Форум » Таймлайны - База Данных » Победоносная Ливонская война 1+2 (сборник) » Ответить
Победоносная Ливонская война 1+2 (сборник)
Леший: » Победоносная Ливонская война 1+2 (сборник)
Леший: На старом форуме была как-то подобная тема. Вот, решил воскресить. Предисловие В мае 1558 года Россия в отместку за обстрел ливонцами во время перемирия Ивангорода возобновила боевые действия против Ливонии. Наступление русских воск проходило весьма успешно. За весну-лето 1558 года без серьезного сопротивления были захвачены Ругодив (Нарва), Юрьев (Дерпт) и еще около 20 городов северо-восточной Ливонии, в результате чего Орден находился на грани краха. Ливонское рыцарство уже давно утратило боевой дух, предпочитая мирские удовольствия тяготам военного дела. Состоящие из наемников гарнизоны крепостей тоже не проявляли стойкости и часто бросали вверенные им укрепления при появлении только слухов о приближении “московита”. Казалось победа так близка. Татарский набег в январе 1558 года был успешно отражен. Священная Римская империя германской нации, “имперским леном” которой официально числилась Ливония, хотя и кипела страстями, но дальше разговоров и, в лучшем случае, субсидий дело не заходило. Швеция, после нанесенного ей русскими поражения в войне 1554-1557 годов, вступать в новый конфликт с Москвой не стремилась, и даже помогала бороться с ревельскими каперами. Даже польский король Сигизмунд II Август, менее всего заинтересованный в захвате русскими Прибалтики, на тот момент не горел желанием заступаться за Ливонию и тем более воевать из-за нее с Россией. Русским войскам оставалось сделать последний натиск, который окончательно сокрушил бы Орден, и отдал бы во власть Москвы крупный кусок побережья Балтийского моря. Но в самый разгар успехов русское наступление было резко остановлено (не был даже занят брошенный орденским гарнизоном Белокаменск-Вайсенштейн). И дальнейшие действия русской армии в 1558 году ограничивались простыми набегами вглубь ливонской территории. В результате, воспользовавшись представленной передышкой, ливонцы набрали новую армию и перешли в контрнаступление. И хотя оно закончилось для них крайне неудачно, но они выиграли главное – время. В результате этого России, впоследствии, пришлось сражаться не только против Ливонии, но и Польско-Литовского государства, Швеции, Крыма, Турции и даже Трансильвании, что привело к затягиванию войны на четверть века и потери русскими Прибалтики, вопрос о принадлежности которой удалось решить в благожелательном для России ключе только спустя столетие. Причины этого “стоп-приказа” - группе сторонников переориентации русской экспансии на юг (А. Адашев, Сильвестр, Д. Курлятеев) удалось уговорить царя “еже бы не ходить бранию” и вновь повернуть против Крыма. Для чего и понадобилось останавливать русские войска в Ливонии. Как писал Б. Флоря: “Однако с января 1558 года наступление на Крым с нескольких направлений возобновилось с еще большим размахом... . Этими соображениями определялся избранный русским правительством метод действий: с одной стороны, следовало предпринимать военные походы в Ливонию, чтобы заставить магистра явиться в Москву, с другой стороны, следовало все время демонстрировать свою готовность к мирным переговорам, чтобы ливонские власти искали решения своих проблем именно в Москве. Поэтому военные действия в Ливонии, возобновившиеся весной 1558 г., неоднократно прерывались, а воеводы русских полков направляли ливонским властям грамоты с предложением прислать в Москву послов для заключения мира”. Результаты подобной политики А. Адашева оказались крайне печальны – и Крым не удалось завоевать и в Ливонии упустили благоприятный момент. А ведь не пойди Иван IV на поводу своих советников, отложи идею удара по Крыму хотя бы до завершения Ливонской компании, русская история могла бы коренным образом изменить свой ход. Продолжи в 1558 году русские войска свое наступление, Орден был бы гарантировано сокрушен, что: Во-первых, завершало бы конфликт еще до того, как соседние государства “раскачаются” для вмешательства, что позволит России избежать долгой войны, имевшей для страны столь катастрофические последствия. Что, в свою очередь, даст возможность лучше организовать оборону южных рубежей, тем самым снизив колличество татарских набегов и получив возможность более интенсивно осваивать южные земли. Во-вторых, отдавало в русские руки порты на Балтике, что позволяло вести прямую, без посредников, торговлю с европейскими странами, приводя к тому, что, торговая прибыль оседала бы в кошельках русских, а не шведских, ливонских или польских купцов, а торговые пошлины шли бы в русскую, а не шведскую или польскую казну. И уже в XVI в. Россия вновь имела бы свои торговый и военный флоты, что в перспективе открывает совершенно новые возможности для русской торговли и экспансии. В-третьих, наличие возможности “прямого торга” с европейскими странами делает русское правительство менее заинтересованным в английской торговле, что со временем гарантировано приведет к отмене привилегий английских купцов, что, в свою очередь, с одной стороны значительно пополнит русскую казну – по данным Н. Карамзина, на сумму около 30 тыс. фунтов стерлингов в год (для сравнения - в середине XVII в. англичанин имевший состояние в 40 (сорок!) фунтов фунтов стерлингов считался уже богачом и удостаивался рыцарского звания), а с другой стороны это может привести к сокращению вывоза в Англию русских товаров, что не самым благоприятным образом отразится на английском флоте, в следствии чего итоги его столкновения с испанским флотом могут быть иными. В-четвертых, в сложившейся ситуации совершенно иную судьбу может иметь сватовство Ивана IV к сестре польского короля. В реальной истории, после кончины летом 1560 г. своей жены Анастасии, царь просил руки Екатерины Ягеллон. Сам Сигизмунд II был не против этого брака, но, к сожалению, стороны не сошлись в цене (в основном из-за Ливонии) и планируемый брачный союз не состоялся. Но тут, скорее всего, будет иначе и Екатерина станет женой Ивана IV. Соответственно, это сильно повысит шансы русского царя на выборах короля Речи Посполитой после смерти Сигизмунда II в 1572 г., что делает вполне реальной популярную в те времена идею объединения России, Польши и Литвы в единое славянское государство... Итак, как это было бы: Часть I Дан приказ ему - на запад В начале марта 1558 г. состоялось экстренное заседание ливонского ландага в Кеси (Вендене), на котором после долгих и яростных споров, под угрозой нового русского вторжения, было принято решение собрать требуемые русским царем 60 тыс. марок “юрьевской дани”. Но в том же месяце произошло событие в корне изменившее ход дальнейших событий. Нарвский фогт Эрнст фон Шленненберг приказал обстрелять русскую крепость Ивангород. Взбешенный этим вероломством Иван IV принял решение о возобновлении войны с Ливонией, добавив к своим условиям еще и требование уступки Ругодива (Нарвы). В апреле 1558 г. стоявший в Изборске отряд князя Темкина вторгся в окрестности города Валка, где разбив ливонский отряд захватил четыре пушки, сжег имения и села вокруг города, а затем вернулся в Изборск. Примерно в это же время ивангородцы подвергли Ругодив массированному артиллерийскому огню, из-за которого 11 мая 1558 г. в городе вспыхнул сильный пожар. Воспользовавшись оказией русские пошли на штурм и после короткого боя овладели городом, гарнизон которого запершись в цитадели сдался на следующий день выговорив себе право свободного выхода. После чего 1,5-тысячный русский отряд во главе с Алексеем Басмановым, выступив из захваченного Ругодива, 25 мая осадил Сыренск (Нейшлот), который сдался 6 июня. Комендант крепости был отпущен “с немногими людьми”, без оружия. Жители города и уезда признали себя подданными русского русского царя. Видя судьбу Сыренска, соседний город Ракобор (Везенберг) сдался добровольно, присягнув Ивану IV. Тем временем, в конце мая 1558 г. закончилось сосредоточение в Пскове 40-тысячной русской армии во главе с князем Петром Шуйским, которая 6 июня 1558 г. осадила Новгородок (Нейгаузен), защищаемый гарнизоном из двухсот человек под командованием Укскиля фон Паденорма. Несмотря на малочисленность, защитники Новгородка стойко сопротивлялись почти месяц, пока 30 июня 1558 г. не были вынуждены сдаться. В это же время, 8-тысячный отряд магистра ордена Вильгельма Фюрстенберга и Германа Вейланда, епископа дерптского, стояли возле города Киремпе, в 30 верстах от Новгородка, однако так и не пришли на помощь, не решаясь напасть на русское войско. Узнав о падении крепости, они подожгли свой лагерь и поспешили отступить: магистр к Валке, епископ в Юрьев (Дерпт). Но организованная Шуйским погоня настигла магистра у Валки, где был уничтожен арьергард орденской армии, захвачен обоз и взят в плен динабургский комтур Готхард Кетлер (в реальной истории в битве при Валке под ним убило лошадь и он сам чудом избежал пленения). Доставленный к царю, на допросе он сообщил важную новость о том, что Орден отнюдь не собирается сдаваться Москве, а вместо этого начаты переговоры с Литвой о переходе Ливонии под протекторат Великого княжества. Полученная информация заставила русское командование пересмотреть свои дальнейшие планы, поскольку из полученной информации стало ясно что одной демонстрацией силы, как до этого рассчитывали, не обойтись. Развертывание войск против Крыма было приостановлено, и в Ливонию были посланы подкрепления с наказом усилить натиск на Орден, в котором в это время произошли важные изменения. После поражения под Валкой капитул Ордена пришел к выводу о неспособности магистра Фюрстенберга к дальнейшему руководству и принял решение назначить ему коадъютора (заместителя), на должность которого был выбран ландмаршал Филипп Белль, что, в свою очередь, привело к срыву переговоров между Ливонией и Литвой, поскольку Белль был яростным противником подобного соглашения. 11 июля 1558 г. русские войска, заняв Костер и Курславль, окружили Юрьев. Поначалу жители отбили первый штурм, но вскоре среди них начались раздоры (включая межрелигиозные) и в этих условиях, не видя смысла в дальнейшем сопротивлении, 18 июля 1558 г. город капитулировал, что вызвало панику по всей Ливонии. Многие гарнизоны покинули свои замки без боя, только при появлении слухов о приближении русских. Используя сложившуюся ситуацию П. Шуйский разделил свое войско на три отряда. Северный отряд (3 тыс. чел.) во главе с Василием Серебрянным двинулся на север, где заняв брошенный ливонским гарнизоном Белокаменск (Вайсенштейн) и оставив в нем русский гарнизон, повернул на юг, имея задачей отрезать Вильян от приморской крепости Гапсаль. Основной отряд (25 тыс. чел.) во главе с самим Шуйским двинулся напрямую к Вильяну. А южный отряд (12 тыс. чел.) возглавляемый Андреем Курбским направился к Тарвасу (Тарваст), на пути к которому 2 августа 1558 года его, расположившуюся на отдых неподалеку от Эрмеса, рать внезапно атаковал 2-тысячный ливонский отряд во главе с ландмаршалом Гаспаром фон Мюнстером. Но эффект внезапности не смог компенсировать превалирующую численность русских, в результате ливонцы были разгромлены, а сам Мюнстер попал в плен. Одновременно с этим, пришли известия, что прикрывавший южный фланг русской армии изборский отряд захватил Алист (Мариенбург) и устремился на юг, в сторону Западной Двины. Узнав о разгроме под Эрмесом и падении Алиста находившийся в Тарвасе, где он набирал новую армию, магистр Фюрстенберг приказал собранным отрядам, под командованием коадъютора Филиппа Белля, срочно отступать к Владимирцу (Вольмару), а сам отправился в Вильян, откуда планировал эвакуировать орденскую казну и артиллерию в Гапсаль. Но из этих планов ничего не вышло. Князь Серебрянный успел таки отрезать город от побережья, в результате Фюрстенберг оказался заперт с небольшим (300 чел.) отрядом в Вильяне, осадив который, армия Шуйского подвергла его трехнедельному непрерывному орудийному обстрелу, в следствии чего 30 августа 1558 г. оборонявшие город наемные солдаты, не смотря на уговоры Фюрстенберга, сдали город русским. Падение Вильяна и пленение магистра Фюрстенберга фактически уничтожило единое Ливонское государство, которое стало разваливаться прямо на глазах. Почин положил эзель-викский епископ, который после падения Вильяна вступил в переговоры с Данией о продаже ей земель своего епископства. Отпала и Колывань (Ревель), чьи городские окрестности уже разоряли русские отряды Алексея Басманова, и магистрат которой обратился с просьбой о помощи к Швеции. На юге положение Ливонии было не лучше. 11 августа 1558 г. Русские войска захватили Невгин (Динабург). Рижский архиепископ Вильгельм после пленения Фюрстенберга фактически отложился от Ордена, отказавшись признать избрание новым магистром Филиппа Белля, который пытался собрать воедино силы Ордена, но был разбит под Владимирцем Андреем Курбским, который после занятия Тарваса, преследовал отходящие на юг орденские силы. Но от окончательного разгрома Орден спасло дальнейшее поведение Курбского - разбив ливонцев он однако не стал продолжать преследование и захватывать готовую было сдаться Кесь, а заняв Владимирец, остановил войска. И это была не единственная возникшая странность в поведении русских войск. Так, воевавший в Эстляндии Басманов, не смотря на свои многочисленные просьбы, так и не получил подкрепления своему отряду, с получением которого он мог бы в это время легко захватить Колывань (на тот момент не имевшую серьезных укреплений). В результате чего ему пришлось, укрепившись в Ракоборе, перейти к обороне ограничив свою деятельность набегами на незанятую русскими территорию. Впрочем, с наступлением осени русское наступление стало выдыхаться, поскольку русским командованием были получены сведения о готовящемся крымском походе на русские окраины, из-за чего подготовленный военный резерв был направлен на южную границу, перекрыть путь татарам. Поэтому, после захвата Вильяна Шуйский прекратил активные боевые действия и только отряд князя Серебрянного, заняв Пернов, направился на север, с намерением овладеть Гапсалью. Но встретившись с превосходящими силами эзельского епископа был вынужден повернуть назад. Но ожидаемое нападение татар не состоялось, и осенью 1558 г. Иван IV стал готовить новый, зимний поход на Ливонию. Сложившаяся обстановка явно указывала как первоочередную задачу захват южной части Ливонии, поскольку в Эстляндии, после того, как шведский и датский короли отказали Колывани и епископству Эзель-Вик в помощи против русских, предоставленные сами себе земли могли и подождать. Зато, несколько больше проблем доставляло Польско-Литовское государство. Многие поляки кипели возмущением и требовали немедленно начать войну против “московитов”. Но наталкивались на жесткое сопротивление как внутри Польши (где было немало немало противников войны с Россией), так и в Великом княжестве Литовском, где местная знать хорошо знала, что поляки будут воевать с Россией “до последнего литвинского солдата”, и потому не горела желанием ссорится с русскими, в чем их поддерживал и король Сигизмунд II, тоже не желавший развязывать конфликт. Но, с другой стороны, тех же литовских землевладельцев привлекала возможность установления своего контроля над Ригой – портом, через который шел основной товарооборот Великого княжества Литовского с европейскими странами. И это тоже надо было учитывать. Поэтому в начале декабря 1558 г., захватив Влех (Мариенгаузен), 60-тысячное русское войско тремя колонами устремилась в сторону Западной Двины. Первая колонна (25 тыс. чел.), на которую возлагалась задача главного удара, под командованием А. Курбского выступила из Владимирца, имея целью захват Кеси и продвижение к устью Западной Двины. Средняя колонна (19 тыс. чел.), под командованием Василия Серебрянного, двигалась по направлению к Риге. И разгромив 17 декабря 1558 г. в районе города Тирзен войско рижского архиепископа, Серебрянный беспрепятственно дошел до самой Риги, где простояв три дня и спалив в устье реки рижский флот, но не имея тяжелой артиллерии и не дождавшись подхода войска Андрея Курбского, застрявшего под Кесью, повернул назад. Третья колонна (15 тыс. чел.), под командованием Ивана Шереметьева, в начале направилась на юг заняв Лужу (Лудзен) и Режицу, соединилась в Невгине с изборским отрядом, после чего захватив Герсик (Крейцбург), вынуждено изменила свой маршрут, и вместо запланированного движения на Ригу, повернула в сторону Кеси, на помощь осаждавшему орденскую столицу Курбскому. Поторапливаемые приказами из Москвы русские войска спешили, и к этому были вполне объективные причины. Еще в феврале 1558 г. для возобновления переговоров в Литву был послан Роман Олферьев, который должен был поднять вопрос о заключении “вечного мира” между Россией и Великим княжеством, на условиях “как меж государей ныне пописаны перемирные”, означавшие, что русское правительство в обмен на мир готово на неопределенно долгий срок отказаться от претензий на “государевы отчины” - земли Малой, Белой и Червонной Руси. Русская инициатива встретила в Литве, которая только что пострадала от крымского набега, самый благоприятный отклик. Предложения Москвы горячо поддержали такие влиятельные магнаты как Константин Острожский и Стефан Збаражский, предложившие не только заключить мир, но и расширить его до военного союза, с целью поддержки русским планам покорения Крыма. Но спустя год ситуация, в связи с состоявшимся литовско-турецким мирным соглашением, резко изменилась и прибывшее в марте 1559 года в Москву посольство Великого княжества Литовского неожиданно жестко отклонили не только русские условия “вечного мира”, но и русский проект антитурецкого союза. Вместо этого, во время начавшихся переговоров, послы не особенно стесняясь намекнули русским, что было бы неплохо, ради установления добрососедских отношений, поступиться в пользу Вильно частью Ливонии. Понятное дело, что подобный поворот не очень устраивал русское правительство, но и ссорится в Великим княжеством Литовским никто не хотел, поэтому послам не стали давать отказ в их притязаниях, но предложили провести раздел земель по принципу: кто чем владеет. Проще говоря, русские предложили литвинам самим захватить интересующие их земли у Ордена. Нельзя сказать, что подобный поворот дела очень уж устроил литвинов. Их претензии, традиционно, распространялись не только на Ливонию, но и на Смоленск и Северские земли. На что русские в ответ, также традиционно, требовали Полоцк, Витебск, Гомель и Киев. В конце концов в Великом княжестве Литовском были вынуждены согласиться с русскими предложениями и весной 1559 г. великий гетман Великого княжества Литовского Николай Радзивилл “Рыжий” и польный гетман Григорий Ходкевич, собрав 2,5 тыс. солдат, двинулись к Риге, занимая ливонские замки по левобережью Западной Двины, но были вынуждены задержаться под Куконосом (Кокенгузен), гарнизон которого во главе с коадъютором рижского архиепископа Кристофом Мекленбургским оказал им серьезное сопротивление, остановив дальнейшее движение литвинов. Поняв, что столь малыми силами с Ливонией не справиться Сигизмунд II Август объявил сбор войска, но тут проявились недостатки в военной организации Великого княжества Литовского. Как и в России, в Литве главной военной силой было шляхетское ополчение. Существовали государственные акты, подобные соответствующим русским законам, которые устанавливали, сколько воинов следует выставит с определенного количества хозяйств “дымов” и какие наказания ожидают тех, кто не явится на службу. Однако с расширением прав и привилегий знати, изменением его образа жизни все эти установления перестали строго соблюдаться. Превратившись, подобно ленникам Ливонского ордена, в сельских хозяев, которым вывоз хлеба в страны Западной Европы обеспечивал сравнительно высокий уровень жизни, литовские шляхтичи вовсю старались уклониться от тяжелой и опасной военной службы, а выборные представители дворянства, в руки которых постепенно переходила власть на местах, не желали налагать наказания на своих собратьев и старались скрывать их провинности перед государством. В результате чего, с трудом доведя свое войско до 4 тыс. человек, Г. Ходкевич снял осаду с Куконоса и направился в Курземье, невольно оказав этим услугу Курбскому. Взяв, после долгой осады, в марте 1559 г. Кесь, Андрей Курбский стал продвигаться к Риге. Магистр Белль (собравший к этому времени 10-тысячную армию) попытался остановить русских и внезапно, “изгоном”, напал на русское войско, но будучи отбит ушел за Двину, где столкнулся уже с Ходкевичем, результатом чего стало сражение, позже названное “Курземской битвой”. Имея 6800 пехотинцев и 450 кавалеристов ливонцы 27 марта 1559 г. атаковал литвинов, у которых было 3300 чел. конницы и около 1000 чел. пехоты. Несмотря на почти трехтысячное превосходство, ливонцы были полностью разбиты, потеряв убитыми и пленными около 6 тыс. человек. Магистр Белль едва не попал в плен, вместе с ним удалось бежать лишь одной тысяче, с которой Белль пришел к Риге. Но архиепископ Вильгельм, который и до этого был с Беллем в натянутых отношениях, отказался пустить людей магистра в город, в результате чего обозленный Белль двинувшись вверх по Западной Двине подошел к Куконосу, гарнизон которого ничего не подозревая впустил остатки рыцарского войска в крепость, что и решило ее судьбу. Едва оказавшись внутри укрепления люди магистра разоружили гарнизон и объявили Куконас собственностью Ордена. Эта “измена” привела рижан в ярость (“забывшим”, что сами отказали Беллю в помощи), но принять меры они не смогли – войско архиепископа отслеживало движение литовской рати, а 23 апреля 1559 г. к самому городу с севера подошла 15-тысячная армия Курбского. На призыв сдаться горожане дали отрицательный ответ, и Курбский начал осаду и обстрел города. Но бомбардировка не принесла успеха. Горожане проявили большую стойкость, а численность русских войск была недостаточна для осады крупного города с мощными фортификационными сооружениями. В результате, после 30-дневной осады, Курбский приказал отступить на север, но тем не менее, его “рижский поход” оказался успешным благодаря... магистру Филиппу Беллю. Укрепившись в Куконосе, но не имея в достатке даже провианта для прокорма своих людей, Белль пришел к окончательному выводу, что дальнейшая борьба абсолютно бесперспективна: большая часть земель Ордена захвачена “московитом” и литвинами (оккупировавшими Семигалию и Курземье), остающиеся еще “свободными” Колывань, Эзель, Рига, отказывались признавать его власть (и тем более давать деньги и рекрутов для войны), Священная Римская империя германского народа, на помощь которой Орден так расчитывал, отделывалась лишь словами и, лишь иногда давала редкие субсидии на найм войска. Оставалось лишь одно – выбрать того, кому сдаться и выговорить более менее приемлимые условия капитуляции. И Белль выбрал... Когда русская армия под Ригой уже сворачивала свой лагерь, к Курбскому прибыли посланцы Белля и предложили сдачу Куконоса. Курбский жадно ухватился за этот шанс, который позволял ему закончить “рижский поход” хоть с каким нибудь серьезным успехом, и русская армия вместо отхода к Кеси двинулась на восток, где и приняла капитуляцию остатков орденского войска. Сам Филипп Белль и его ближайшее окружение были отправлены в Москву, где были приняты царем. Будучи, вследствии победы, в весьма благожелательном расположении духа Иван IV принял Белля на русскую службу, дав ему княжеский титул (приравняв его звание магистра к княжескому достоинству) и выделив крупные поместья под Смоленском, где Белль и поселился, основав род Белевичей. Тем временем, в Ливонии уже литовское войско осадило Ригу, но как и русское потерпело неудачу и было вынуждено отступить, что сделало литовских послов более уступчивыми в переговорах с русскими и в августе 1559 г. в Москве наконец-то был заключен “вечный мир” между Россией и Великим княжеством Литовским. По нему Литва отказывалась от претензий на Смоленск и Северские земли, а Россия, в свою очередь, отказывалась от своих требований возвратить ей Полоцк, Витебск, Гомель, Киев и пр. Ливония разделялась между двумя государствами по Западной Двине. Все что севернее реки отходило к России, а южнее – к Великому княжеству Литовскому. Самым трудным оказался вопрос о принадлежности Риги, которая по прежнему сохраняла невольно обретенный статус “вольного города” - ни одна из сторон не горела желанием передавать сопернику этот богатый торговый город. Поэтому в августовском соглашении этот вопрос был опущен, договорившись, однако, о том, что ни одна из сторон не будет захватывать Ригу, без согласия другой стороны. Уладив дела с Литвой русские войска наконец-то обратили свои силы на север Ливонии, стремясь покончить с последними остатками Ливонского государства. Выступив в конце июня 1559 г. из Ругодива во главе с самим царем 25-тысячное русское войско вторглось в Северную Эстляндию и 23 августа 1559 г. вышло к Колывани, приступив к ее осаде. На требование сдать город магистрат ответил отказом и русская армия приступила к бомбардировке, приведшей к страшным пожарам, от которых выгорела значительная часть города. А 5 сентября 1559 г. начался генеральный штурм. Горожане ожесточенно защищались, но русская рать упорно выбивала их с занимаемых позиций, вынуждая отходить к Цитадели. Наконец, не выдержав натиска и понимая, что помощи ждать неоткуда, Колывань 10 сентября 1559 г. сдалась на милость победителя, и, по приказу царя, большая часть жителей города была “выведена” в Россию, и на их место поселены выходцы из центральных русских областей. Одновременно с этим, вышедший из Белокаменска 16-тысячный отряд русских войск во главе с Никитой Захарьиным, после упорного штурма взял крепость Гапсаль, защищаемую небольшим гарнизоном под командованием Гаспара фон Ольденбокена, после чего все северо-западное побережье Ливонии наконец-то оказалось в русских руках. Затем отряд Захарьина, переправившись через пролив высадились на о. Эзель и взяли штурмом Аренбург, где скрывался епископ Менингаузен, из-за чего последние, еще не занятые русскими, части эзель-викского епископства предпочли добровольно капитулировать, признав над собой власть русского царя, после чего боевые действия в Прибалтике прекратились. Впрочем, завершение войны в Ливонии еще не означало для России окончание войны в целом. При дворе по прежнему были сильны настроения в пользу продолжения борьбы с Крымом и рассматривавших войну в Ливонии лишь как досадную малозначительную помеху на пути завоевания Причерноморья. Уже в феврале 1560 г. князь Дмитрий Вишневецкий выехал в Пятигорск в сопровождении черкесских князей, принявших крещение в Москве, для образования под эгидой России вассального Черкесского княжества, и возглавив западночеркесские племена для борьбы с татарами и турками, захватить Таманский п-ов, после чего быть готовым нанести удар по Крыму. Другое русские войско, во главе с Игнатием Вешняковым, было послано на Северский Донец, имея задание поставить там крепость – опорный пункт для похода на Крым, и построив суда, “приходить на крымские улусы... от Азова под Керчь”. Одновременно с этим, 8-тысячный русский отряд во главе с Даниилом Адашевым спустился по Днепру на Черное море, прошел за Перекоп и разгромил несколько прибрежных сел, имея целью выманить орду из Крыма и разгромить ее в решающем сражении. Для чего уже 11 марта 1560 г. был принят приговор о сборе войска против Крыма, которое вместо обычного “стояния” на Оке начало выдвигаться на юг, в степь, концентрируясь в верховьях Дона. Но грандиозные военные замыслы не осуществились. Прежде всего подвел Вишневецкий. Вместо того, что бы наносить удары по Крыму, он, вопреки царскому наказу, целиком и полностью занялся организацией своего собственного удельного княжества, игнорируя волю Москвы. Из-за чего, основав на Северском Донце крепость Изюм, И. Вешняков не решился в одиночку на захват Азова. А ворвавшиеся в Крым восемь тысяч стрельцов и казаков были сравнительно небольшими силами, чье нападение не принесло серьезных результатов. Совершенно зря простояло и основное русское войско – вопреки расчетам крымская орда не пошла на Русь. Все это обозначило полное крушение разработанных кружком Алексея Адашева планов, что окончательно вызвало охлаждение царя к их замыслам. Чем воспользовались противники войны с Крымом, убедив царя заключить с татарами мир. Поскольку к этой “партии” принадлежала и царица Анастасия, то многие приписали падение авторитета Адашева ее влиянию на царя. Обстановка при Государевом Дворе становилась весьма напряженной. Ни сам Адашев, ни стоящие за его спиной круги не собирались просто так сдавать свои позиции. И 7 августа 1560 г. произошло событие, оказавшее колоссальное влияние на Ивана IV – внезапно, после резкого разговора с А. Адашевым и Сильвестром, во время которого те не постеснялись открыто говорит царице “злые словеса” скончалась Анастасия. Смерть молодой и здоровой женщины, естественно, вызвало подозрение в отравлении. Подозрение пало на А. Адашева и на княгиню Ефросинью Старицкую. Но поскольку прямых доказательств не было, то Иван IV предпринял другой шаг. По его приказу в сентябре-октябре 1560 г. вотчины Алексея Адашева в Костромском и Переяславском уездах были отобраны в казну, а вместо них ему были выделены земли в Бежецкой пятине Новгородской земли, что по тогдашним нормам означало ограничение служебной деятельности А. Адашева границами русского северо-западного края и сопредельных ливонских земель, и невозможность ему занимать военно-административные должности в Москве. На пытавшегося возражать против этого шага Сильвестра была наложена царская опала, и тот посчитал за лучшее покинуть столицу и осесть простым монахом в Кирилловом монастыре. А недовольный смещением с Черкесского княжения Дмитрий Вишневецкий отъехал назад в Литву. В сентябре 1560 г. были окончательно прекращены все наступательные боевые действия против татар, а в Крым поехал царский посланник Афанасий Нагой для заключения мирного договора. Ситуация этому благоприятствовала. Поскольку Ливония была разгромлена, а с Польско-Литовским государством был заключен “вечный мир”, Девлет-Гирей не видел возможности для успешных боевых действий против северного соседа, ...
Леший: ... и согласился на заключение русско-крымского мирного договора, заключенного в марте 1561 г. на весьма выгодных для Москвы условиях - Крым соглашался быть в “дружбе и любви” с русским государем, отказывался от требования подарков (“поминок”) и признавал за Иваном IV царский титул. Что, в последствии, послужило важной причиной успешной карьеры А. Нагого при Государевом Дворе
ВЛАДИМИР: Мегапостинг! Я сам много думал над этой альтернативой. Это действительно резко меняет будущее России. В известном смысле Петровская эпоха приходит на 150 лет раньше. Разумеется, она отличается от РИ Петровской настолько, насколько Грозный отличался от Петра. Россия не "теряет" XVII век. Ведь она его, действительно, потеряла.
georg: Весь сабж основан на мегауспешной кампании 1558 года. Подобный ее ход (взятие Феллина и Пернова уже в этом году) возможны только при крайнем везении. Впрочем в реале Феллин, будучи мощнейшей крепостью Эстонии, сдался почти без боя - не получавшие жалования наемники просто продали русским крепость и самого Фюрстенберга. Если это событие произойдет уже в 1558 - реально. Но неужели в первый год войны Орден не наскребет денег на оплату солдат?
Леший: georg пишет: Но неужели в первый год войны Орден не наскребет денег на оплату солдат? А он и наскреб как и в РИ - 10 тыс. чел. к зиме-весне 1558-59 гг. И как и в РИ эти войска будут разбиты. "Взяв, после долгой осады, в марте 1559 г. Кесь, Андрей Курбский стал продвигаться к Риге. Магистр Белль (собравший к этому времени 10-тысячную армию) попытался остановить русских и внезапно, “изгоном”, напал на русское войско, но будучи отбит ушел за Двину" Что же касается сдачи Феллина, тот тут как и в РИ сыграла роль не невыплата жалования (Фюрстенберг из своего собственного камана выплатил наемникам намного превышающую долг Ордена сумму, а деморализация гарнизона, который посчитал дальнейшее сопротивление бесполезным и предпочел сдаться, надеясь сохранить награбленные им в городе богатства).
Леший: Как писал в "Ливонской летописи" Франц Ниенштедт: "В неуплате жалованья негодяи НАШЛИ ПРИЧИНУ ропота, хотя добрый старый магистр предлагал им в залог золотые и серебряные цепи, клейноды и драгоценности стоимостью вдвое против следуемого им жалованья, пока он будет в состоянии начеканить монету для уплаты им. Но эти канальи и изменники не согласились на предложение Фюрстенберга, и заявили, что сдадут крепость московиту. Это они и сделали, поставив условием свободный выход себе. Они разграбили сокровища магистра, взломали и разграбили сундуки и ящики (снесенные в замок для хранения) многих знатных дворян, сановников ордена и бюргеров, и забрали себе столько, сколько мог каждый, а забранное составило бы жалованье не только за один год, но и за пять или десять лет, и они могли бы защищать очень долго крепость, потому что в снарядах и съестных припасах недостатка не было. Но не таково было желание этих негодяев: они предали московиту своего доброго господина со всеми его верными слугами и сдали крепкий замок Феллин с его укреплениями".
Динлин: georg пишет: Но неужели в первый год войны Орден не наскребет денег на оплату солдат? Развилка - Коба Джугашвили делает "экс" аля Батумский банк и лишает орден денюжков
georg: Не, в общем и целом, если будет поставлена конкретная цель завоевания Ливонии и на это брошены все силы в отличии от РИ - блицкриг в принципе реален. Но грызут меня сомнения, что архиепископ Вильгельм при таком раскладе уже в конце 1558 попросится под протекторат Литвы со всеми своими владениями. В этом случае Сигизмунд может и решится ввоевать, и прилижит все усилия чтобы и хана подвигнуть к активным действиям.
Радуга: georg пишет: Но грызут меня сомнения, что архиепископ Вильгельм при таком раскладе уже в конце 1558 попросится под протекторат Литвы со всеми своими владениями. В этом случае Сигизмунд может и решится ввоевать, и прилижит все усилия чтобы и хана подвигнуть к активным действиям. По-моему это будет четко соответствовать договору (что взял - то и мое). Смысла в войне с Россией нет - возможно решить проблему путем переговоров.
Леший: georg пишет: Но грызут меня сомнения, что архиепископ Вильгельм при таком раскладе уже в конце 1558 попросится под протекторат Литвы со всеми своими владениями. В РИ Рига до последнего сопротивлялась вхождению в состав Литвы. Даже когда в ноябре 1561 г. Ливония официально вошла в состав Великого княжества, Рига отказывалась это делать. Только в марте 1562 г. удалось привести рижан к присяге Сигизмунду II Августу.
RAZNIJ: Леший пишет: В РИ Рига до последнего сопротивлялась вхождению в состав Литвы. Рига и епископ эт разные епархии - горажане с кем только не грызлись и с епископом и с орденом пока он был.
georg: Карта к теме
Леший: RAZNIJ пишет: Рига и епископ эт разные епархии - горажане с кем только не грызлись и с епископом и с орденом пока он был. Ну и что? Даже если архиепископ сам перейдет под протекторат Литвы, то это: Во-первых, распространяется только на Ригу и ее окрестности, но не на всю Ливонию (даже на Латгалию и Курземье не распространяется) Во-вторых, даже если литовская армия двинется занимать Ригу, то застрянет под неподчинившимся городом.
georg: Леший пишет: Во-первых, распространяется только на Ригу и ее окрестности, но не на всю Ливонию (даже на Латгалию Посмотрите на вышеприведенной мной карте территорию Рижского княжества-епископства.
Леший: georg пишет: Посмотрите на вышеприведенной мной карте территорию Рижского княжества-епископства. К сожалению карта по вашей сылке у меня не открывается, но судя по карте из "Всемирной истории", не такая уж большая территория. К тому же, ИМХО, архиепископ вряд ли пойдет сам, без согласования с Орденом на такой шаг (в РИ не пошел).
georg: Леший пишет: К сожалению карта по вашей сылке у меня не открывается Попробуйте войти на сайт http://www.vostlit.info в раздел "Карты".
Радуга: georg пишет: судя по карте из "Всемирной истории", не такая уж большая территория. Состоит из двух частей, крупные города: Коккенгаузен, Ронненбург, Лемзаль и Рооп. Фактически владения епископа режут владения Ордена пополам: по линии Остров - Валмиера - река Салица. Все что южнее - отрезано и с Русью просто не граничит. На самом деле есть узкий коридор с городами Венден и Валмиера (выходящий к Балтике севернее Риги), но он очевидно тоже достанется Литве.
Леший: Радуга пишет: но он очевидно тоже достанется Литве. Не достанется. О чем я талдычу. Согласно "История Литвы" Эдвардаса Гудавичюса, даже когда рижский архиепископ пошел на соглашение с Литвой (уже после капитуляции Ордена! - до этого Вильгельм и не думал переходить под власть Вильно), то его не поддержали даже в архиепископстве, не говоря уже о магистрате Риги.
georg: Леший пишет: то его не поддержали даже в архиепископстве, не говоря уже о магистрате Риги. Вы хотите сказать что при таком решении архиепископа его вассалы откажут ему в повиновении? Да они черту готовы сдаться, лишь бы не московиту. А в архиепископстве против был коадьютор Криштоф Мекленбургский - убежденный патриот СРИ.
georg: Леший пишет: до этого Вильгельм и не думал переходить под власть Вильно), Думал. Но на условиях передачи Рижского княжества-епископства, а желательно и всей Ливонии своему брату - герцогу Альберту Гогенцолерну Прусскому под сюзеренитетом Польши. О таковых планах Вильгельма есть упоминание в "Ливонской хронике" Бальтазара Рюссова.
Леший: georg пишет: Вы хотите сказать что при таком решении архиепископа его вассалы откажут ему в повиновении? Я лишь указывал на то, что написано в "История Литвы". Но давайте продумаем вариант, если вдруг архиепископ решит таки, наплевав на Орден, пойти на соглашение с Литвой. Итак, раньше сентября 1558 г. -падения Феллина (то есть, когда выяснится, что Ордену приходит писец), архиепископ переговоры начинать не будет. Значит, где-то в середине сентября (как минимум) он отправляет послов в Вильно договариваться (но король может быть и в Кракове, значит послам может быть придется переться туда). Это время. Потом, долгий процесс согласования и утрясания деталей (и это при том, если во главе посольства сам архиепископ. А если он остался в Риге? Значит надо гонцам носится туда сюда - а это опять таки время. Затем договор подписан и его надо доставить в Ригу, где утрясти все дела с магистратом и чинами архиепископства (а они, судя по РИ, не спешат под литовское крыло). При этом коадъютор архиепископа радикально против этого соглашения. Сколько времени это займет? При этом нельзя скидывать со счетов Орден, новый магистр которого Белль тоже радикально против подчинения Литве и который будет протестовать против подобного шага архиепископа (и его мнение весьма важно для СРИ). А это в свою очередь повлияет на Сигизмунда II Августа (опираюсь на "История Литвы"), для которого было очень важно получение согласия СРИ на присоединение Ливонии к Литве. То есть, в самом лучшем случае, раньше зимы-весны 1559 г. соглашение подписано не будет. А к тому времени большая часть центральной и южной Ливонии уже в руках русских.
georg: Пожалуй так. В крайнем случае придется оставить Литве часть Латгаллии с Кокенгаузеном. К тому же Белль, узнав о переговорах, сам начнет захватывать епископские замки, чтобы Литве не досталось.
Леший: Пишу продолжение ПЛВ. Но возник вопрос, о котором хотелось бы услышать мнение коллег. Вот отрывок из таймлайна: Кстати о водке. Поскольку из-за окончания войны в государстве не наблюдалось финансового дефицита, и не было необходимости изыскивать чрезвычайные средства для наполнения казны, все запретительные меры на производство, торговлю и потребления алкоголя с стране остались неизменными, благодаря чему уровень потребления алкоголя внутри страны продолжал быть (по удивленным отзывам иностранцев) весьма низким. Что, впрочем, не мешало развитию винокуренного производства (которое было государственной монополией), поскольку огромное количество произведенного алкоголя шло на экспорт (в Швецию, Данию, Литву и Польшу). Сразу поясню - лежащие в основании факты взяты из РИ. Но хотелось бы услышать мнение о том, могло ли сохрание запрета (и на сколько) привести к улучшению в будущем обстановки с пьянством на Руси.
Радуга: Леший пишет: могло ли сохрание запрета (и на сколько) привести к улучшению в будущем обстановки с пьянством на Руси Естественно могло. ЕСЛи оно сохранится. ЕМНИП тут ключевым моментом стала первая поовина 19 века (возможно - вторая половина века 18). До того о значительно пьянстве упоминаний не было...
georg: Радуга пишет: возможно - вторая половина века 18 Именно Екатерининская эпоха, когда дворянство помимо прочих "вольностей" получило право свободного винокурения на продажу. Винокурение было частью барщинного хозяйства, и барщинный бум сопровождался винокуренным бумом. «Бесчисленное множество корыстолюбивых дворян… – писал А. Т. Болотов, – давно уже грызли губы и зубы от зависти, видя многих других от вина получающих страшные прибыли... Повсюду началось копание и запруживание прудов... и воздвигание огромных винных заводов…». До наступления эпохи порнократии государство резко ограничивало производство и продажу спиртного.
Леший: Часть II От войны до войны Смерть жены в августе 1560 г. натолкнула Ивана IV на мысль о возможности окончательного решения литовского вопроса мирным путем. Король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август был бездетен и с его смертью должна была прерваться правящая Литвой и Польшей династия Ягеллонов. Из ближайших родственников у короля были лишь две сестры – Анна и Екатерина, брак с одной из которых делал русского царя законным наследником Сигизмунда II, тем самым кладя конец долгому русско-литовскому конфликту. И в сентябре 1560 г. в Краков отправился казначей Федор Сукин, имевший целью сосватать царя за одну из королевских сестер (какую – на выбор посла). Разведав обстановку и остановив свой выбор на младшей из сестер – Екатерине, Федор Сукин официально довел предложение своего государя Сигизмунду II. Сватовство имело успех. Сам король не прочь был выдать за царя свою сестру и дал предварительное согласие. Но вмешался Сенат, который выдвинул ряд условий, настаивая, чтобы русский государь лишил прав на престол детей от первого брака и уступил Польско-Литовскому государству Ригу. Ответ из Москвы не заставил себя долго ждать. В своем письме Иван IV укорял сенаторов за “непригожие слова”, сравнивая их предложение с известным из Священного писания случаем уступки права первородства, но в конце письма... соглашался с их требованиями, с условием ответной уступки – признание возможного ребенка Ивана IV и Екатерины Ягеллон законным наследником Сигизмунда II Августа на престол Великого княжества Литовского, тем самым как бы предлагая панам сенаторам самим поставить точку в вековой мечте инкорпорировать Литву в состав Польши. После чего сенаторы тут же отыграли назад и сняли это свое требование. Однако продолжая твердо стоять на уступке Риги, на что в Москве, в принципе, были согласны. Но тут всплыл вопрос вероисповедания невесты. Будучи католичкой она не могла стать женой православного государя. Дело опять застопорилось, но доброхоты русского царя в Литве (которых оказалось немало) посоветовали отправить посольство в Рим, где добиться от понтифика разрешение на переход Екатерины в православие, подкупив его обещаниями того, что этот брак пойдет на пользу католической церкви, поскольку это поможет подвигнуть русских на заключение унии и антитурецкого союза. Расчет оказался верен. В “Вечном городе” жадно ухватились за эту возможность и понтифик разрешил брак, заодно отправив в марте 1561 г. Захария Дальвино, епископа Фаросского, с приглашение Ивану IV принять участие в Соборе, назначенном в Триденте. В результате чего все эти хлопоты закончились приездом Екатерины Ягеллон в июне 1561 г. Москву, где 21 августа она была обвенчана с Иваном IV. Одновременно с этим, 23 августа 1561 г. к Риге с 3-тысячным войском подошел Николай Радзивилл-Черный и указывая на русско-литовский договор потребовал от рижан капитуляции и признания власти Великого князя Литовского. Нельзя сказать, что рижский магистрат с восторгом встретил это предложение. Рига уже успела вкусить все преимущества нахождения в статусе “вольного города”, при котором вся торговая прибыль остается в у них и нет необходимости платить налоги “на сторону”. Но... даже самому упертому стороннику городской “вольности” было ясно, что самостоятельно Риге не выстоять против сильного соседа. Попытки Кристофа Мекленбургского организовать сопротивления литвинам не встретили отклика, после чего коадъютор рижского архиепископа покинул Ригу и уехал в Европу, где еще некоторое время безрезультатно пытался поднять Священную Римскую империю на борьбу. Рижский же магистрат вступил в переговоры, соглашаясь на подчинение, но пытаясь выбить для города как можно более выгодные условия. В результате чего, после двухнедельных переговоров, 8 сентября Николай Радзивилл-Черный издал акт о предоставлении рижанам политических и конфессиональных гарантий и признание внутригородских свобод судопроизводства и торговли. И получив 20 сентября требуемый гарантийный акт от Сигизмунда II Августа, Рига наконец присягнула ему на верность. А в Москве, тем временем, шли переговоры с Дальвино, который познакомил русское правительство с предложениями Рима. Правда, с самого начала возникла заминка – русских возмутило то, что в папской грамоте Иван IV назван “Его Высочеством”, а не “Его Величеством”. Епископ Фаросский согласился со справедливостью этого требования и отправил в Рим человека с просьбой прислать новую верительную грамоту, что затянуло переговоры на год, пока 29 сентября 1562 г. в Москву не прибыла грамота, где признавался царский титул Ивана IV. Что позволило официально утвердить результаты переговоров, по которым были достигнуты следующие соглашения: Во-первых, Россия отправляло новых послов в Рим для продолжения переговоров по устройству унии и набору “мастеровых людей” для работы в России (что оговаривалось соглашением). Во-вторых, живущим в России католикам разрешалось свободно справлять свои обряды и строить костелы, но сохранялся запрет на миссионерскую деятельность католических священнослужителей. В-третьих, по просьбе Дальвино царь согласился набрать молодых людей для посылки их в Рим, где им дано будет даровое обучение и откуда обеспечено возвращение в Россию. Отдельной строкой шли такие вопросы, как предложение Рима организовать на Руси собственное, независимое от Константинополя, патриаршество, и присоединение России к Священной лиге для борьбы с турками. В принципе Иван IV не возражал против этих предложений, но в свою очередь увязывал их с решением ряда вопросов, а именно, временно опуская вопрос о создании собственного русского патриаршего престола, Иван IV соглашался на вхождение в антитурецкий союз, но при условии вхождения туда и Польско-Литовского государства, что фактически ставило на Священной лиге крест. Хотя папские дипломаты всячески побуждали Сигизмунда II Августа начать вместе с Россией войну против турок, обещая отдать Польше Трансильванию, Молдавию и Валахию (а может даже и Болгарию), шляхта и магнаты Польши и Литвы не смотря на весь соблазн этих предложений, не желая начинать войну со всеми ее тяготами и вотировать на нее налоги. Тем более было опасение появления в руках короля мощной боеспособной армии, которую после войны он мог бы использовать в борьбе против разгулявшейся внутри страны знати. Внутри России окончание войны привело к целому ряду важных изменений. Прежде всего шло обустройство на новых, захваченных в Прибалтике землях. Владения Ордена, церкви и ленников, отказавшихся поступить на царскую службу, перешли в царскую казну и пополнили фонд государственной земельной собственности, из которой стали наделяться “дачами” переселяемые туда русские помещики. На присягнувших царю ленных рыцарей распространялись права и обязанности поместной военно-служилой системы. Часть ливонского рыцарства была переселена в центральные русские уезды, где наделенные поместьями они вошли в личное войско царя. Кроме того, появление большого количества безземельного рыцарства на русской службе, которых не могли сразу наделить “дачами” привело к появлению нового рода войск – рейтаров. В отличие от поместной конницы, рейтары служили на постоянной основе, за денежное жалование. И лишь спустя 10-15 лет “беспорочной службы” могли получить “дачу” и перейти в разряд помещиков. В захваченных портовых городах активно развивалась торговля, которая, после присоединения этих городов к России переживала буквально взрывной рост. Так, к середине 60-х гг. только английских кораблей ежегодно приходит более семидесяти. Возможность прямого, без посредников, торга привлекло внимание как и русских, так и европейских купцов. В отличие от торга в Холмогорах, где торговля была в основном сосредоточена в руках имевших привилегии англичан, в Ругодиве и Колывани все иноземные купцы были поставлены в равные условия. Попытки англичан добиться распространения своих привелегий и на балтийские порты не имела успеха. Результатом стал массовый наплыв как английских, так и французских, нидерландских и германских купцов, кипение деловой жизни и масштабное строительство в городах. Зато сильно пострадали шведы, у которых рухнула приносящая им до этого немалые прибыли “выборгская торговля” - теперь как и русские, так и иноземные (включая собственно шведских) купцы предпочитали торговать в Ругодиве и Колывани. Особенно пострадала Финляндия, правитель которой, принц Юхан Ваза просто взбеленился от ярости и для борьбы с “колываньско-ругодивским торгом” стал организовывать каперские экспедиции. Что, в свою очередь, вызвало недовольство в России и Дании, которая немало выиграла от оживления балтийской торговли, благодаря которой возросли сборы т.н. “Зундской пошлины” - платы взимаемой с каждого входящего в Балтийское море и выходящего оттуда корабля датским королем. В Москве даже стали подумывать о войне с Финляндией, но неожиданно шведский король Эрик заподозрив Юхана в измене, арестовал брата. А спустя некоторое время началась датско-шведская война, и шведское каперство временно утихло. Рост внешней торговли сказался и на хозяйстве внутри страны. И до присоединения Прибалтики, русская знать, в отличие от европейской, не считала для себя зазорным заниматься торговлей. А уж после получения возможности вывозить продукцию своих имений “за море”, их интерес в увеличению экспорта резко возрос. Но, поскольку, в отличие от той же европейской и польской аристократии, они не могли произвольно повышать четко зафиксированные в грамотах повинности крестьян, то главным полем деятельности дворян в целью повышения собственных доходов становится расширение собственной запашки, заведение в своих усадьбах различных “художеств” (ремесленных мастерских и мануфактур – особенно кожевенных и текстильных) и участие в торговых компаниях (куда дворяне как правило вносили свой капитал, но сами, будучи занятые на “государевой службе”, не участвовали). Русское правительство очень быстро оценило всю важность этого, тем более, что рост экспорта (особенно хлеба) увеличивал доходы казны. С целью стимулирования расширения дворянской запашки Иван IV даже пошел на ее частичное “обеление” - так, личная запашка дворян (но не земля находящаяся в обработке зависимых от них крестьян) на время прохождения ими “государевой службы” освобождалась от налогов, что приводило к расширению дворянского приусадебного хозяйства и превращение его в русский вариант фольварков. Благодаря чему к концу 16 века, помимо хлеба и мехов главными предметами русского экспорта в Европу стали кожевенные изделия (в первую очередь юфть), и льняные ткани, а так же... варежки (которые охотно покупали в Швеции и Дании) и алкогольная продукция, в первую очередь водка. Кстати о водке. Поскольку из-за окончания войны в государстве не наблюдалось финансового дефицита, и не было необходимости изыскивать чрезвычайные средства для наполнения казны, все запретительные меры на производство, торговлю и потребления алкоголя с стране остались неизменными, благодаря чему уровень потребления алкоголя внутри страны продолжал быть (по удивленным отзывам иностранцев) весьма низким. Что, впрочем, не мешало развитию винокуренного производства (которое было государственной монополией), поскольку огромное количество произведенного алкоголя шло на экспорт (в Швецию, Данию, Литву и Польшу). Впрочем, рост экспорта, особенно хлеба, имел и отрицательную сторону – рост цен на продовольственные товары внутри страны, что, естественно, не могло не встревожить правительство, которое стало изыскивать способы повысить количество находящегося внутри страны товарного хлеба. Особое внимание привлекли крупные вотчинные хозяйства. Как показала практика, большую часть товарного хлеба производили общины черносошных крестьян и мелкие дворянские поместья. В то же время, крупные вотчины, будучи самодостаточными хозяйствами, не поставляли на рынок большого количества хлеба, тем самым тормозя дальнейшее развитие товарооборота в стране. Следствием чего стала разработка правительством ряда мер, направленных на сокращения крупного вотчинного хозяйства. Одним из первых и важнейших шагов в этом направлении стало новое уложение о княжеских вотчинах принятое 15 января 1562 года, запрещавшее землевладельцам продавать или дарить свои “старинные” родовые вотчины. Сделки подобного рода объявлялись незаконными. И главное – подвергались конфискации вымороченные вотчины. “Великие” вотчины, завещанные князем-вотчинником жене или отданное за дочерями и сестрами в приданое, отчуждались с известным вознаграждением, земельным и денежным. Даже ближайшие родственники по мужской линии (братья и племянники, исключая сыновей) могли наследовать старинные княжеские вотчины лишь по царскому указу. В результате, все княжеские вотчины, приобретенные “иногородцами” путем покупки или с приданным “после” великого князя Василия III в период боярского правления 1533-1547 гг., отчуждались в казну без всякой компенсации. Вотчины приобретенные с 1548 по 1556 г., отчуждались за известную компенсацию по усмотрению правительства. Пересмотру не подлежали лишь сделки на княжеские и прочие вотчины, заключенные в 1557-1562 гг. Причиной исключения были земельные мероприятия, проведенные правительством в 1556 г. в связи упорядочением военно-служилой системы землевладения и проверкой владельческих прав на земли. Результаты “землемерия” 1556 г. не подвергались пересмотру: закон о конфискации не распространялся на 1557-1562 гг., и вся практика этого периода признавалась законной. Кроме того, хотя формально Уложение 1562 г. не содержало специального пункта о церковном землевладении, но по существу оно ограничивало возможности дальнейшего роста земельных богатств монастырей, поскольку запрещалось отписывать вотчины монастырям. Принятие Уложения вызвало массовое недовольство в среде родовой аристократии. Первыми запротестовали владельцы удельных княжеств, располагавшие внушительными силами и достаточно независимыми в своих поступках. Что вынудило царя пойти на крутые меры, с целью недопущения вооруженного выступления оппозиции. Еще в июле 1561 г. был “поиман” князь Василий Глинский, признавшийся на следствии в своем намерении “отъехать” в Литву. Впрочем, с ним обошлись довольно мягко. После “покаяния” он был отпущен и вернулся на службу. Куда более жестко обошлись с Иваном Бельским. В начале 1562 г. он был взят под стражу, как раз в тот момент, когда Дума обсуждала Уложение о вотчинах, имевшее целью ограничить княжеское землевладение. В течении трех месяцев Бельского содержали под на Угрешском дворе в Москве. Все его имущество и двор были опечатаны, удельное княжество отобрано в казну. В ходе следствия Бельский был изобличен в заговоре и как повинный в государственной измене должен был предстать перед судом. Но Дума, церковное руководство и вся “земля” выступили против суда, выдвинув “поручителей” за его верность, вынудив царя 29 марта 1562 г. освободить Бельского из под стражи. Летом 1562 г. был получен донос от дьяка старицкого князя Савлука Ивана, “что княгиня Евросинья и сын ее князь Владимир многие неправды царю и великому князю чинят (т.е. подбивают недовольную знать на выступление против царя) и того для содержат его скована в тюрме”. Царь приказал доставить к себе Савлука, и “по его слову” были проведены “многие сыски”, которые подтвердили справедливость обвинений. Владимир Старицкий и его мать Ефросинья Старицкая предстали перед судом и были признаны виновными. Старицкий удел был конфискован в казну (позднее, часть его вернули Владимиру), княгиня Ефросинья была пострижена в монахини (впрочем, ее содержание в монастыре было весьма обеспеченным – последовавшие за ней слуги получили несколько тысяч четвертей земли в окрестностях монастыря, а сама княгиня организовала в Воскресенской обители мастерскую по вышивке). Пострадали даже люди лично преданные царю. Так, после конфискации выморочной трети Новосильско-Одоевского удельного княжества “погрубил” царю один из наследников удела – Михаил Воротынский, за что на него и его брата Александра была наложена царская опала, а “вотчину их Новосиль и Одоев и Перемышль и в Воротынку их доли велел взять на себя”. Впрочем, спустя год, в марте 1563 г. опала с братьев Воротынских была снята, но их вотчина в полном объеме возвращена не была. Другим важным следствием войны в Ливонии стала военная реформа. Война выявила целый ряд недостатков русской армии, исправление которых стало немаловажной задачей правительства. В первую очередь, главным бичем оставалось местничество. Не смотря на официальный запрет на местнические счета во время боевых действий, воеводы им всячески пренебрегали и вовсю спорили меж собой из-за “мест”. Попытки силой заставить их отказаться от этого не имели большого успеха. И тогда возобладала идея создания особого (опричного) войска, которое стояло бы вне исконной иерархии русской знати, и где царь мог бы по своему усмотрению назначать и смещать военачальников. Первым шагом на пути к такому войску стала организацию двух рейтарских полков из ливонских “немцев”, которые подчинялись непосредственно царю (минуя Думу). Опыт оказался удачным – постоянные рейтарские полки имели большую боеспособность чем поместная конница. Результатом стало решение расширить эту практику. Весной 1563 г. “по городам и весям” были посланы грамоты о наборе на службу беспоместных детей боярских, которым предписывалось быть на “ратной службе” в Москве на постоянном государевом жаловании. При этом запрещалось “писать в службу” тех из них, “за которыми поместья есть”. Как и рейтары они должны были служить только за казенное денежное жалование, и только спустя десять лет службы получали от казны собственное поместье. Но попытка сформировать опричное войско только из “детей боярских” успеха не имела – количество пришедших записываться явно не хватало для комплектования штата. Тогда правительство смягчило условия найма, разрешив запись в войско “вольных охочих людей”, что уже в первый год дало более тысячи новобранцев. Всего, к концу 60-х гг. опричное, или как его иногда называли, дворовое (т.е. входящее в состав Государева Двора) войско состояло из 2-х рейтарских, 1-го гусарского (сформированного в основном из прибывших с Екатериной Ягеллон поляков и литвинов), 3-х драгунских (укомплектованных в основном из беспоместных сынов боярских и “вольных охочих людей”) и Стремянного (полк комплектовался на основании поместной системы, но составлял личную гвардию царя) полков, общей численностью около 12 тыс. чел. Одновременно с этим было увеличена численность с 7 до 10 тыс. чел. стрелецкого войска, показавшего себя во время последних войн самой боеспособной частью русской армии.
georg: Только вопрос - а обеленную барскую запашку пахать кто будет? Нормы барщины ведь тоже были в те времена зафиксированы "послушными грамотами" без права для помещиков их увеличения (а в вотчинах как раз таких ограничений небыло). Два дня в неделю в то время - максимум возможных барщинных работ (и то редко). Этого хватит? Конечно же ливонская война дала некоторое количество пленных, которых можно обратить в "страдных холопов", но не так уж и много. Во вторых - до этого крестьяне в поместьях сидели в основном на оброке. Перевод на барщину заставит помещиков вплотную заняться хозяйством. А это постепенно превратит их в сельских хозяев и снизит желание воевать.
Леший: georg пишет: Только вопрос - а обеленную барскую запашку пахать кто будет? georg пишет: Перевод на барщину заставит помещиков вплотную заняться хозяйством. Перевода на барщину не будет. Как и в РИ барскую запашку будут распахивать в основном батраки. Помимо крестьян сидящих на земле было немало "гулящего люда", который подрабатывал тем, что во времена сева и уборки работал на полях. Кроме того, привлекались (на добровольной основе, но как правило мало кто отказывался - было выгодно) те же крестьяне, которым в качестве оплаты отдавалась часть урожая (обычно - четвертая часть). И в отличие от РИ, где массовая убыль населения из-за голода, неурожаев и татарских набегов приведшее к концу 16 века к острой нехватке рабочих рук вынудило правительство издать два судьбоносных акта, а именно о прикреплении крестьян к земле и записи в холопство всех, до этого лично свободных батраков (которые приписывались к тем поместьям, где работали накануне указа). В этой АИ ситуация иная. Убыли населения нет. Наоборот, наблюдается рост численности населения. Следовательно появляется масса "свободных рук", часть из которых уйдет в Сибирь и на южные земли, а часть пополнит ряды батраков. Нужды закреплять людей за поместьями, как и перевода крестьян на барщину нет (хотя в РИ в разных регионах было по разному). georg пишет: заставит помещиков вплотную заняться хозяйством. А это постепенно превратит их в сельских хозяев и снизит желание воевать. Правительство, как и в РИ, поступило весьма хитро. Барская запашка освобождалась от налогов только на время несения дворянином "государевой службы" (ежегодные смотры к ней не относились - только участие в реальной службе, например патрулирование рубежей). Впрочем, в этой реальности, поместная служба, ИМХО, действительно отомрет раньше РИ.
georg: Леший пишет: Помимо крестьян сидящих на земле было немало "гулящего люда", который подрабатывал тем, что во времена сева и уборки работал на полях. Кроме того, привлекались (на добровольной основе, но как правило мало кто отказывался - было выгодно) те же крестьяне, которым в качестве оплаты отдавалась часть урожая (обычно - четвертая часть). Блин, забыл что у нас на тот момент аграрное перенаселение, а Дикое Поле еще во власти татар. Вы абсолютно правы, наемной рабочей силы хватит. Леший пишет: Барская запашка освобождалась от налогов только на время несения дворянином "государевой службы" (ежегодные смотры к ней не относились - только участие в реальной службе, например патрулирование рубежей). Понял. Значит реально вести хозяйство будет "сударыня-барыня"?
Леший: georg пишет: Значит реально вести хозяйство будет "сударыня-барыня"? Примерно так. Но надо помнить, что помещики в отстутвии войны, как правило сидели в своих поместьях, лишь раз в год уходя на смотры. Так что и "крепкая мужская рука" никуда не денется.
cocoo: Леший пишет: Барская запашка освобождалась от налогов только на время несения дворянином "государевой службы" Что в свою очередь вызовет заинтересованность служилых в частых войнах.
Леший: Выход к Балтийскому морю (получение хороших гаваней) так же подвиг царя на восстановление русского военного флота. Первоначально, в основу русского флота легли захваченные купеческие корабли, которые переоборудовали в военные, а также два корабля были куплены в Любеке. Благодаря чему к концу 60-х гг. Россия имела флот из 12 кораблей. Что было явно недостаточно. Требовалось создание собственной базы для кораблестроительной промышленности, но вопрос упирался в недостаток требуемых мастеров. Попытки нанять корабельщиков в Англии не увенчались успехом – Елизавета, королева Английская отказалась предоставить России требуемых специалистов (хотя русскому посольству, буквально тайком, удалось завербовать и вывезти 16 “мастеровых людей” - в большинстве своем подмастерьев, которые решили попытать счастье в далекой России). Эта проблема так занимала Ивана IV, что когда в Италию отправились русские послы, одним из первых пунктов данного им наказа был поиск и вербовка “корабельных дел мастеров”, с целью строительства в России собственного флота. Середина 60-х гг. ознаменовалась в стране массовым городовым строительством. Рост доходов и отсутствие войны привело к строительному буму, как государственному, так и частной застройки. Так, в 19 верстах ниже по течению от Невгина, на месте впадения речки Шуницы в Западную Двину, по приказу царя была заложена новая крепость, которая должна была прикрывать западные рубежи Русского государства, а также дороги, ведущие на Полоцк и Псков. Она представляла собой совершенно новое в фортификационном отношении укрепление и была рассчитана на ведение оборонительных боев в условиях широкого применения артиллерии. Со стороны набережной Зап. Двины крепость ограждалась земляным валом длиной 170 метров, а с других сторон — примерно 100 метров. С трех сторон укрепления дополнительно были усилены шестью небольшими земляными бастионами. Впоследствии возле этих укреплений вырос город Двинск. Были начато строительство новых укреплений в Пскове, Велиже, Смоленске, которые должны были прикрыть западные границы государства в случае возможной войны с Литвой. Масштаб строительства был таков, что потребовалось создание особой структуры занимавшейся конкретно этой деятельностью. В результате в 1563 г. был образован Приказ каменных дел, занимавшийся как заготовкой строительного камня (включая кирпич) и строительством каменных сооружений. Одновременно с этим правительство, пользуясь установившимся миром с Крымом, форсировало завершение грандиозных оборонительных работ по всей пограничной линии, начатых еще в начале 20-х гг. XVI в. Ежегодно там трудились тысячи посошных людей, собранных из различных уездов, возводя засеки от северских городов до мещерских лесов, стараясь управиться до той поры, “когда лес листом оденется”. После этого работы прекращались, чтобы возобновится весной следующего года. Возводились новые укрепления и регулярно возобновлялись старые фортификационные сооружения по «берегу» - второго рубежа русской обороны. Для охраны возводимых укреплений был принят “Приговор о станичной и сторожевой службе”, который регламентировал пограничную охрану, устанавливая “разряды” порубежной службы. В мае 1563 г. у Ивана IV, от Екатерины Ягеллон родился сын, названный Дмитрием. На Руси на это тогда мало обратили внимания, поскольку у царя был уже наследник, царевич Иван. Но вот в Великом княжестве Литовском рождению Дмитрия придали просто огромное значение. Ведь, фактически, это означало появление у Сигизмунда II Августа законного наследника, что давало противникам унии с Польшей дополнительные козыри. А отсутствие военной “русской угрозы” окончательно укрепляла решимость чинов Великого княжества Литовского сопротивляться претензиям Короны Польской, тем более, что не было необходимости сбора “сребренщины” (в РИ сыгравшей огромную роль в росте пропольских настроений среди литвинской шляхты) и получения помощи от Короны (получение которой в РИ оговаривалось уступками в вопросе унии). 31 декабря 1563 г. скончался митрополит Макарий, смерть которого привела к крупным изменениям во внутренней политике. Макарий был весьма авторитетной личностью в обществе и пользовался огромным уважением царя, который постоянно прислушивался к его советам. Долгое время Макарий, будучи сторонником компромиссной политики, сдерживал Ивана IV в его попытках жесткими мерами обуздать знать и добиться от нее полного повиновения. Но с его уходом положение резко поменялась. Ставший 24 февраля 1564 г. по предложения царя новым митрополитом Афанасий не обладал тем влиянием (хотя и был до этого личным духовником царя) и не мог столь решительно противостоять намерениям царя по укреплению самодержавной власти. Впрочем, стремления Ивана IV к установлению своей единоличной власти не были прихотью одного человека. Перед страной стоял ряд проблем для решения которых требовались радикальные меры. Прежде всего это касалось влияния крупной знати на дела государства. Одной из мер, благодаря которой знать влияла на царя, было т.н. “поручительство”. Когда кто-то из вельмож совершал преступление и навлекал на себя этим царскую опалу, то тут же группа знатных лиц вступалась за него перед царем, поручаясь на него крупной суммой денег, которую они обязывались выплатить в случае совершения им повторного преступления. Будучи внешне верноподданнической акцией “поручительство” (или “печалование”) фактически превратилось в открытый шантаж власти со стороны власть имущих, в результате чего царь часто не мог покарать даже лиц совершивших государственную измену. Не говоря уже про то, что сталкиваясь с коллективным сопротивлением знати Государь часто не мог провести в жизнь необходимые, но невыгодные для “сильных мира сего” решения, будь-то ликвидация “белых слобод” в городах (постоянное требование посада) или ревизия церковного землевладения. Дело доходило до того, что царь не мог укомплектовать правительство – Думу (часто еще называемую Государевым Советом) компетентными сотрудниками, поскольку знать упорно требовала комплектования правительства “по породе”, что не самым лучшим образом сказывалось на качестве работы правительства. В июне 1564 г. Иван IV неожиданно для всех объявил о созыве Земского собора, на который были приглашены, помимо членов Думы и высшего духовенства, представители дворянства, приказные люди и богатейшее купечество. И по сборе которых, от имени царя им была зачитана речь царя в которой он жаловался на “теснины и неправды великие” которые он претерпевает от знати, и от которых “большие убытки государству”, после чего Иван IV поставил вопрос о кардинальной государственной реформе. Прежде всего было истребовано право царя казнить “изменников” в обход Думы, волей самого Государя и был вновь поднят вопрос о церковном землевладении, большую часть огромных владений которой царь предлагал отписать в Казну. Эти предложение имели поддержку среди купечества и дворянства (давно вожделенно поглядывавших на церковные вотчинные земли), но встретили яростное сопротивление среди высшей знати и духовенства, которые в отстаивании своих интересов на Соборе даже перешли “на крик великий”. Дело доходило до прямых потасовок. И тогда Иван IV пошел на крайние меры, объявив, что в случае непринятия своих предложений он официально отречется от власти, оставив престол своим сыновьям. Подобное решение вопроса вполне возможно полностью удовлетворило оппозицию, но тут в дело вмешалась “третья сила”, а именно “черный люд”. Слух о возможном отречении царя мгновенно распространился по всей Москве. Вскоре площадь перед дворцом запрудила громадная толпа ремесленников, кабального люда, просто крестьян из ближайших деревень бывших в столице по делам, и т.д. Ситуация накалилась до предела, поставив народ на грань бунта. Огромная толпа вооруженных горожан окружила место заседания заседания Собора и ее представители допущенные в покои, предъявили заседающим ультиматум: полностью согласиться на все требования царя, или... . Что означало это “или” объяснять никому не пришлось. Достаточно было выглянуть в окно и узреть массу весьма недружелюбно настроенного народа. После чего у бояр и духовенства желание возражать царским предложением как-то сразу пропало. Тем более, что дворяне и купцы так же были горой на стороне царя и не поддержкой им быть не желали. В этих условиях представители Думы и духовенство моментально утихнув бесприкословно согласились на все требования царя и утвердили соответствующий земский приговор. Вдохновленный этим успехом Иван IV перешел в наступление на церковь, добившись окончательной отмены на все иммунитеты (налоговые и судебные льготы) и проведения проверки всех владельческих грамот на церковное имущество, что, по сути, означало конфискацию больше части церковных земель из-за отсутствия необходимых документов, подтверждающих право владения.
georg: Леший пишет: добившись окончательной отмены на все иммунитеты (налоговые и судебные льготы) и проведения проверки всех владельческих грамот на церковное имущество, что, по сути, означало конфискацию больше части церковных земель из-за отсутствия необходимых документов, подтверждающих право владения. ЕМНИП эти меры уже проведены на Стоглавом Соборе 1551. Леший пишет: В-третьих, по просьбе Дальвино царь согласился набрать молодых людей для посылки их в Рим, где им дано будет даровое обучение и откуда обеспечено возвращение в Россию. Ох не нравится мне это. Запрут их в коллегиум святого Афанасия в Риме (созданный специально для греков-униатов), а там патеры так промоют мозги неискушенным московитам, что те вернутся на Русь католическими "агентами влияния". И даже при обучении чисто техническим специальностям будут иметь место попытки совращения в католичество. Нужно приставить к молодым людям весьма грамотного духовника, или куратора. Хм. А не заслать ли в Италию в качестве полпреда Андрея Михалыча Курбского? Человек он в плане богословской и философской эрудиции весьма ученый (ЕМНИП учился у Максима Грека), с итальянскими учеными будет на равных, и "студиозам" мозги вправит, а его княжеский гонор для царского посла будет в самый раз. А заодно убережем "ценного сотрудника" от соблазнов политической борьбы в Москве. Но это так, вариант. А грамотный куратор молодым людям по любому нужен.
Леший: georg пишет: Ох не нравится мне это. Запрут их в коллегиум святого Афанасия в Риме (созданный специально для греков-униатов), а там патеры так промоют мозги неискушенным московитам, что те вернутся на Русь католическими "агентами влияния". Может да, а может и нет. Не стоит преувеличивать возможности католическрй пропаганды. В конце концов Хмельницкой тоже в иезуитском колледже учился. И католиком не стал. Скорее наоборот. georg пишет: ЕМНИП эти меры уже проведены на Стоглавом Соборе 1551. Не совсем. Были отменены тарханы. Но не удалось добиться проверки владельческих грамот. А тут главное именно изьятие в Казну большей части церковных земель. georg пишет: Хм. А не заслать ли в Италию в качестве полпреда Андрея Михалыча Курбского? Да. Это было бы великолепно , но ИМХО, не реально. Курбский не дипломат, а военачальник, пока еще верный царю (его поведение в Ливонии еще ничего не доказывает), и отсылать его в Рим скорее всего не будут.
georg: Леший пишет: В конце концов Хмельницкой тоже в иезуитском колледже учился. После православной братской школы, где прививался хоть какой-то иммунитет. И в родной стране. А тут неискушенные юноши засылаются в Италию Ренессанса, от чудес цивилизации глаза разбегаются, а услужливый гид начинает ненавязчиво капать на мозги, посвящая в тонкости науки, постепенно переходит к делу, упирая на несущественность различия между католицизмом и православием, но в римской церкви ученых людей и мудрости побольше и т.д . Так на Западе и совращали многих православных в реале, и именнно так стали католиками многие западнорусские дворяне, предпринявшие поездку в Италию, в т. ч. Ярема Вишневецкий. Леший пишет: Курбский не дипломат, а военачальник а) В то время небыло четкого разграничения этих служб. Править посольство могли послать любого боярина. б) Великое посольство в Рим будет восприниматься не как опала, а как честь, а засылают его года на 2,не более. в) Всем понятно, что для того, чтобы похитить западную науку без "плевел мудрований католицких" лучшего человека не найти. ИМХО понимает это и он сам. Леший пишет: Но не удалось добиться проверки владельческих грамот. А тут главное именно изьятие в Казну большей части церковных земель. ИМХО ссорится с Церковью и знатью одновременно слишком опасно. Надо бы по очереди.
Леший: georg пишет: В то время небыло четкого разграничения этих служб. Править посольство могли послать любого боярина. А не получится ли так, что попывав "за бугром" Курбский еще более нахватается вредных идей о "разделении властей" и контроле аристократии над монархом и вернется на Русь еще более убежденным диссидентом?
georg: Леший пишет: А не получится ли так, что попывав "за бугром" Курбский еще более нахватается вредных идей о "разделении властей" и контроле аристократии над монархом и вернется на Русь еще более убежденным диссидентом? Где в Италии знать контролирует монарха? Режимы итальянских князей позднего Возрождения вполне себе абсолютистские в духе Макиавелли, а об испанских владениях и говорить нечего. Исключение - Венеция, но там монарх отсутствует вообще.
Леший: georg пишет: ссорится с Церковью и знатью одновременно слишком опасно. Надо бы по очереди. Просто момент очень удачный. Войны нет. Оппозиция (во многом из-за этого) менее активна - нет поддержки из-за рубежа. Дворянство, купечество и "посад" горой за царя. Тем более, что конфискация церковных земель была одним из требований не только дворян, но и родовитой знати. Где в Италии знать контролирует монарха? Но ведь Курбский будет не только в Италии. Ему придется проехать через Польшу и Германию, где эти идеи цветут вовсю (и главное отвечают его настрою). Там и нахватается. Поэтому, ИМХО, треба иной человек. Тоже грамотный и "просвещенный", но при этом, в отличие от Курбского "морально устройчивый". Приходит на ум Афанасий Нагой, но он нужен в Москве.
georg: Леший пишет: Тем более, что конфискация церковных земель была одним из требований не только дворян, но и родовитой знати. Я не совсем понял суть реформы. Дело в том, что основную часть земель монастыри получали в виде вкладов "по душе", и грамоты на это у иноков имеются, не подкопаешся. На Стоглаве были не только отменены иммунитеты (тарханы), но и запрещено принимать эти вклады, причем закон поимел 20-летнюю давность, то есть земли, перешедшие монастырям со времен ВасилияIII, были отобраны в казну. ЕМНИП этого достаточно. Монастыри так же были обложены повышенными по сравнению со служилыми землями налогами. К тому же в реале монастыри вели в то время самое продвинутое хозяйство, и в начале правления Грозного были основными поставщиками товарного хлеба на городские рынки. На будущее - если нужно внедрить продвинутую агрокультуру, удобнее всего через Церковь. Кстати в реале Грозный в годы опричнины восстановил налоговые привиллегии монастырей, нуждаясь в подержке церкви. И снова отменил их в 1580.
Леший: georg пишет: Дело в том, что основную часть земель монастыри получали в виде вкладов "по душе", Не только. Огромное кол-во монастырских земель - это захваченные ими "черносошные" земли (во многом благодаря ростовщичеству). На них никаких грамот у церкви нет. Более того, захват этих земель, даже за долги церковью был незаконен ("черносошная" земля официально принадлежала не крестьянам, а государству). Впрочем, вы во многом правы. Скорее всего восстановления тарханов, в отличие от РИ, не будет, поэтому на Соборе о них речь не пойдет. Будет лишь проверка владельческих грамот с целью изьятия "прихватизированных" церковью черносошных земель. (К сожалению исправить в посте уже не могу - "Правка" исчезла).
полная версия страницы