вал, подняли переполох в неприятельском лагере, но закрепится не сумели и были вынуждены отступить. День 1 августа русские ограничились простым обстрелом вражеских позиций, а 2-го утром Серебряный вновь двинул войска на приступ, в ходе которого, не смотря на сопротивление турок прорвал их позиции. Не видя возможности удержать вал и бросив 28 пушек, все палатки и обозы Каплан-паша начал организовано отходить, отогнав огнем преследующую конницу. Но отступить в полном порядке ему не удалось. Русские развернули брошенные неприятелем орудия и начали обстрел их отходящих колонн. В них началась паника. Турецкие войска в беспорядке ринулись в сторону азовского лагеря, но вновь попали под удар русской кавалерии, которая “на плечах” бегущих ворвалась в основной турецкий лагерь и подпалив его организовано отошла. 3 августа у турок был совет, на котором большинство командиров высказалось за снятие осады. Но Мустафа-паша тем не менее решился на отчаянный шаг – предпринять общий штурм, а если уж он будет безуспешным, то отступить. 8 августа турки атаковали цитадель, взрывом мины образовали пролом в стене в который и двинулись штурмующие. Навстречу им выкатили две пушки, и огнем из них отбросили назад. Одновременно с этим армия Серебряного атаковала турецкий укрепления, захватив часть внешнего вала. Но контратака янычар отбила позицию назад, хотя вызванное этим ослабление сил задействованных на штурме крепости предопределили его неудачу. После чего несколько дней шла перестрелка и стычки. Турки больше не решались атаковать и лишь ждали прибытия кораблей для эвакуации. 8 августа русские атаковали, вновь захватив внешний вал и часть орудий, но были контратакованы массой турецких войск. В завязавшейся ожесточенной схватке турецкий вал несколько раз переходил из рук в руки. Наконец, Мустафа-паша бросил в бой янычар оставив на позициях против Азова лишь вспомогательные войска. Позднее это будет считаться его ошибкой. Состоявшие в основном из валахов и молдаван эти силы не отличались стойкостью. Верно служащие туркам пока те одерживали победы, во время кризиса они были быстро подвергались брожению и теряли боевой дух. И это сыграло свою роковую роль. Когда в городе увидели, что основные турецкие силы брошены против Серебряного, около 2-х тыс. человек сделали вылазку за городские стены, ударив по ослабленным позициям противника. Что вызвало панику среди выставленного против города заслона, которая как пожар распространившись по позициям вызвала полное обрушение турецкого фронта на этом участке. Началось повальное бегство, к которому примкнули и деморализованные черкесы. В результате возникшего хаоса ряды турок смешались. Хоть какой-то порядок сохраняли только янычары и немецкие наемники. Однако о том, чтобы удержать лагерь только их силами не могло быть и речи. В этой обстановке Мустафа-паша отдал приказ бросить лагерь и отступать к устью Дона в надежде спасти хотя бы часть своей армии. Частично его надежды оправдалась. Увлеченные добиванием рассеянных и деморализованных вспомогательных турецких войск, русские не приложили больших усилий к преследованию отходящих сил. Благодаря чему тем удалось дойти до устья реки. Но тут перед турками встала другая проблема. Поскольку основные силы турецкого флота были переброшены в Средиземное море, имевшихся в наличие кораблей было недостаточно для эвакуации всей армии, что вынудило Мустафу-пашу начать вывоз своих сил поочередно. Но это вызвало бунт немецких наемников, которые оказавшись в самом конце списка на эвакуацию решили что их просто собираются бросить на произвол судьбы. Бросившись к берегу они попытались захватить лодки и вне очереди переправится на корабли. Что вызвало вооруженную схватку между ними и янычарами, плавно переросшую в самое настоящее сражение, в котором большая часть наемников была уничтожена, а около 300 немцев смогло спастись уйдя в сторону войска Серебряного, где они поступили на русскую службу. И хотя Серебряный не стал мешать уйти остаткам турецких войск (около 15 тыс. чел.), но гибель большей части 100-тыс. армии в устье Дона вызвало в Стамбуле шок. Тем более, что выйдя из Мессины 16 сентября, в составе четырех эскадр, объединенный христианский флот двинулся небольшими дневными переходами через Тарент в Корфу, где часть его осталась, между тем как дон-Хуан с остальными кораблями 30 сентября стал на якорь на другой стороне пролива, у берегов Эпира, в защищенной бухте Гоменице. Отсюда флот отправился в Коринфский залив. 7 октября утром, в то время как флот обходил высокий (1400 м) остров Оксию, на востоке показался турецкий флот, и здесь, у западного угла Этолии, при входе в Коринфский залив, разыгралось сражение, получившее название от города Лепанто, находившегося в 30 морских милях оттуда.

Сварга: Леший пишет: прикрытый “немецким” полком Не рановато ли для 1570 года? Или это просто немецкие наёмники (хотя зачем они нужны русскому царю)? Тогда не очень верится в их особую стойкость.

Леший: Сварга пишет: Не рановато ли для 1570 года? Или это просто немецкие наёмники Собственно взято из РИ (существование "немецких" полков). После захвата части Ливонии в РИ Иван Грозный сфрмировал два полка из ее жителей, которые пошли к нему служить (причем, по свидетельству ливонского же хрониста, весьма охотно). Хотя, конечно, их участие под Черкасском и поведение мой произвол, но в РИ в битве при Молодях они неплохо себя проявили.

Леший: Нужна помощь!!! Пытаюсь прописать события в Польше во время борьбы за королевский престол в начале 70-х гг. XVI столетия, но столкнулся с серьезной проблемой - катастрофически нехватает информации по составу польских чинов. И даже то что есть, часто противоречит друг другу. Например, известный казачий гетман Свирговский. В одних источниках он поляк Сверчковский, в других Свирговский Иван, в третьих Свирговский Григорий . Или Язловецкий. Как его правильно зовут? В одних текстах он Юрий, во вторых Ежи, а в третьих и вовсе Иржи. И кем он был? С одной стороны он коронный гетман, но в то же время упоминается как воевода Русский, а в других источниках как воевода Подольский. Так каким воеводой он был? Большая просьба, все кто имеет хоть какую-то информацию, поделитесь!

Леший: Пока тема ПЛВ застопорилась из-за нехватки иноформации (предвосхищая вопрос: ищу, ищу. Как только нарою достаточно продолжу тему), хотелось бы обсудить дальнейшие варианты развития России в этой АИ. Итак, предполагаемые мной изменения в отечественной и мировой истории: 1. Объединение России, Литвы и Польши приведет к созданию единого государства. Но первоначально это государство будет не унитарным, а личной унией (один монарх, но государства разные, типа Австро-Венгрии, Шведско-Норвежского и Датско-Норвежского государств). Но, постепенно русские государи будут стремиться к централизации. Возможные вехи: а. После подавления мятежа в Польше и Литве (надо бы определиться с периодом) Иван IV медленно, но верно подгоняет гос. устройство Польши и Литвы по "русский стандарт". В этой политике он опирается на мелкую шляхту (земля и уравнивание в правах с магнатами), и мещан, которые будут горой за государя, который разрешит им свободную торговлю (в РИ большая часть торгового оборота находилась в руках аристкратии - мещанам законодательно было запрещено вести многие торговые операции) и защитит от произвола магнатов и шляхты. б. Где-то в 1594 г. новый царь провозглашает унию России, Литвы и Польши (страны еще формально разделены - у каждой свой Статут (Уложение) и правительство, но они уже связаны не только личной, но и государственной унией). в. ... Время еще не решил, но полное слияние в единое государство. Возможно, после очередного польского мятежа. 2. Русско-турецкая война в 1587 году (в РИ планировалась, но из-за осложнений с Речью Посполитой отыграли назад). Конфликт постепенно расширяется - к войне с Турцией присоединяется Австрия. Возможные последствия (обсуждаем): а. Россия присоединяет Молдавию, Сев. Причерноморье, Крым, Правобережную Кубань (запорожские казаки, как и в РИ, скорее всего будут переселены туда). б. Австрию занимает большую часть Турецкой Венгрии (за исключением, возможно, Баната (Воеводины). Что с Валахией? Остается под властью Турции? Становится независимой (Михай Храбрый рулит?). Попадает под власть Австрии? Попадает под власть России? 3. Тем временем в Европе. Английский флот из-за сворачивания торговли с Россией слабее реала. В то же время, поскольку Турция занята войной с Россией ее флот не может угрожать Испанским берегам, благодаря чему Испания может бросить против Англии большие силы и гораздо раньше. Что приводит к высадке в Англии и воне на островах. 4. Во Франции высадка испанцев и Англии приводит к тому, что Генрих III так и не решается убить Генриха де'Гиза и тот свергает (убивает?) короля и постепенно захватывает трон (возможно перед ним будет королем Карл Бурбон - как марионетка Гизов). Во Франции гражданская война. Генрих Бурбон пытается бороться с Католической лигой, но без королевских ресурсов (в РИ Генрих III успел официально передать полномочия Генриху Бурбону, благодаря чему к нему примкнули многие католики-роялисты и офицеры королевской армии) он проигрывает (тем более, что будет вторжение испанцев в Южную Францию (оплот Бурбонов). В общем, где-то в году 1598 в Париже коронуется король Генрих IV де'Гиз). 5. Война в Англии затягивается. Закаленная испанская армия бъет нестройное ополчение англичан в поле, но ширится подпольное сопротивление. Правда большинство английских лесов сведены под флот, так что нового Робин Гуда не предвидется, но все же надо искать варианты. Кроме того неясна позиция Шотландии. С одной стороны шотландцы ненавидят англичан и охотно могут присоединится с их резне. К тому же война официально ведется из-за казни Елизаветой Марии Стюарт (матери шотландского короля Якова). С другой стороны, Елизавета поняв, что ее дела плохи официально передает королевские регалии Якову Стюарту, что бы тот бросил Шотландию против Испании. ИМХО. Яков и шотландцы займут Северную Англию, но в прямой конфликт с испанцами не вступят (оно им надо). Постепенно, поняв, что в лице Англии он заполучил новые Нидерланды (имеется ввиду сопротивление населения его власти) испанский король решает уйти "по хорошему", но чтобы "соблюсти лицо". Заключается договор с Яковом Стюартом о передаче ему власти над всей Англией и признание его английским королем, после чего испанцы объявляют о своей победе и спешно эвакуируются (ведь война-то, официально, ведется как буд-то ради отмщения за казнь матери шотландского короля). 6. В Нидерландах уход большинства испанских войск в Англию вызывает улучшение положения мятежных провинций. Это с одной стороны. А с другой... лишение английских гаваней для голландских гезов больно бъет по мятежникам. В общем, то же под вопросом. 7. Русско-Австрийско-Турецкая война будет долгой и постепенно в ее орбиту будут втягиваться новые государства. Например Персия. Турция будет на грани полного разгрома и раздела, но ее спасет состояние дел в Европе. 8. Хотя, формально к конце 16 столетия Испания успешно решила многие свои внешнеполитические решения (во Франции король-католик, свернута королева-еретичка в Англии), но фактически положение тяжелое. Долгие и тяжелые войны как и в РИ выедят все ресурсы. Мадрид в долгах как шелках. В то же время во Франции, хотя и правит король-католик, но его внешнеполитическая ориентация постепенно становится антииспанской (вера верой, но национальные интересы в первую очередь). Тем более, что Франция куда менее истощена гражданской войной, по сравнению с РИ. В Англии объединивший страну Яков Стюарт тоже настроен на конфликт с Испанией (даже скорее не он, а английское общество пылающее жаждой мести и желанием восстановить свое былое могущество). 9. 1610 г. Русско-Австро-Персо-Турецкая война продолжается, но над антитурецкой коалицией сгущаются тучи. Во-первых, усиливаются разногласия между союзниками. Во-вторых, вспыхивают восстания в Венгрии. В-третьих, и это главное, как и в РИ назревает Юлих-Клевский кризис переросший в общеевропейскую войну (в РИ войну удалось отсрочить до 1618 г. благодаря убийству католичнеским фанатиком Генриха IV Бурбона, прямо накануне его отьезда в армию). Начинается Великая война (типа Тридцатилетней в РИ, но называться она будет иначе). Предполагаемая антигабсбургская коалиция: Франция, Англия, Нидерланды (Северные), протестантские княжества в Германии, Савойское герцогство, Швеция, Дания (Последние две позже), венгерские повстанцы (ядро - Семиградское (Трансильванское) княжество), возможно Валахия, Турция. 10. В Швеции после смерти бездетного короля Юхана (его жена Анна Ягеллон бесплодна), власть переходит к Карлу Ваза, который примыкает к антигабсбургской коалиции. Как с датско-шведской войной?

georg: Леший пишет: После подавления мятежа в Польше и Литве (надо бы определиться с периодом) Иван IV медленно, но верно подгоняет гос. устройство Польши и Литвы по "русский стандарт". В этой политике он опирается на мелкую шляхту (земля и уравнивание в правах с магнатами), и мещан, которые будут горой за государя, который разрешит им свободную торговлю (в РИ большая часть торгового оборота находилась в руках аристкратии - мещанам законодательно было запрещено вести многие торговые операции) и защитит от произвола магнатов и шляхты. Во-первых, щляхта заинтересована в сохранении полномочия сейма в фискальном плане. Во-вторых, интересы шляхты (даже дробной) и городов противоположены. В третих-разыграют религиозную карту. При такой политике Грозный получит с Польшей геморрой куда хлеще чем русские императоры в 19 веке. На ее усмирение уйдет прорва ресурсов, все враги страны начнут там интриговать, наступать активно на внешних фронтах будет невозможно. Или оставтьте поляков при златых вольностях (но этот пример разлагающе подействует на русское дворянство), или пошлите Полшу на все четыре стороны и удовольствуйтесь ВКЛ. Без Польши привести его в "русский стандарт" реально. Леший пишет: 1610 г. Русско-Австро-Персо-Турецкая война продолжается Против такой коалиции в те годы Турции не устоять. Вспомните - это самый разгар Джелялийской смуты, в 1607 Календер-Оглу взял Бурсу, и османов спасли войска, высвободившиеся с запада после мира с Австрией. Леший пишет: Как с датско-шведской войной? По истокам Кальмарского конфликта вы больше в курсе.

Sumerset: Леший Существовал еще один интересный вариант – жена Ивана IV. Её регентство представлялось бы магнатам многообещающим вариантом. Как версия: понтификат после неудачи с ползучей «латинизацией», начал искать окольные пути. «Непомерный» рост амбиций московского царя испугало Папу, и против него, через родственную царици шляхту было доведено предложение. Устранить Ивана IV, а затем под короной католического короля Дмiтрiя (или после крещения ему дано было другое имя) объединить Речь Посполиту, Русь и Литовское Княжество...

Леший: Sumerset пишет: а затем под короной католического короля Дмiтрiя (или после крещения ему дано было другое имя) объединить Речь Посполиту, Русь и Литовское Княжество... ИМХО, нереал. Екатерина еще может на такое пойти. Но русские не согласятся на царя-католика. georg пишет: Во-первых, щляхта заинтересована в сохранении полномочия сейма в фискальном плане. Во-вторых, интересы шляхты (даже дробной) и городов противоположены. Именно поэтому я и пишу, что мелкую шляхту. Большинство польской шляхты того времени по своему образу жизни и материальному положению мало чем отличаются от крестьян (имеют мизерный участок земли, который сами и обрабатывают), а многие шляхтичи даже этого не имеют. И у них выбор: либо сейм, право вотировать налоги и прочие "златые вольности", но при этом сохранение их нищенского существования и произвола магнатов (который сводил все "златые вольности" для шляты на нет) или отказ от части прав (Сейм, как и Земский Собор в России будет функционировать), но в обмен на получение земли от царя. georg пишет: или пошлите Полшу на все четыре стороны и удовольствуйтесь ВКЛ. Я думал об этом, но есть другие факторы. К примеру малопольская и мазовская шляхта просто рвалась выбрать Ивана IV своим королем (у них был жуткий земельный голод). И ради этого они были даже готовы поступиться частью своих "кардинальных прав" (РИ). Кроме того, на царя сильно влияет его жена Екатерина, которая будучи королевной польской вряд ли захочет отдавать Польшу Габсбургам.

Леший: georg пишет: и османов спасли войска, высвободившиеся с запада после мира с Австрией. Тут дело еще упирается в разногласия между союзниками. К этому времени они вполне могут пересориться из-за раздела занятых территорий и боевые действия могут застопориться. Но в принципе вариант...

georg: Леший пишет: Именно поэтому я и пишу, что мелкую шляхту. От гимора не спасает. Мелкая шляхта на государевом жаловании будет содержаться за счет государя. И отнюдь не уравновешивает сил шляхты имеющей маетности. В РИ при Сигизмунде III едва стало известно о королевском проекте "скасования" раодомской конституции - именно шляхта подняла рокош во главе с Зебржидовским, и потребовала детронизации короля. А спасли его от потери короны магнаты, когда он пообещал отказаться от планов усиления королевской власти.

Леший: Итак, в связи с Новым Годом выкладываю переработанную и оконченую версию Части IV ПЛВ. Впрочем, версия еще "сыровата", поэтому жду замечаний и предложений. Первая часть [приклеена выше - админ.] Часть IV Царь Славян 19 июля 1572 года в Польско-Литовском государстве скончался, не оставив наследника, король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август, смерть которого прервала династию Ягеллонов и поставила перед Литвой и Польшей вопрос об избрании нового государя. Впрочем, неожиданностью для поляков и литвинов это не стало. То что Сигизмунд будет “последним из Ягеллонов” было понятно задолго до его смерти, поэтому еще в 1560 году во время переговоров о браке между Иваном IV и сестрой короля Екатериной, как писал Гораций Куртиус (Курзо): “Многие в Польше и Литве очень много говорят о будущем избрании короля. Многим нравится Московит... Я слышал это и многое другое на пирах и в частных беседах... все единогласно провозглашают, будто Московит достоин этого королевства благодаря своим всюду прославленным доблестным делам, преимущественно воинственному духу. Не отсутствуют и такие, кто заявляет, что выберут его в короли, если он жениться на королевской сестре”. В 1570 году вопрос о возможном выборе царя на польский трон стал уже предметом дипломатических переговоров, когда на одном из приемов у царя польско-литовские послы заявили, что сенаторы “о том не мыслят, что им государя взяти от бессерменских или иных земель... а желают, что им себе избрати словенского роду” и поэтому “прихиляются тебе великому государю, и твоему потомству”. И получив из Москвы благожелательный ответ в следующем году “рада польска и литовская” обсудив вопрос о том, кто может быть возможным преемником короля пришла к убеждению, что выход следует искать в соглашении с Иваном IV, поскольку принимать кандидатов предложенных султаном нельзя, так как “будет от турок многое утеснение”, а если выбрать австрийского “королевича”, то не будет защиты от султана, так как Габсбурги “и за свое мало могут стояти”. А Иван IV в отличие от австрийского императора - “государь воинский и сильный, может от турецкого султана и ото всех земель оборону держать и прибавление государством своим чинить”. В итоге рада приняла решение просить, чтобы Иван IV “дал” на польско-литовский трон царевича и заключил с Польско-Литовским государством союз против Турции и Крыма. Царю был предложен проект - его младший сын Дмитрий (от Екатерины Ягеллон) будет избран на польско-литовский трон, за что Иван IV объявлял его своим наследником и еще при жизни должен венчать его на царский престол. Однако осуществление этого проекта сорвал Евстафий Волович, действовавший по наущению короля, заинтересованного в передаче трона другому своему племяннику, семиградскому воеводе Яношу-Сигизмунду Венгерскому (сыну Яна Запольяи и Изабеллы Ягеллонки), добившийся принятия этого решения недействительным. Но смерть Яноша в 1571 году устранила его как претендента на трон, вернув помыслы сенаторов к Ивану IV, чья кандидатура пользовалась в Польско-Литовском государстве огромной популярностью. Как докладывал в это время бранденбурскому правителю Гораций Куртиус: “У Московита в Польше очень много могущественных сторонников... к нему благосклонна почти вся знать... Существуют многие, в особенности, те, кто избрал евангелическую веру, которые очень хотят великого князя и его сына и всячески стремяться возвести на королевский трон”. Впрочем, причины подобной популярности царя в Польше и Литве были легко объяснимы. Во-первых, это было связано с особенностями внутриполитической ситуации в Польском королевстве и Великом княжестве Литовском, где с конца 50-х годов XVI века шла упорная борьба между магнатами и шляхтой за власть и влияние. Шляхетские политики добивались возвращению государству заложенных магнатам земель королевского домена, требовали принятия законов, которые запрещали бы соединять в одних руках несколько высших государственных должностей, настаивали на создании в провинциальных округах института “инстигаторов” - людей, которых шляхта выбирала бы из своей среды на сеймиках и которые осуществляли бы от ее имени контроль за действиями магнатов, представлявших на местах государственную власть. Король Сигизмунд II в этом конфликте встал на сторону шляхты, но вел себя робко и непоследовательно, и ко времени его смерти реформы, намеченные шляхетским лагерем, были осуществлены лишь частично. Поэтому шляхетские политики хотели видеть на троне такого правителя, который решительными действиями сломил бы сопротивление высшей знати. Во-вторых, избрание королем Ивана IV связывалось с целой программой возвращения потерянных Польшей земель на Западе. Предполагалось, что созданное в результате польско-литовско-русское государство окажется достаточно сильным, чтобы вернуть стране Силезию и Поморье (Померанию), а так же аннексировать Восточную Пруссию. И, в-третьих, от унии с Россией польские и литовские шляхтичи ожидали прежде всего организации надежной обороны южных границ: создание для защиты большой постоянной армии и проведения работ по укреплению подольских замков. Далее открывались перспективы изгнания турок за Дунай, восстановления польского влияния в Молдавии и подчинения татарских орд верховной власти Польши. По мнению шляхты выбор предлагаемого магнатами Габсбурга привел бы к разорению Польско-Литовского государства турками (как это, например, случилось с Венгрией), в то время как избрание царя открывало перспективу победы над Османской империей. Что было особенно важно. Ведь успешное решение южной проблемы имело серьезное значение для шляхты. Так, видный идеолог шляхетской партии Петр Мычельский указывал, что после организации надежной обороны Подолии “подольские пустыни” превратятся в “освоенные земли”, отчего у Польши прибавится людей и скарбов, а обедневшему и раздробившемуся рыцарству - “маетностей”. Освоение Подолии должно было дать новый фонд земель, на которых смогли бы разместиться владения тех групп в составе господствующего класса, для которых на основных, давно освоенных землях в данных условиях уже не было места. В-четвертых, в Великом княжестве Литовском сын Ивана IV царевич Дмитрий еще с рождения рассматривался там как законный наследник скончавшегося Сигизмунда II Августа и чье восхождение на княжеский трон даже не обсуждалось. Что сказывалось в Польше, где даже те представители знати, что были против Ивана IV, но желали сохранения унии с Литвой были вынуждены поддерживать кандидатуру “московита”. Но не все было гладко. На пути Ивана IV к польскому и литовскому престолам стояло несколько препятствий. Прежде всего его избранию королем и Великим князем препятствовала группа влиятельных магнатов, справедливо полагавших, что в этом случае их бесконтрольной власти придет конец. Особенно сильно было сопротивление в Литве, где держали власть семейства Радзивиллов и Ходкевичей, имевшие старые связи с австрийскими Габсбургами. С победой австрийского кандидата эти семейства связывали свои расчеты на упрочение магнатской олигархии в Великом княжестве. Весной 1572 года, еще до смерти Сигизмунда II Августа, литовские магнаты обязались осуществить сепаратную элекцию на литовский трон австрийского эрцгерцога Эрнеста (что предрешало его избрание и на трон польский). Находившиеся в Кнышине литовские сенаторы и связанные с ними епископы ожидали известий из Вены и тайного приезда Эрнеста, который должен был вступить на литовский трон. Однако император не желая сориться с русским царем на такой шаг не решился, а по мере развития событий стала все более вырисовываться мощная оппозиция как шляхты, так и части магнатерии (православных магнатов Вишневецких и Острожских земли которых находились на юге и из-за чего они были заинтересованы в союзе с Москвой для организации их эффективной обороны от татарских набегов, а также семейство Сапега имевшее владения в восточной части Великого княжества где они в случае русско-литовской войны подвергались русскому удару) против избрания Габсбурга на трон Литвы. В этих условиях активизировалась деятельность тех сенаторов, которые еще при жизни короля склонялись к посажению на польский трон царевича Дмитрия. Глава этой группировки, куявский епископ С. Карнковский осенью 1572 года, по соглашению с царицей Екатериной, предложил реанимировать проект 1571 года по “вынесению” на польский трон царевича Дмитрия. Вместе с тем некоторые из сенаторов – влоцлавский воевода Ян Кротоский и другие, выступая против австрийского кандидата, предложил избрать на польский трон самого Ивана IV, который уже в начале сентябре 1572 года послал в Краков и Вильно своих представителей - Луку Новосильцева и Афанасия Нагого, чтобы официально предложить Польше и Литве объединиться с Россией под “царской рукой” и “против всех недругов стояти общее заодин”. Речь шла о личной унии, в рамках которой все государства – Россия, Литва и Польша – должны были функционировать как три совершенно самостоятельных и не связанных между собой политических организма. В области же внешней политики с заключением унии все государства должны были принять на себя взаимные обязательства оказывать своему союзнику помощь и оберегать его территорию “ото всяких наших и от их недругов”. В этом внешнеполитическом курсе русские дипломаты выделяли проблему, в решении которой в равной мере были заинтересованы и Россия, и Литва, и Польша, была проблема турецко-крымская. По проекту унии предусматривалось строительство крепостей “по Дону, по Донцу и по Днепру”, подчинение Крыма, а затем вступление России, Литвы и Польши в союзе с другими европейскими державами против Османской империи. В случае успеха, “и Волосская б земля, и Босны, и Сербы по Дунаю, и Угорская земля, что за турки, те бы все были приворочены к Польше и Литовской земле”. Крепости “на поле” царь обязывался поставить на свои средства, а войну против турок и татар также вести “сам своей царской персоной” со всеми силами своими и своих татарских вассалов”. И эти предложения нашли в среде коронной шляхты самый широкий отклик. Как писал о положении в Польше осенью 1572 года секретарь французского посольства Ж. Шуанен, по мнению польских политиков, выгоды, которые приносит шляхте московская кандидатура “столь очевидны, что, кажется, от них невозможно отказаться”. Дело дошло до того, что многие шляхетские собрания самостоятельно послали своих представителей к царю с приглашением официально выдвинуть его кандидатуру на польский престол и рекомендациями того, что нужно сделать царю, чтобы быть избранным. Которые сводились к трем основным пунктам: Во-первых, царю рекомендовалось договориться с Римом, чтобы получить для Польши разрешение понтифика на избрание королем человека не принадлежащего к римской католической церкви. Что в принципе было сделать нетрудно. Еще с начала 60-х гг. между Москвой и Римом установились особые отношения. Мечтая о включении русской православной церкви в состав своей юрисдикции, а так же привлечении Москвы в антитурецкую коалицию понтифики охотно шли на контакт с царем, и даже приняли на обучение в Риме около сотни молодых людей из России, намереваясь воспитать из них “добрых католиков”, которые затем, вернувшись в свою страну, будут способствовать распространению влияния “святой матери-церкви”. Идея, впрочем, не оправдалась. Предполагая нечто подобное со стороны “латынян” вместе с учениками из Москвы в Рим было послано несколько “грамотных и разумных” наставников, которые “аки церберы” следили за “морально-нравственной стойкостью” молодых людей. Впрочем, не смотря на это, отношения между Москвой и Римом оставались довольно хорошими. Прежде всего благодаря участию России в патронируемой понтификом антитурецкой коалиции. Кроме того, Польша в то время отнюдь не представляла из себя образец верной католичеству державы. Скорее наоборот. Бушевавшее в Европе пламя протестантской Реформации захлестнуло и польские земли. Многие магнаты и шляхтичи перешли в протестантизм, а церковь пришла в упадок. Дело дошло до того, что глава католической церкви в стране, примас Уханьский не особенно и скрывал своих планов порвать с Римом и создать отдельную польскую “народную церковь”. Поэтому просьба Ивана IV о разрешении полякам избрать его королем без перехода царя в католицизм была принята весьма благожелательно. Хотя, с другой стороны, этому гораздо более способствовали донесения папских посланцев из самой Польши, которые сообщали, что большинство поляков столь неустойчивы в вере, что готовы избрать Ивана IV королем не обращая внимание на его вероисповедание. Во-вторых, сторонники царя всячески рекомендовали ему не экономить средств на задабривание избирателей и взять на себя обязательство оплатить долги предыдущих королей. На что, по расчетам сторонников царя должно было уйти около 200 тыс. “венгерских золотых”. Сам Иван IV, отнюдь не склонный сорить деньгами, отнесся к этому предложению первоначально без энтузиазма. Но его супруга, лучше него знающая характер своих соотечественников, смогла переубедить мужа и добиться выделения крупных сумм (частично из ее собственных средств) на подкуп чинов Короны Польской. В третьих, Ивану IV рекомендовалось подвинуть к польским границам войска, с целью нейтрализации возможного вооруженного выступления можновладцев, а также оказать этим шагом необходимое моральное воздействие на правящих Великим княжеством Литовским магнатские семейства. В ответ на эти предложения Иван IV прислал свои условия, на которых он соглашался принять польскую корону. Он соглашался на оплату из своей казны всех долгов Сигизмунда II Августа и обещал щедрые пожалования и награды своим сторонникам. Идя навстречу тем слоям шляхты, которые выступали за избрание царя, рассчитывая с его помощью получить новые возможности для колонизации и тем улучшить свое материальное положение, он оговаривал свое право “абы ему вольно было давати оседлости... людем тым, котори бы того годне заслуговали”. Кроме того, Иван IV выражал согласие по избрании на польский престол созвать специальное собрание для “разезнания и померкования веры”, с тем чтобы царь имел возможность окончательно решить, какой веры ему следует держаться. Такое обещание мало к чему обязывало царя, но позволяло смягчить возражения тех групп господствующего класса Польши (прежде всего католического духовенства), которые выступали против кандидатуры царя по вероисповедным мотивам. Но помимо обещаний выдвигались и требования. Первым пунктом шло установление в объединенном государстве наследственной власти царского рода. Затем, Иван IV добивался, чтобы его коронация была проведена “не через арцыбискупа, але через митрополита” и настаивал, чтобы за ним был признан царский титул, который начинался бы с Киева, а лишь за ним шла Польша, доказывая “стародавность народов цесарства русского, который... с давне пред нашими монархами было”. Наряду с этим в присланных царем условиях был проект общего сената, объединяющего в своем составе вельмож всех трех частей будущего государственного объединения, а также заявление царя о том, что в случае объединения он не будет держать столицу в Москве, но и в Краков, как это требовали поляки, ее не перенесет, а станет держать стол свой в Киеве. Тогда противники Ивана IV изменили тактику. Не позиционируя себя как прямых противников его избрания они стали выдвигать условия, которые, по их мнению, были бы неприемлемы для русского царя. Так, приехавший в марте 1573 года в Россию литовское посольство во главе с Михаилом Гарабурдой предложив от имени польского и литовского сената корону для царского сына Дмитрия, оговорило избрание царевича на трон рядом условий. Как то: ограничение власти Государя (фактически полная передача власти Сенату) и превращение его в чисто декоративную фигуру; уступка Литве Смоленска, Северской земли, а так же “иных городов и волостей”; инкорпорация русской земли в состав Польско-Литовского государства и отказ от династических прав на престол. Благосклонно встретив послов, царь однако отверг все предложенные польскими и литовским магнатами условия. Прежде всего он отказался отправлять своего сына в чужую страну. Официально такое решение мотивировалось молодостью и неопытностью царевича: “лет еще не дошел, против наших и своих неприятелей стать ему не можно”. Вместо этого Иван IV открыто предложил, что “гораздо лучше, чтобы я сам вашим паном был”. Он соглашался на оплату из своей казны всех долгов Сигизмунда II Августа и обещал щедрые пожалования и награды своим сторонникам. А так же идя навстречу тем слоям шляхты, которые выступали за избрание царя, рассчитывая с его помощью получить новые возможности для колонизации и тем улучшить свое материальное положение, он оговаривал свое право “абы ему вольно было давати оседлости... людем тым, котори бы того годне заслуговали”. Но помимо обещаний выдвигались и требования. Первым пунктом шло установление в объединенном государстве наследственной власти царского рода. Затем, Иван IV добивался, чтобы его коронация была проведена “не через арцыбискупа, але через митрополита” и настаивал, чтобы за ним был признан царский титул, который начинался бы с Киева, а лишь за ним шла Польша, доказывая “стародавность народов цесарства русского, который... с давне пред нашими монархами было”. Наряду с этим в выдвинутых царем условиях был проект общего сената, объединяющего в своем составе вельмож всех трех частей будущего государственного объединения, а также заявление царя о том, что в случае объединения он не будет держать столицу в Москве, но и в Краков, как это требовали поляки, ее не перенесет, а станет держать стол свой в Киеве. Тем временем в Польше, произошла определенная консолидация магнатских группировок вокруг идеи избрания на польский трон французского принца Генриха Анжуйского чьи представители выдвинули программу войны с Россией за новые земли и обещали поддержку французской армии и флота. И поэтому накануне открытия 1 мая 1573 года элекционного сейма сенат попытался провести “номинацию” Генриха Анжуйского, не считаясь с мнением противной стороны. Такой образ действий привел к открытому расколу – коронные шляхтичи, поддерживающие кандидатуру Ивана IV, собравшись в лагере враждебном магнатам, констатировали, что уже в течении длительного времени сейм не может начать работы, и обвинили в этом сенаторов, которые “интригами тянут время, чтобы шляхта разъехалась” и можно было бы решить вопрос о короне без ее участия. В результате было постановлено, что единственным выходом из ситуации является созыв вооруженного съезда (“рокоша”) всей присутствующей на выборном поле шляхты, в том числе и тех ее представителей, которые находятся на службе у отдельных вельмож, которая в этом случае могла бы продиктовать свою волю магнатской группировке. И для исполнения задуманного плана были отправлены особые посланцы к “панским слугам” с призывом принять участие в задуманном съезде с целью “обрать” на польский трон Ивана IV. Дело дошло до столкновения на самом выборном поле. Как сообщал русский посол Афанасий Нагой, магнаты, “убоявся всех шляхт, с великою боязнью до места (города) утекли, а оне тех панов хотели побить”. Собравшееся после этого “рыцарское коло” единогласно проголосовало за избрание королем Ивана IV. Впрочем, магнаты еще могли бы переломить ситуация, двинув свои частные армии против многочисленного, но плохо организованного шляхетского ополчения. Но пришедшие известия из Литвы заставили их внешне смириться с избранием на трон русского царя. После возвращения в Литву посольства Гарабурды противники царя позаботились о том, чтобы условия, предложенные царем, были доведены до сведения избирателей, причем в весьма искаженном виде, чтобы “когда это услышали, отпало у всех сердце от Московского”. Но это имело лишь частичный успех. Если в Польше угроза “златым вольностям” могла дать некоторый эффект ослабив сторону русского царя и усилив позиции иного кандидата, то в Литве все обстояло совершенно иначе. В отличии от Польши в Великом княжестве шляхта смотрела на династическую преемственность своих государей как на естественную вещь, а угроза ликвидации “златых вольностей” в случае избрания Ивана IV не имела действия, так как в стране “вольности” давно превратились в режим тирании нескольких магнатских семей, которые нисколько не считались с “кардинальными правами” даже шляхетского сословия, для которого таким образом избрание царя означало лишь улучшение своего положения. Кроме того, было широко распространено мнение, что Гедиминовичи это лишь ветвь Рюриковичей (от князя Полоцкого Рогволода Борисовича пошли два внука: Молковд и Давило, у Давило сыновья: Гердень и Вид, у Вида сын Тройден, у Тройдена сыновья: Витень и Гедимин), поэтому после прерывания династии Ягеллонов престол должен отойти к русскому царю, как наиболее близкому им родственнику. Да и брак царя с сестрой последнего короля способствовал усилению его стороны. Поэтому на элекционный сейм весной 1573 года избиратели съезжались лишь с единственной целью – проголосовать за кандидатуру русского царя, что и произошло 8 мая 1573 года. После чего от имени сейма в Москву была послана делегация с извещением Ивана IV о его избрании на трон и приглашением прибыть в Литву. В самой России полученные известия об избрании русского царя Великим князем Литовским привели к несколько неожиданным переменам в структуре управления страной. Еще до своего официального избрания, будучи уверен в положительном для себя решении сейма, Иван IV стал готовится к отъезду в Литву, для чего требовалось определится с “местоблюстителем” - наместником Российского государства в отсутствие царя. Наиболее логичным было бы оставление “на хозяйстве” старшего царского сына, царевича Ивана Ивановича, который еще в 1561 году был официально венчан на царство и объявлен наследником и соправителем своего отца. Но в этом случае была велика опасность того, что молодой царевич войдя во вкус самостоятельной власти и по неопытности попав под влияние ряда придворных кругов может пойти на разрыв с отцом и поднять против него мятеж. Поэтому, не смотря на всю гипотетичность подобной ситуации, зная что подобное не раз случались в истории Иван IV решил не рисковать. Нужен был человек, с одной стороны достаточно знатный (желательно царского происхождения), чтобы его назначение “местоблюстителем” не вызвало недовольства высшей аристократии; но с другой стороны – не имеющий сильных родовых связей с московской знатью и права, при всем своем высоком положении, легитимно занять престол. И поэтому еще в марте 1573 г. года царь неожиданно для всех провозгласил бывшего касимовского царя Симеона Бекбулатовича “Великим князем всея Руси”, который с одной стороны будучи из татарского царского рода становясь блюстителем престола не делал “урона чести” как Думе, так и самому царю; а с другой стороны, не имея опоры среди русской знати мог занимать это место только с позволения Ивана IV. Кроме того, будучи только Великим князем, хоть и “всея Руси” Симеон по прежнему оставался в иерархической системе Российского государства ниже Ивана IV, который сохранял за собой титулы царя и Великого князя Московского. При этом, поскольку Государев Двор уходил с царем в Литву, то большая часть до этого “опричных” земель вновь возвращалась в разряд “земских”. Но в то же время такие, ранее, в основном не входившие в состав Государева Двора, земли как Москва, Псков, Ростов, Дмитров, Старица, Ржев и Зубцов выделялись в особый удел, находящийся в непосредственном ведении Ивана IV для его “кормления” (содержания личного царского войска и прислуги). Отъезду царя в середине 1573 года сопутствовали военные приготовления. Ивана IV и его семью сопровождали, во-первых, “бояре и дворяне ближние” и, во-вторых, выборные дворяне “изо всех городов”. Им было велено ехать “с людьми и с конями, со всем служебным нарядом”. Такими образом 12-тыс. войско, сопровождавшее Государя, было полностью вооружено и готово к военным действиям, что говорило о том, что царь серьезно опасался возможных действий со стороны польских и литовских можновладцев и заранее пытался обеспечить свою безопасность. Это вызвало очередной всплеск недовольства магнатов, которые вполне справедливо усмотрели в наличие у царя столь крупного собственного войска угрозу своему самовластию и попытались не допустить Государев Двор на территорию Литвы и Польши. Однако, оправдывая наличие столь крупной силы в своих руках тем, что она была собрана для борьбы против турок и татар и дав обещание в самом ближайшем времени направить эти силы на юг, Иван IV добился сохранения при себе Двора вплоть до самого своего прибытия в Краков, где 12 декабря 1573 года и произошла его коронация.

Опричник: Ага, вы таки решили провести все мирно? Где будет местопребывание ИГ - в Вильно или Кракове? Какова участь евреев в ВКЛ и Польше - изгонять будут? Симеона Бекбулатович ИМХО может быть только номинальным правителем в отсутствии царя. Необходим "серый кардинал", преданный царю. Может, Малюта Скуратов ? Кстати (идея, кажется, не нова), а не основать ли царю-батюшке нечто вроде православного опричного ордена? Глава оного и будет в его отсутствие следить за порядком. В последующем "псы-рыцари" примут деятельное участие в борьбе с тлетворным влиянием масонства. Да, и еще вот что. На форуме была тема - после Молодей "зачистить" Крым. Как вам эта идея?

Леший: Опричник пишет: Где будет местопребывание ИГ - в Вильно или Кракове? В Киеве, как и предполагалось в РИ. Хотя, разумеется, не сразу. Опричник пишет: Какова участь евреев в ВКЛ и Польше - изгонять будут? Трудно сказать. ИМХО, напрямую изгонять, скорее всего, не будут. Но вот распространение на Польшу и Литву русского законодательства по запрету иудеям заниматься торговлей (и ростовщичеством), ИМХО, будет. Опричник пишет: Может, Малюта Скуратов ? Недостаточно родовит. Дума не допустит.

Telserg: Леший пишет: царевича Ивана Ивановича Леший, как Вы видите его дальнейшую судьбу, если остается в Москве, вероятность мятежа присутствует, если едет вместе со двором, то это вызовет недовольство магнатов. Полагаю, нужно этот вопрос как-то решить.

Леший: Telserg пишет: если едет вместе со двором, то это вызовет недовольство магнатов. Честно говоря не понял, чем присутствие царевича вместе с отцом в Польше вызовет недовольство местных магнатов? ИМХО, как раз в Польше его присутствие лучше всего. Сам царь будет занят кучей других дел (Польша, Литва, южные границы). За всем не уследишь. Вот и будет сын сидеть в Кракове в качестве наместника (придумать бы еще как этот пост назвать), пока отец-Государь в других местах обитается (скажем, в том же Киеве готовится в наступлению на Турцию).

Telserg: Леший пишет: будет сын сидеть в Кракове в качестве наместника вот этим и недовольны

Опричник: Вы хотите сказать, что столица ВКЛ будет перенесена в Киев? Держать столицу в Киеве опасно - крымцы до Москвы доходили, а уж до Киева и подавно. Кроме того, под боком казаки, шалить будут. Нужно либо "умиротворять" крымцев сразу после Молодей, либо немногим после восшествия ИГ на престол. В любом случае, очередная близкая война с турками неизбежна. Леший пишет: Трудно сказать. ИМХО, напрямую изгонять, скорее всего, не будут. Но вот распространение на Польшу и Литву русского законодательства по запрету иудеям заниматься торговлей (и ростовщичеством), ИМХО, будет. А как же Полоцк 1563 г.? ИМХО репрессии будут и серьезные. Их наверняка поддержат почти все - и шляхтичи и крестьяне: легче и приятнее перебить евреев, чем отдавать им долги, которые опять же все считают несправедливыми. Леший пишет: Недостаточно родовит. Дума не допустит. А царь начто? Всеми нелюбим, зато царю верен. К тому же я говорю о неформальном представителе царя. Опричнина - его опора и средство борьбы с магнатами. Зачем ее разрушать, тем более в период отсутствия царя в стране, когда вероятность мятежей возрастает? ИМХО, наоборот должно последовать ее усиление (возможно, скрытое под маской реорганизации), что и может вылиться в возникновение некоей структуры - гибрида рыцарского ордена, инквизиции и спецслужбы.

Леший: Опричник пишет: Опричнина - его опора и средство борьбы с магнатами. Зачем ее разрушать, тем более в период отсутствия царя в стране, когда вероятность мятежей возрастает? Это из РИ. Когда в период второй элекции избрании Ивана Грозного казалось было гарантированным он и стал проводить в жизнь те меры, которые я описал - вместо опричнины отдельные "выделенные в удел" города, венчание на великое княжение (а не царствование) Симеона Бекбулатовича.

georg: Опричник пишет: легче и приятнее перебить евреев Ну вот. Чуть что, сразу бить евреев. Евреи защищены законами РП, и бить как в только что завоеванном Полоцке нельзя. На то есть правовые инструменты. Польский город по закону мог испросить у короля и получить привиллегию, содержащую полный запрет на торговлю и проживание в нем евреев (правило «de поп tolerandis Judaeis»). Варшава, например, получила такую привилегию от Сигизмунда I в 1525 г. Но и те города, которые располагали подобными прерогативами, должны были остерегаться посягательств на них, особенно в форме сговора между евреями и богатыми магнатами, которые сдавали им в аренду дома в городах. Те евреи, которым не удавалось поселиться в городе, часто договаривались с местной шляхтой - мелким дворянством, позволявшим им обосноваться на землях, на которые не распространялись ограничительные городские законы.

Опричник: Леший пишет: Это из РИ. Когда в период второй элекции избрании Ивана Грозного казалось было гарантированным он и стал проводить в жизнь те меры, которые я описал - вместо опричнины отдельные "выделенные в удел" города, венчание на великое княжение (а не царствование) Симеона Бекбулатовича. . А кто будет "присматривать" за Думой и магнатами? Или в отсутствие царя они сразу станут тихими и покорными? И все-таки - к гадалке не ходи - он евреев загеноцидит (кто не станет креститься), а отобранное пойдет в казну - на крепости и предстоящую войну. Кто будет опорой царя в ВКЛ? Там тоже наверняка начнутся трения с магнатами. Не возникнет ли опричнина на новом месте - в ВКЛ? Благо опыт уже есть и земли для новых дворян в Подолии хватает.

Леший: Опричник пишет: А кто будет "присматривать" за Думой и магнатами? Или в отсутствие царя они сразу станут тихими и покорными? Я так понимаю, Симеон Бекбулатович для этого и был посажен на престол. С одной стороны династических прав на царство он не имеет (т.е. узурпировать не может). С другой стороны норов имел отнюдь не кроткий.

Леший: Опричник пишет: Не возникнет ли опричнина на новом месте - в ВКЛ? Благо опыт уже есть и земли для новых дворян в Подолии хватает. Нечто подобное возникнет. Благо есть весьма весомый контингент людей, готовых стать литовскими опричниками. Это т.н. "бояре" - бывшие шляхтичи, которые в результате "Устава на волоки" 1557 г. были лишены своих поместий и шляхетского звания. Они и их дети еще помнящие свое былое "благородное состояние", но низведенные до уровня крестьян были готовы на все (как говорил кажется Радек: нет никого страшнее офицера с которого сорвали погоны). И если царь даст им землю и восстановит в "благородстве" (пусть даже на правах русских служилых дворян), то они за него будут готовы глотки порвать любому.

Опричник: georg пишет: Евреи защищены законами РП РП нет! Так что они защищены только в Польше (поправьте если ошибаюсь). А то что ИГ очень нелюбил евреев - факт, и Полоцк тому подтверждение. Леший пишет: Я так понимаю, Симеон Бекбулатович для этого и был посажен на престол. С одной стороны династических прав на царство он не имеет (т.е. узурпировать не может). С другой стороны норов имел отнюдь не кроткий. Хорошо, принимается. Так что будет ИГ делать в ВКЛ? Первое время он будет находиться в Вильно. Подробности его избрания говорят о том, что с магнатами он не сдружится и у него будет насущная потребность заручится поддержкой шляхты. Его действия? И все-таки, что вы решили по поводу набега на Крым после Молодей? По-моему шанс уникальный. Завоевать, конечно, с ходу не удастся, но трофеи и уничтожение Бахчисарая (вместо Москвы в РИ)? А также многие тысячи освобожденных пленников-христиан, которых, кстати, можно поселить землях южнее Тулы.

Леший: Опричник пишет: И все-таки, что вы решили по поводу набега на Крым после Молодей? По-моему шанс уникальный. Не тот момент получится. Вон Радуга даже подбивал меня уменьшить потери татар и превратить Молоди в "генеральское" (не путать с генеральным) сражение. Тем более, что до Крыма еще дойти надо (вспомните мучения Крымских походов конца 17 века). Проще говоря, без объединения с Вел. кн. Литовским думать о завоевании Крыма нечего.

georg: Опричник пишет: поправьте если ошибаюсь Поправляю. В ВКЛ тоже. И там ситуация еще интереснее, ибо многие города находятся под юрисдикцией князей и магнатов, которые и определяют судьбу евреев в своих владениях. То давая им право на жительство и даже отдавая имения в аренду, а то держа их в замковом подземелье прикованными к стене по грудь в воде, в которую пущены пиявки (как делал незабвенный кумир позднейших либералов князь Андрей Михайлович Курбский в своем Ковельском княжестве на Волыни).

Леший: Опричник пишет: Так что будет ИГ делать в ВКЛ? Первое время он будет находиться в Вильно. Подробности его избрания говорят о том, что с магнатами он не сдружится и у него будет насущная потребность заручится поддержкой шляхты. Его действия? Перво-наперво редукция коронных имений, которые "прихватизировали" магнаты. Во-вторых, организация безопасности южных границ и раздача там земель шляхте (на правах служилого дворянства). В-третьих, создание организованного Днепровского казачьего войска (как для обороны против татар, так и для воздействия на внутр. положение в Литве).

Опричник: Я не говорю о завоевании, только о погроме и освобождении пленников. Дойти - также, как и Адашев - по Днепру на стругах. И даже большой армии не нужно - татары под Молодями побиты очень серьезно. При помощи стругов и пехоты берется Перекоп. Далее стремительно движется одна конница (отобраны лучшие отряды), и - кто не спрятался, я не виноват! Попалить, пограбить, скот и пленников с собой - и домой!

Руслан: жду продолжения, ну очень хочется

Curioz: Леший пишет: Вот и будет сын сидеть в Кракове в качестве наместника (придумать бы еще как этот пост назвать Государь и Великий князь Польский и Литовский, Наместник Краковский1, Великий коронный гетман2 и Коадъютор Империи3 :) 1 - предлагается сделать традиционной, юридически закрепленной формой титула наследника престола Объединённого королевства. Как Принц Уэльский в Англии. 2 - в качестве номинального главнокомандующего вооружённых сил Польши и Литвы. 3 - в позднейшее время, когда государство переименуют, а иноземные термины прочно укоренятся в официальном языке.

Леший: Curioz пишет: Государь и Великий князь Польский и Литовский В Литве, ИМХО, будет официально сидеть Дмитрий. Кроме того, сомнительно, чтобы поляки согласились согласились на титулатуру Великого князя Польского (как никак они целое королевство - а тогда этому придавали огромное внимание).

Curioz: Леший пишет: В Литве, ИМХО, будет официально сидеть Дмитрий Такого количества царевичей на душу населения Речь Посполита может не выдержать :) Хотя ведь у Вас Дмитрий - наследник Литвы просто по рождению... Ну тогда наверное да. Но ПМСМ в будущем двух раздельных наместников для Польши и Литвы не будет. Леший пишет: сомнительно, чтобы поляки согласились согласились на титулатуру Великого князя Польского Выглядит убедительно. Тогда этому, действительно, придавали огромное значение. Вспомним, как ещё при Алексее Михайловиче русские и польские дипломаты изощрялись друг над другом за неправильную титулатуру... С другой стороны, Иван IV не очень похож на человека, в царстве которого может быть ещё какой-то царь, кроме него самого (если не цепляться к Касимовскому хану). Кроме того, если прежнее Московское царство, которое не хуже ж Польши, отдано под управление великого князя Симеона, то логично, чтобы и польский наместник, хоть и наследник-цесаревич, был в том же звании. И такой ещё вопрос. Где у нас окажется Борис Годунов?

Curioz: Насчёт титулов. В чём проблема-то? Если вкратце - Государь Царь всея Русии, Король Польский, Великий Князь Киевский, Московский, Владимирский, Новгородский, Литовский, Прусский и Мазовский, и т.д. вплоть до "великих областей востока, юга, севера и запада Государь и законный Наследник". Впоследствии добавится "Царь Сибирский", "Василевс Цареградский" и прочий "Богдыхан Китайский". К наместнику царя в Польше, буде эта должность станет постоянной, царское/королевское достоинство вовсе не обязано относиться!

Леший: Curioz пишет: Если вкратце - Государь Царь всея Русии, Король Польский, Великий Князь Киевский, Московский, Владимирский, Новгородский, Литовский, Прусский и Мазовский, и т.д. Curioz пишет: И такой ещё вопрос. Где у нас окажется Борис Годунов? До смерти Ивана IV примерно как и в РИ. А после, "поставив не на ту лошадь" (связан родственными узами с царевичем Федором) после воцарения Дмитрия попадет в немилость. Дальнейшую судьбу еще не продумал. Может послом в Англию?

Curioz: Леший пишет: До смерти Ивана IV примерно как и в РИ. А после, "поставив не на ту лошадь" (связан родственными узами с царевичем Федором) У нас развилка задолго до брака Федора и Борисовой сестры. От победы в Ливонской войне чутьё Бориса притупиться же ж не должно - на Ирине он женит Дмитрия! Кроме того, его возвышение началось раньше, после брака с Марией Григорьевной. О! Чуть не забыл! А где у нас Борисов тесть Скуратов-Бельский - вряд ли он погибнет в Ливонии! А раз он жив - то и Борису есть добавочная опора при дворе! Леший пишет: Может послом в Англию? К крымскому хану. С татарами лучше всех договорится татарин :)

Yorick.kiev.ua: Леший пишет: вернув помыслы сенаторов к Ивану IV, чья кандидатура пользовалась в Польско-Литовском государстве огромной популярностью. Честно говоря ИМХО крайне сомнительно, что у шляхты идеи опричнины, отмены самоуправления и прочие закручивания гаек в вольностях пользовались "огромной популярностью.". 100% ветировали бы кандидатуру Ивана. Леший пишет: просьба Ивана IV о разрешении полякам избрать его королем без перехода царя в католицизм была принята весьма благожелательно. Ох, извините, это чистейший авторский произвол. После боданий "имеют ли православные права на лыцарские привелееи, герб и т.д." вдруг избрали православного королём!

georg: Yorick.kiev.ua пишет: пользовались "огромной популярностью Коллега, это реал. Читайте матчасть. Флорю, Валишевского, воспоминания современиков, донесения папского нунция. Все так и было. Yorick.kiev.ua пишет: После боданий "имеют ли православные права на лыцарские привелееи, герб и т.д. А когда эти бодания были? Речь у нас о середине XVI века. Когда в Польше половина, если не более, шляхты - протестанты, и согласно тем же донесениям нунция Лаурео, им плевать на вероисповедание будущего короля. Неговоря уже о Литве, где на тот момент уцелело едва с полсотни католических приходов, а ксендз в облачении не мог безопасно показываться на улицах Вильны.

Curioz: Согласен с Георгом - если припрёт, поляки согласятся и на православного короля. Не мешали ж им православные гетманы и магнаты.

Леший: Yorick.kiev.ua пишет: Ох, извините, это чистейший авторский произвол. Никакого произвола. Взято из реала.

Yorick.kiev.ua: georg пишет: Коллега, это реал. Читайте матчасть. Да спасибо, читал я... И вот что-то не нахожу этой "огромной популярности". Точнее, нахожу, но эта популярность была весьма однобока - у, скажем так, сторонников централизации(что, впрочем, было сказано). Вообще, тут ты выходим на такую шаткую тропинку как имидж Ивана в РП. Я, честно говоря, не в курсе каков он. Однако предполагаю, что против кандидатуры Ивана выступят единым фронтом магнаты и города. Т.е. "денежные мешки". Как им противостоять? Боюсь, в реале магнаты скупили бы шляхту. А в случае избания Иваном дело, боюсь, скоро дошло бы до восстания(причём рушенье шло бы вместе с частными армиями). Уж слишком разные "стили правления" - Иван, просящий у сейма деньги на войну - это, извините, даже не фантастика. Не позиционируя себя как прямых противников его избрания они стали выдвигать условия, которые, по их мнению, были бы неприемлемы для русского царя" И как Иван выбрался из такого положения? Что со Смоленском? Какова роль Сената, сеймиков? "вежливо отклонил"?

Yorick.kiev.ua: Curioz пишет: Согласен с Георгом - если припрёт, поляки согласятся и на православного короля. Не мешали ж им православные гетманы и магнаты. Угу, о веротерпимости поляков просто легенды слагать можно...

georg: Yorick.kiev.ua пишет: Угу, о веротерпимости поляков просто легенды слагать можно... Матчасть. На тот момент Польша реально считалась самой веротерпимой страной Европы. Даже антитринитарии пользовались в ней полной свободой, в то время как по всей остальной Европе их преследовали - и католики, и протестанты. Иезуитам впоследствии реально удалось "религиозно перевоспитать" поляков. Yorick.kiev.ua пишет: имидж Ивана в РП РП в этом мире нет за отсутствием Люблинской унии. Yorick.kiev.ua пишет: Я, честно говоря, не в курсе каков он. Загляните сюда. То же самое пишет по данному вопросу Казимир Валишевский, книга которого стоит у меня на полке.

Леший: Yorick.kiev.ua пишет: Однако предполагаю, что против кандидатуры Ивана выступят единым фронтом магнаты и города. Магнаты да. Но вот города С чего бы им это делать. По большому счету Ивану IV могут сопротивляться только два города - Данциг и Рига. Остальные на стороне царя. Yorick.kiev.ua пишет: Боюсь, в реале магнаты скупили бы шляхту. В РИ не скупили. Например Флоря пишет, что избранию Ивана IV Великим князем Литовским в мае 1573 года помешал только факт отсутствия русского посла на сейме. Благодаря чему магнатам (Радзивиллам и Ходкевичам) удалось убедить съехавшуюся для голосования за кандидатуру царя (причем съезжались именно для этого) шляхту разойтись.

georg: Леший пишет: причем съезжались именно для этого От себя добавлю, что для литвинской шляхты в данной АИ и режим Грозного (не забывайте, что благодаря отстутвию долгой Ливнской войны опричнина здесь тоже альтернативная) мог показаться привлекательным. Ведь в этом мире нет не только Люблинской унии, давшей литвинской шляхте равные права с польской, но (поскольку нет войны Москвы с Литвой) - нет и Витебской конфедерации и реформы 1562, давшей шляхте ВКЛ права по управлению в поветах и воеводствах (котрые впрочем и в РИ оставались на бумаге). Политический режим ВКЛ до 1569 (в РИ, а здесь и до смерти Сигизмунда Августа) - это полная тирания магнатов (панов-рады). В РИ на Люблинском сейме Подлясский хорунжий Дрогицкий говорил: "Что же касается до того, чтобы литвинам созывать поветовые сеймики, то сеймики там отбываются иначе, чем у вас, панове. Там приезжают на сеймик только воевода, староста да хорунжий, напишут, что им вздумается, да пошлют шляхтичам на дом, чтобы подписать. А если шляхтич не подпишет, то они наедут на его маетность и отдуют его палками". Так что ничего удивительного в массовой поддержке в данной АИ литовской шляхтой кандидатуры царя не вижу.

Кемель: georg пишет: Так что ничего удивительного в массовой поддержке в данной АИ литовской шляхтой кандидатуры царя не вижу. Так ведь Йорик, насколько я понимаю, сомневается не в литовцах, а именно в поляках. Лично я тоже не сомневаюсь, что в этой АИ Грозный вполне мог бы быть популярен у литовской шляхты, но вот насчет поляков сильно сомневаюсь. Да и ссылки на Валишевского - это, уж извините, ту мач. Валишевский был псевдоисторическим беллитристом, а не историком. Более того, Леший совсем не убедил меня, что Иван Васильевич сам будет слишком хотеть стать польским королем - уж слишком грязные особенности королевской власти в Польше расходятся с мировоззрением и убеждениями Грозного.

Леший: Кемель пишет: что Иван Васильевич сам будет слишком хотеть стать польским королем - уж слишком грязные особенности королевской власти в Польше расходятся с мировоззрением и убеждениями Грозного. Вы забываете прое его жену Екатерину Ягеллон. Кроме того, избрание Ивана вел. кн. Литовским автоматически гарантирует его избрание польским королем (и дело тут даже не в его желании, а в нежелании коронной шляхты терять Литву).

Леший: Возник вопрос по поводу комплектования войска Ивана Грозного в Польше. После его избрания королем откололся Данциг и царю, ес-но нужна армия для его возвращения. Сейм денег не даст (точнее потребует в обмен на деньги присяги на "артикулах" сводящих власть Государя к фактически несуществующей, на что Иван не пойдет). Источников поступления денежных средств в обход сейма три: 1. Постоянный доход с личного удела в России. 2. Единовременный сбор средств с церкви и монастырей за переоформление владельческих и иммунных грамот. 3. Продажа "паспортов" позволяющих торговать в России на правах русских купцов польским торговцам и ремесленникам за единовременную плату за "паспорт" и регулярный 5% налог с торгового оборота к королевскую казну. (Доходы со "столовых имений" пока специально не учитываю). Т.е. деньги на армию есть. Осталось ее набрать. В первую очередь это "дворовое войско" царя - около 10 тыс. чел. (в основном дворянская конница, вместе с боевыми холопами). Во-вторых, это "квартовое войско" (кто в курсе, какова его численность?). В-третьих, это европейские наемники (в основном венгерские и немецкие). Итог: какова может быть численность данного войска? Какие будут соображения?

Леший: Часть V В огне В это время вновь стала обостряться обстановка на южной границе. Господарь Молдавии Богдан Лапушняну еще в 1569 году заключил с Польшей договор по которому признал сюзеренитет польского короля Сигизмунда II Августа, и обещал участие Молдавии в антитурецкой войне в случае, если Польша начнет военные действия. Однако в Стамбуле, узнав о намерении Богдана отложиться от Османской империи, отстранили его в 1572 году от власти, передав престол другому претенденту – Ионе Воде, незаконнорожденному сыну господаря Стефана Водэ, который с предоставленным в его распоряжение 2-тыс. войском сверг Богдана, который безуспешно пытался получить помощь от Польши или от Австрии для защиты своего престола. После избрания Ивана IV польским королем он, как родственник царя, был принят при русском дворе и получил имения. Однако реальной помощи и тут не получил – царь, занятый на тот момент укреплением своей власти в Польше и Литве, не мог оказать ему серьезной поддержки в этом замысле. Тем более, что Ион Водэ, жестким мерами наведший в Молдавии порядок и установивший твердую власть, продолжил политику сближения с северным соседом, и даже был женат на дочери влиятельного русского князя Семена Ростовского Марии (от которой имел сына Петра). В результате, так и не вернув себе престол, в 1577 году Богдан Лапушняну умер и был похоронен в Москве, написав перед смертью, завещание, по которому передавал все свои права над Молдавией русскому царю. Но вскоре ситуация обострилась. Господарь Валахии Александр, рассчитывая посадить на молдавский престол своего брата Петра, обвинил Иона пред турецким правительством в отступничестве от мусульманства (незадолго до своего господарства Ион официально принял ислам) и в сношении с русскими (что соответствовало действительности - Ион по вступлении на престол посылал к Ивану IV посольство с целью утвердить дружественные сношения между двумя народами). Наконец, валахский господарь предложил, что если брата его, Петра, возведут на господарство, то последний обязывается платить Турции двойную дань, 120 тыс. дукатов вместо выплачиваемых до этого 60 тыс. Последнее предложение оказалось сильнее всех представлений и убеждений, и в Яссах явился посол от султана Селима с требованием удвоения дани, и угрозой в случае отказа посадить на молдавский престол другого господаря, который даст требуемую сумму. В ответ, на заседании Господарской Рады, было принято решение об отказе в выплате столь высокой дани и объявлено о складывании с Молдавии вассальных обязательств перед Османской империей. Понимая, что опираясь только на свои силы Молдавия не сможет сопротивляться туркам и обречена на разгром, Ион направил посольство к русскому царю с просьбой о помощи. Однако, не смотря на продолжавшийся русско-турецкий конфликт (фактическое положение на тот момент было: ни мира, ни войны) ситуация в владениях Ивана IV отнюдь не располагала к оказанию оной молдавскому господарю. После своего избрания, Иван IV, опираясь как на сеймовое определение 1504 года (подтвержденное постановлением Петрковского сейма 1535 года об “экзекуции прав”), по которому королевские имения не должны были раздаваться “в заставу” или в собственность без разрешения сейма, так и на решение сейма 1561/62 годов об изъятии у частных лиц коронных имений полученных ими без разрешения сейма, начал редукцию (возвращение) и уничтожении частных пожалований предыдущих королей местам, церквям и монастырям, полученные ими после 1504 года. Что вызвало ярость магнатов, в чьих руках собственно и сконцентрировалась большая часть “приватизированных” коронных имений. Тем более, что короновавшись царь отказался подписать выдвинутые магнатами статьи, подтверждавшие полученные ими ранее права и наделявшие “благородное сословие” новыми привилегиями. Кроме того, сразу же после избрания Ивана IV польским королем вспыхнул конфликт с Гданьском (Данцигом), который в 1455 г. будучи присоединен к Польше получил широкие вольности. Привилегии Гданьска давали ему право свободного выбора всех чиновников, право собственного суда по городским законам, право чеканки монеты, свободу от пошлин и налогов, право независимо решать вопросы о войне, мире, союзах и т. д. Верховная власть короля выражалась лишь в присылке им обер-графа, который заседал в думе. Кроме того Гданьску было предоставлено право посылать представителя в польский сейм и участвовать в выборах короля. Что, понятное дело, не очень нравилось остальной Польше, в результате чего при Сигизмунде II Августе это особое положение Гданьска стало постепенно урезаться. Поэтому городской патрициат решил воспользоваться смертью короля в 1572 году для возвращения своих привелегий в полном объеме, для чего Гданьск сначала поддержал на элекции кандидатуру Эрнеста Габсбурга, а после избрания королем Ивана IV, отказался признать его власть до полного подтверждения всех своих прежних прав. В этих условиях русскому царю, естественно, было не до военного вмешательства в дела Молдавии и посылки войск ей на помощь, и он ограничившись лишь разрешением польско-русскому дворянству по своей воле оказывать содействие молдаванам, был вынужден отказаться от идеи прямого боевого столкновения с Турцией. Оказавшись таким образом в одиночестве, Ион Водэ однако не отказался от борьбы и собрав около 6 тысяч молдавского войска, к которому присоединился 5-тыс. отряд из “русских земель” собранный польным гетманом и подольским воеводой Николаем Мелецким, весной 1574 года выдвинулся на встречу 60-тыс. турецко-валахской армии. Используя фактор внезапности (валахи и турки просто не предполагали, что молдаване с столь малым войском решатся на сопротивление), у реки Серет им была произведена ночная атака на беспечно расположившихся на ночлег противника, которая привела к сумятице в его стане, обрекшее турецко-валахскую армию на полный разгром. После победы у Серета увеличив свое войско до 17 тыс. чел. Ион вторгся в Валахию, где осадил турецкую крепость Браилов и захватил ее посад. Но во время осады пришло известие, что на помощь осажденным идет 15-тыс. турецкий отряд из Киликии и Белгорода-Днестровского. В следствии чего Ион был вынужден разделить свою армию – он сам с 10-тыс. молдавским отрядом продолжил осаду Браилова, а 5 тыс. казаков усиленных 2 тыс. молдаван во главе с Яном Сверчевским атаковали турок, разбив которых взяли штурмом Бендеры и спалили Белгород-Днестровский. Затем повернув на запад, столкнулись и нанесли поражение 7-тыс. турецкому отряду, который не зная о разгроме бендерского отряда османов, шел с ним на соединение. После чего Ион отойдя от Браилова захватил оказавшийся беззащитным Бухарест и взял под свой контроль всю западную Валахию. На севере события шли своим чередом. Не смотря на то, что 24 сентября сейм 1573 года объявил отложившийся Гданьск государственным изменником, попытка вотировать налоги на сбор армии для возвращения его под власть польской короны не удалась, из-за сопротивления магнатов, которые, по сути дела, используя старую, отработанную временем тактику предъявили Ивану IV ультиматум с требованием прекратить редукцию коронных имений (официально это озвучивалось как требование проводить редукцию не на основании королевской метрики, а по суду – что фактически свело бы “экзекуцию добр” на нет) и присягнуть в соблюдении статей, согласно которым: 1) короли впредь избираются вольной элекцией шляхты; 2) король через два года на третий собирает сейм не дольше, как на шесть недель; 3) он не должен иметь права давать свои резолюции на сеймах, но должен оставаться при мнении, согласном с уставом и вольностями народа; 4) без согласия сената король не имеет права начинать войну или заключать мир, без согласия сейма созывать посполитое рушенье; 5) король должен оберегать границы государства и стараться о возвращении отторгнутых от него земель; 6) при нем будет постоянно находиться прибочная рада из 16 сенаторов, с которыми он обязан обо всем советоваться; 7) в случае нарушения королем всех этих условий его подданные могут отказать ему в послушании. Сверху этих статей общего характера написаны были pacta conventa собственно для Ивана IV. В силу их русский царь обязывался инкорпорировать Великое княжество Литовское и Российское государство в состав Короны Польской, соорудить за собственный счет флот и содержать пограничные замки, пополнить скарб Короны Польской, заплатить долги Сигизмунда-Августа и т.д. и т.п. Таким образом магнатерия, используя нужду царя в деньгах и войске, изо всех сил старалась получить с короля все, не давая ему ничего, и пропагандируя, что с него достаточно одной чести быть королем “такого славного и доблестного народа, как польский”. Свои требования выдвинули и представители шляхетства, потребовавшие за свою поддержку сверх подтверждения права на вольный беспошлинный вывоз своих сельскохозяйственных продуктов за границу и на беспошлинный привоз различных предметов для собственных надобностей из-за границы, запрещения вывоза польских ремесленных изделий за границу, дабы иметь возможность получать их за дешевую цену (В реальной истории этого права шляхта добилась на сейме 1565 года в обмен на свое участие в войне с Россией. Но тут этой войны не было, и соответственно не было новых уступок со стороны королевской власти). И только по исполнению данных требований, магнаты и шляхта соглашались согласиться на выделении средств на войну. И отказавшись от их принятия, Иван IV был вынужден искать иные источники финансирования. Часть необходимых средств была получена им из России. Согласно существовавшему на Руси праву, действие выданных Государем владельческих и иммунных грамот, в случае смены правителя автоматически прекращалось и их владельцы были обязаны подтвердить их. Чем воспользовался Иван IV. Будучи провозглашен Великим князем всея Руси Симеон Бекбулатович отозвал все грамоты, пожалованные церкви и монастырям, и за переоформление которых их владельцы должны были внести в казну крупную плату. Благодаря чему удалось собрать весьма серьезную сумму денег, которая оказалась в полном распоряжении царя.

Леший: Но этих разовых средств было явно недостаточно. Были необходимы постоянные источники дохода внутри самой Польши, которые и были найдены в лице городов, которые были весьма недовольны особым положением “благородного сословия” в торговой сфере, которые наносили сильный удар по благосостоянию польского мещанства, которое было готово поддержать любого, кто пообещает им отмену этих разорительных для них стеснений. В этих условиях предложение царя по продаже “паспортов” разрешающим мещанам свободно торговать своими товарами в России на правах русского купечества, в обмен на плату за “паспорт” и 5% налог с оборота в королевскую казну (причем шляхетские привелегии на эту торговлю не распространялись – не имевшие паспортов вне зависимости от происхождения торговали в России на правах иностранцев), вызвал немалый интерес польских торговцев и ремесленников, экстренно нуждавшихся в новых рынках сбыта для своих изделий. Что дало Ивану IV источник регулярного поступления средств, благодаря которым он смог приступить к набору войска в обход сейма. Что не на шутку встревожило магнатерию, опасавшуюся, что заполучив в свои руки армию царь после подавления гданьского мятежа повернет ее против привыкших к самовластию магнатов. Но поскольку с формальной точки зрения действия царя были практически безупречны, и помешать ему воздействуя через сейм не было возможности, то его противники развернули против него шумную пропагандистскую компанию. В стране развернулась “война памфлетов”, в которой принял участие даже сам Иван IV, сочинивший и опубликовавший несколько язвительных сочинений направленных против можновладцев. Ситуация еще обострялась и внешними событиями. Успешно завершивший войну с Данией и Любеком шведский король Юхан III стремясь подорвать русскую морскую торговлю вновь развернул каперские операции на Балтийском море, и установив связь с польско-литовскими магнатами выдвинул им предложение о детронизации Ивана IV и избрании на престол (на который он, как муж Анны Ягеллон – второй сестры покойного короля Сигизмунда II Августа имел некоторые права) своей персоны. В этих условиях 13 февраля 1574 года Гданьску была официально объявлена война, а 14 июня того же года началась его осада 12-тыс. королевским войском (2 тыс. “дворового войска”, 4 тыс. чел. “квартового войска” и 8 тыс. чел. немецких и венгерских наемников) под командованием князя Петра Серебряного, который начал массированную бомбардировку города из имевшихся у него 44 орудий. Однако бомбардировка не принесла успеха. Защитники Гданьска не только успешно оборонялись, но и совершали частые вылазки, разрушая осадные сооружения. Численность задействованного в осаде войска было явно недостаточна для взятия столь крупного портового города, гарнизон которого (около 8 тыс. чел.) немногим уступал по численности осаждавшим. Видя бессмысленность продолжения дальнейшей осады князь Серебряный в конце августа предложил прекратить боевые действия и отвести армию. Но царь был категоричен. Вполне признавая обоснованность предложений князя Иван IV, тем не менее, вынужден был учитывать политический момент – отвод королевской армии от Гданьска будет однозначно истолкован как полное поражение, что подорвет его позиции внутри Польши и вдохновит оппозицию. По его приказу Серебряный продолжил войну, перейдя от бомбардировок к планомерной осаде, в расчете взять город измором. Для чего, с целью организации блокады не только с суши, но и с моря из Финского залива было вызвана русская флотилия из 40 судов, появление которой у южного побережья Балтийского моря вызвало панику даже в соседней Германии (хотя действительно крупных боевых кораблей в ней насчитывалось лишь 16 шт., остальную численность составляли галеры и мелкие суда). Тогда же и произошло первое серьезное боевое крещение воссозданного русского флота на Балтике. Стремясь не дать русским блокировать себя с моря жители Гданьска вывели навстречу русской флотилии свой флот. Не смотря на то, что многие гданьские капитаны в это время были не в городе, а пиратствовали на торговых коммуникациях, в Гданьске всерьез расчитывали на победу, опираясь в своей уверенности на неопытность русских в морском деле и малом количестве у них серьезных (в городе не приняли во внимание галеры, что и стало для них фатальной ошибкой) кораблей. Однако именно излишняя самоуверенность и стала одной из причин поражения. Кроме того гданьских капитанов подвел недостаток опыта ведения боевых действий “в массе”. Видя в качестве “достойной цели” лишь 16 крупных кораблей каждый капитан видел своей задачей самолично атаковать их, с целью приписать именно себе их потопление, или захват в качестве приза. В результате, строй гданьского флота сломался еще в самом начале сражения начавшегося 14 сентября 1574 года, в котором каждый корабль действовал сам по себе. Чем и воспользовались галеры, которые в стесненных условиях Гданьской бухты имели преимущество в маневренности и независимости от ветра, разбились на несколько соединений и применяя “осиную” тактику, атаковали отдельные корабли противника. И хотя они понесли большие потери от артиллерийского огня (всего за время боя погибло 3 русских корабля и 10 галер), но поставленной цели достигли – почти половина вражеского флота было либо захвачено, либо уничтожено, вынудив уцелевшую его часть укрыться под защитой городских береговых батарей. После этой победы Серебряный возобновил бомбардировку города. Одновременно с этим восточнее Гданьска началось строительство нового порта, который первоначально предназначался в качестве стоянки для прибывших русских кораблей, но из-за блокады Гданьска там стали швартоваться иностранные суда прибывшие за польским хлебом. А 17 октября взорвав три подведенные под городские стены мины, Серебряный бросил в образовавшиеся проломы венгерскую пехоту, которой было обещано щедрое вознаграждение в случае успеха. Но не смотря на то, что штурмующим удалось захватить несколько участков стены, горожанам удалось отбить первую атаку. Однако это не остановило штурм. Возбужденные рассказами об огромных богатствах города венгерские солдаты, подкрепленные немецкой пехотой вновь ринулись на приступ, завладев внешними укреплениями. Бой закипел на перегороженных баррикадами узких городских улочках, где атака королевской армии захлебнулась. Горожане сумели отбит штурм, хотя внешние укрепления остались в руках осаждавших. По приказу Серебряного большая часть королевской артиллерии была перетащена на захваченные городские стены, откуда была начат новый, еще более мощный обстрел, к которому присоединилась и русская флотилия. В городе начались пожары, и что еще хуже – возникшая нехватка пресной воды привела к вспышкам эпидемий. В этот же месяц защитники Гданьска получили еще две печальные для них вести. Используя уход русских кораблей, шведский флот показался на рейде у устья Наровы. В Ругодиве изготовились к бою, но штурм так и не произошел - на море разыгралась жесточайшая буря. Эскадру разметало, часть кораблей затонуло. Уцелевшие в море, выброшенные на берег, члены экипажей в большинстве своем погибли, в том числе и адмирал; оставшиеся попали в плен, а один из них, наиболее знатный, для острастки был повешен. Одновременно с этим пришел ответ из Дании, которую городской патрициат просил о помощи. Не желая сориться с русским царем датский король отказал Гданьску в подмоге, из-за чего горожане могли теперь расчитывать только на свои силы. Но более всего на горожан произвело впечатление не это, а вид проходящих мимо Гданьска торговых кораблей, идущих в построенный первоначально как причал для русской флотилии порт, получивший название Гдыни. В результате магистрат счел за лучшее начать переговоры о мире. Но Серебряный, имевший четкие инструкции от царя, был неумолим – он соглашался только на полную и безоговорочную капитуляцию города и сдачу его на милость победителя. Это затянуло переговоры, но в конце концов магистрат сдался, и 12 декабря 1574 года королевская армия вошла в город, управление которым князь Серебряный тут же взял на себя. Город был лишен всех своих особых прав и подчинен непосредственно назначаемому монархом наместнику. Были арестованы те гданьские купцы, которые проявили себя как наиболее рьяные противники Ивана IV. Их имущество было взято в казну, а на остальных горожан была наложена колоссальная контрибуция в 2 миллиона талеров, которые должны были быть выплачены в последующие 4 года.

Ведьмедь: Леший пишет: Опричник пишет: цитата: Не возникнет ли опричнина на новом месте - в ВКЛ? Благо опыт уже есть и земли для новых дворян в Подолии хватает. Нечто подобное возникнет. Благо есть весьма весомый контингент людей, готовых стать литовскими опричниками. Это т.н. "бояре" - бывшие шляхтичи, которые в результате "Устава на волоки" 1557 г. были лишены своих поместий и шляхетского звания. Они и их дети еще помнящие свое былое "благородное состояние", но низведенные до уровня крестьян были готовы на все (как говорил кажется Радек: нет никого страшнее офицера с которого сорвали погоны). И если царь даст им землю и восстановит в "благородстве" (пусть даже на правах русских служилых дворян), то они за него будут готовы глотки порвать любому. Подолия уже не в ВКЛ была. А в случае опричнины начнётся гражданская война. Так, по-сути, и в Московском царстве было, только война эта шла в одни ворота, так как воспитаны были местные дворяне, как служилое сословие, живущее в послушании великому князю. А вот у шляхты были Золотые шляхетские вольности (хорошая альтернатива будет в проникновении их из Литвы в Москву, ведь и в самой Литве они не сразу появились), среди которых (ИМХО гарант остальных) было право на рокош: если король нарушил привилей, данный им шляхте, то шляхта имела полное право собрать конфедерацию и подать королю чёрную метку . А если переговоры заходили в тупик, конфедерация имела право (!) применить для восстановления законности такой аргумент как сабля. Так что, опричников в этой АИ будут резать. А дальше вполне возможная альтернегатива: прощай Крым, прощай Ливония, добро пожаловать в более раннее Смутное время и Потоп одновременно.

Леший: Ведьмедь пишет: Подолия уже не в ВКЛ была. "До самой Люблинской унии (1569) шла непримиримая борьба между литовцами и поляками за обладание всей Подольской Землей. После принятия унии она вошла в состав польских коронных земель". (Историческая энциклопедия Хронос). Слияния Польши и ВКЛ в этой АИ не было, соответственно Вост. Подолия по прежнему в составе ВКЛ. Ведьмедь пишет: А вот у шляхты были Золотые шляхетские вольности (хорошая альтернатива будет в проникновении их из Литвы в Москву, ведь и в самой Литве они не сразу появились) Этот вопрос уже обсуждался. Если вкратце, то следущее: в ВКЛ шляхта если и имела "златые вольности", то только на бумаге. На момент начала 70-х гг. там царила диктатура магнатерии, которая обращалась с шляхтой как холопами (georg приводил слова одного поляка-современника событий описывающий действительное положение дел). Так что для литовской и русской шляхты сильная центральная власть (даже с урезанием "вольностей") это улучшение их положения. Ведьмедь пишет: среди которых (ИМХО гарант остальных) было право на рокош "Генриховы артикулы" Иваном IV не подписаны. Ведьмедь пишет: Так что, опричников в этой АИ будут резать. Всех не перережут. Слишком много в Литве и Польше людей (из шляхты), для которых правление Ивана IV даже в самодержавном варианте благодеяние. Например, в Литве существовала на тот момент крупная прослойка т.н. "бояр" - бывших шляхтичей лишенных "Уставом на волоки" земли и шляхетского звания. Но помнящих кто они, и кто их предки. Им терять нечего "кроме своих цепей" (с). Они будут за царя горой. Или Мазовия. Там шляхта составляла 40% (!) от всей численности населения. Понятное дело, что образ жизни этих шляхтичей ничем не отличался от образа жизни простых хлопов. И начни их Иван IV наделять землей и обеспечивать хоть и не роскошный, до довольно высокий уровень жизни, то плевали они на "вольности", и еще резать будут тех, кто начнет выступать против царя. Проще говоря, "социальная база" у Ивана IV есть, и весьма широкая.

Reinar: Уважаемый Леший! Прочёл Ваш таймлайн и у меня возник вопрос: какая из IV-х частей(царь славян) правильная? Та что здесь, или та, которая выходит по ссылке? Если последняя, то где продолжение? Остаюсь почитателем Вашего таланта Reinar

Леший: Reinar пишет: Та что здесь, или та, которая выходит по ссылке? Та, что здесь. Reinar пишет: Если последняя, то где продолжение? Леший пишет: Часть V В огне

Reinar: Леший пишет: Та, что здесь. Жаль та мне больше нравилась: три кандидата - это сила. Но всё-равно спасибо.

полная версия страницы